(no subject)
Хотела ехать домой на метро, но тут начался ливень, и пришлось идти пешком.
Замоскворечье - лучшее, что есть в моей жизни. Особенно поздним вечером и в сильный ливень.
Тогда оно отмокает, отмывается от тех нескольких десятков лет, что успели на него налипнуть с начала времён, и начинает тихо, масляно улыбаться. Сквозь дождевую сырость пробивается аромат малосольных огурцов, тёплых калачей, конского навоза и сундучной затхлости. Под офисными жалюзями отчётливо проступают занавески в мелкий цветочек, на которых не менее отчётливо видны тени кошачьих спин и горшков с геранью. На кривой каменной избушке - кривая надпись древней сельповской вязью: «Пиццерия». Пиццерия, ага. Я, и не заходя внутрь, вижу эту пиццерию: сонные самовары на стойке, половые с проборами - все, как на подбор, красавцы, в косоворотках, в фартуках, с задумчивыми красными носами… Мухи дремлют на потолке, от пиццы за вертсту разит свежайшей, с пыла, кулебякой и расстегаем, на стене мертво мигает плазменный экран, а в углу какая-то совсем уж дивная, из новейших, машинка с ручкой, чихая и запинаясь, играет про разлуку, лучину и чужую сторону… А ещё там подают борщ и щи со щековиной.
Свет от подъездных фонарей до невозможности невнятный, интимный и расплывчатый. По большому счёту он не высвечивает ничего, кроме воспоминаний. Неописуемо хорошо и странно стоять под козырьком и смотреть, как в мокрой мостовой отражаются невидимые по эту сторону пролётки, «победы» и огни марсианских кораблей. Под шум дождя стук лошадиных копыт и всхлипы колёс кажутся гулкими и потусторонними, и репродуктор на столбе чихает от воды, как кот, которого окунули мордой в миску.
«Осторожно! Адвокат за углом!» - предупреждает табличка на углу. А из продуктовой лавки напротив слышатся мужественные, бархатно-пивного тембра голоса:
- Димон! Нам на всё денег не хватит, слышь? Надо что-то одно: или пиво, или халву.
- Халву! - твёрдо отвечает Димон к немалому потрясению Мироздания.
И он прав, разумеется. Утративший вкус халвы утрачивает в кус к жизни. А без жизни - какое там пиво?
Замоскворечье - лучшее, что есть в моей жизни. Особенно поздним вечером и в сильный ливень.
Тогда оно отмокает, отмывается от тех нескольких десятков лет, что успели на него налипнуть с начала времён, и начинает тихо, масляно улыбаться. Сквозь дождевую сырость пробивается аромат малосольных огурцов, тёплых калачей, конского навоза и сундучной затхлости. Под офисными жалюзями отчётливо проступают занавески в мелкий цветочек, на которых не менее отчётливо видны тени кошачьих спин и горшков с геранью. На кривой каменной избушке - кривая надпись древней сельповской вязью: «Пиццерия». Пиццерия, ага. Я, и не заходя внутрь, вижу эту пиццерию: сонные самовары на стойке, половые с проборами - все, как на подбор, красавцы, в косоворотках, в фартуках, с задумчивыми красными носами… Мухи дремлют на потолке, от пиццы за вертсту разит свежайшей, с пыла, кулебякой и расстегаем, на стене мертво мигает плазменный экран, а в углу какая-то совсем уж дивная, из новейших, машинка с ручкой, чихая и запинаясь, играет про разлуку, лучину и чужую сторону… А ещё там подают борщ и щи со щековиной.
Свет от подъездных фонарей до невозможности невнятный, интимный и расплывчатый. По большому счёту он не высвечивает ничего, кроме воспоминаний. Неописуемо хорошо и странно стоять под козырьком и смотреть, как в мокрой мостовой отражаются невидимые по эту сторону пролётки, «победы» и огни марсианских кораблей. Под шум дождя стук лошадиных копыт и всхлипы колёс кажутся гулкими и потусторонними, и репродуктор на столбе чихает от воды, как кот, которого окунули мордой в миску.
«Осторожно! Адвокат за углом!» - предупреждает табличка на углу. А из продуктовой лавки напротив слышатся мужественные, бархатно-пивного тембра голоса:
- Димон! Нам на всё денег не хватит, слышь? Надо что-то одно: или пиво, или халву.
- Халву! - твёрдо отвечает Димон к немалому потрясению Мироздания.
И он прав, разумеется. Утративший вкус халвы утрачивает в кус к жизни. А без жизни - какое там пиво?