Читаю "Секулярный век" Чарльза Тейлора
Оригинал взят у dmatveev в Читаю "Секулярный век" Чарльза Тейлора
Ну вот, и у него идея, что-де наступающий на смену средневековью модерн - это утрата чувства тайны.
Но, по-моему:
1) С модерном и так, и не так. Потому что модерн в этом отношении расщеплен. В нем есть и гносеологический оптимизм и, я бы сказал, гносеологический реализм. Последний выражен Кантом: нет никаких гарантий, что реальность такова, какой предстает нам. Вообще нет никаких гарантий, только неустранимый риск.
Это тоже модерн, потому что продолжает утверждать ценность разума и свободы. Но для Канта пользование разумом есть мужество, т. е. связано с риском. И свобода понимается не как безграничные возможности, а как возможность выбора, которая обусловлена тем же радикальным незнанием, а значит, связана с риском. (Гегелевская свобода - с точностью до наоборот, осознанная и оседланная необходимость, такая свобода скорее =власть.)
Обе линии модерна продлеваются в ХХ в., кантовскую мощно продолжает Поппер, она специфически проявляется у Хайека, в теологии ей наследуют Тиллих и Кюнг (с его пониманием веры как выбора в условиях uncertain reality).
Не дочитав Тейлора, гляжу по своему обыкновению в указатель имен книги, ни Тиллиха, ни Кюнга не вижу. Нет даже Кокса, главного "теолога секуляризации", автора книги с названием, перекликающимся с тейлоровским: "Мирской град". Странно мне, как без них может быть такое фундаментальное исследование проблемы.
2)Вопрос, что за чувство тайны в эпоху таких четких и безальтернативных представлений о Боге и конечной участи человека, какие характерны для времени до "расколдования мира". Разве мифы и догмы - не верх определенности? По-моему, эту ситуацию хорошо прочувствовал сам автор концепции "расколдования мира" Макс Вебер: "Авраам или какой-нибудь крестьянин в прежние эпохи умирал "стар и пресытившись жизнью", потому что был включен в органический круговорот жизни, потому что его жизнь по самому ее смыслу и на закате его дней давала ему то, что могла дать; для него не оставалось загадок, которые ему хотелось бы разрешить, и ему было уже довольно того, чего он достиг. Напротив, человек культуры, включенный в цивилизацию, постоянно обогащающуюся идеями, знанием, проблемами, может "устать от жизни", но не
может пресытиться ею. Ибо он улавливает лишь ничтожную часть того, что вновь и вновь рождает духовная жизнь, притом всегда что-то предварительное, неокончательное, и поэтому для него смерть -- событие, лишенное смысла." Определенности явно меньше (и, соответственно, тайны больше) во втором случае.
Ну вот, и у него идея, что-де наступающий на смену средневековью модерн - это утрата чувства тайны.
Но, по-моему:
1) С модерном и так, и не так. Потому что модерн в этом отношении расщеплен. В нем есть и гносеологический оптимизм и, я бы сказал, гносеологический реализм. Последний выражен Кантом: нет никаких гарантий, что реальность такова, какой предстает нам. Вообще нет никаких гарантий, только неустранимый риск.
Это тоже модерн, потому что продолжает утверждать ценность разума и свободы. Но для Канта пользование разумом есть мужество, т. е. связано с риском. И свобода понимается не как безграничные возможности, а как возможность выбора, которая обусловлена тем же радикальным незнанием, а значит, связана с риском. (Гегелевская свобода - с точностью до наоборот, осознанная и оседланная необходимость, такая свобода скорее =власть.)
Обе линии модерна продлеваются в ХХ в., кантовскую мощно продолжает Поппер, она специфически проявляется у Хайека, в теологии ей наследуют Тиллих и Кюнг (с его пониманием веры как выбора в условиях uncertain reality).
Не дочитав Тейлора, гляжу по своему обыкновению в указатель имен книги, ни Тиллиха, ни Кюнга не вижу. Нет даже Кокса, главного "теолога секуляризации", автора книги с названием, перекликающимся с тейлоровским: "Мирской град". Странно мне, как без них может быть такое фундаментальное исследование проблемы.
2)Вопрос, что за чувство тайны в эпоху таких четких и безальтернативных представлений о Боге и конечной участи человека, какие характерны для времени до "расколдования мира". Разве мифы и догмы - не верх определенности? По-моему, эту ситуацию хорошо прочувствовал сам автор концепции "расколдования мира" Макс Вебер: "Авраам или какой-нибудь крестьянин в прежние эпохи умирал "стар и пресытившись жизнью", потому что был включен в органический круговорот жизни, потому что его жизнь по самому ее смыслу и на закате его дней давала ему то, что могла дать; для него не оставалось загадок, которые ему хотелось бы разрешить, и ему было уже довольно того, чего он достиг. Напротив, человек культуры, включенный в цивилизацию, постоянно обогащающуюся идеями, знанием, проблемами, может "устать от жизни", но не
может пресытиться ею. Ибо он улавливает лишь ничтожную часть того, что вновь и вновь рождает духовная жизнь, притом всегда что-то предварительное, неокончательное, и поэтому для него смерть -- событие, лишенное смысла." Определенности явно меньше (и, соответственно, тайны больше) во втором случае.