Иванов 3
Первая половина этой статьи посвящена проекту «пермь как текст», жалобам на то что никто из журналистов не прочитал и не откликнулся, типа «это же не Живая пермь для них а мертвая». В нашем контексте ничего интересного, читаем далее…
«Живая Пермь» обозначила нашу цель: стать евразильским городом Курибао. Жаль только, что Пермь не стоит на берегу Атлантики на широте Сочи, как ее испанский город-побратим, а музей PERMM основал не Гуггенхайм, а провинциальный сенатор. Хотя для актуального искусства Россия всегда была провинцией. Не все ли равно, откуда смешить Европу - из Москвы или из Перми?
Красавец. Русское искусства начала прошлого века - повлияло на искусство всего мира. (Малевич, Кандинский, Родченко и.т.д. ) Оно сформировало мировое актуальное искусство, было в центре. Потом,
в советское время, мы были исключены из контекста вообще. То есть не были ни провинцией ни центром, нас не было. Что касается сегодняшней ситуации - может стоило бы нашему писателю, прежде чем судить о месте «России в актуальном искусстве» один раз побывать на Венецианском Биеннале, Кассельской Документе, Парижском ФИАКе. Нигде не был, но знает. Откуда? Может он знает из форбса, что Илья Кабаков был три года - художником номер 1 в мире, по их рейтингу? (искусство не спорт, здесь места относительны, и все таки). Нет, я думаю что просто «чукча не читатель, чукча писатель». Пишет в форме статьи художественное произведение, в котором воля автора важней реальности. Надо было дать знать. И не в общественно-политическом издании это публиковать - а вложить в уста своему герою, который борется с силами актуального зла. )))
Что касается фестиваля «живая пермь» и Бразилии. Фестивали бывают разные. Так же как книги. Например бухгалтерская книга и роман. И целью фестиваля «живая пермь», познакомить всех с творческой энергией пермяков. Без цензуры - предоставить всем возможность для репрезентации. Всем, кто еще чего-то хочет. И привезти экспертов, чтоб оценили - кто что может. Да мы не в Сочи, а в Перми. Но просигналить таким образом, что скоро лето и что «счастье теплой погоды - не за горами» - тоже цель. И что бы люди, которые ни разу не были в музее - увидели искусство на улице, а другие послушали поэзию в сквере, а не в библиотеке, куда они дорогу забыли. Чем не цель?
Актуальное искусство - оно как мода, а мода везде одинакова: и в Перми, и в Москве, и в Париже.
Скорее как наука. Она глобальна. Язык современного искусства тоже интернационален. Это правда. Только в чьих глазах это является минусом ? Локальное потому и интересно, что есть глобальное. Нет, конечно можно сетовать, что мы не на разработанных в России компьютерах пишем. Но ведь универсальный язык (например русский - 32 буквы) не мешает создавать уникальные тексты. Конечно, для ребенка не умеющего читать - все эти тексты - одинаковые… «и в Перми и в Москве и в Париже». Но согласитесь, странно в начале 20 века услышать от неграмотного человека «все зло от ваших книг. Все они про одно. Про зло.».
Разными бывают только культурные коды. «Пермистика» - собрание феноменов, на которых и сформировался культурный код Перми.
С формальной точки зрения этот код исследуют ученые - Владимир Абашев и Олег Лейбович. У Абашева описана работа кода в литературных практиках, а у Лейбовича - в социальных. Например, Абашев пишет о любви Пастернака к Перми, а Лейбович - о любви Перми к садовым участкам. Если экстраполировать обе эти линии, то они сойдутся на огороде в Переделкино, где окучивал ботву опальный Борис Пастернак. (Предлагаю сделать Пастернака лицом «пермской картошки». Заплатите мне за идею столько же, сколько заплатили Николаю Палажченко!)
Уважаемый А. Иванов. За какую идею заплатили Николаю Палажченко? Коля вообще не человек идей, а исполнитель, «эффективный менеджер». Он может в историю так и войдет в связи с вашей статьей. Вроде текст был про «пермь как текст», ваш проект, а вас опять чужие деньги мучают. Хотя я воспользуюсь этим пасом, чтоб рассказать своим читателям о некрасивой истории с деньгами и «пермью как текстом». Министерство передало деньги на издание вашему продюсеру. Ну там через конкурс, но - понятно же, проект Иванова и - деньги Иванову. Еще раз повторяю - вашему продюсеру. Потом вы с ним расстались как-то не очень видимо красиво - и появляется обвинение в адрес министерства - что исполнитель не исполнил проект. Слишком цинично по моему. Даже для Вас. Даже при вашей любви к денежной теме. Вы не пришли в министерство сказать «извините, парень, которого я привел, не исполнил задачу. Не все издал», вы не пришли к Вильковичу (так его зовут) и не сказали «ты меня подводишь. Исполни задачу. Деньги нам давали, а не тебе. » . Вы решили свои грехи спихнуть на сотрудников министерства. Они там миндальничают, а я спрошу. Иванов, почему не вы издали три книги. Никого не волнует, что Вы там со своим продюсером что-то не поделили. (деньги наверно). Нет все таки денежная тема погубит писателя Иванова. Начнут анекдоты рассказывать и превратится писатель в персонажа.
Но художественное осмысление культурного кода всегда показательнее инвентарно-краеведческого и научно-аналитического. Большая часть произведений проекта «Пермь как текст» - художественные. Или близкие к ним.
Художественно-документальными являются очерки Светланы Федотовой «Молотовский коктейль». В этих очерках - неприукрашенные портреты лидеров Перми советской. Основной итог исследования Федотовой неутешителен: советские бонзы не имели общего идеала. Им не с чем было себя сравнивать. У них не находилось критериев для самоидентификации. Идеология строительства коммунизма не стала таким критерием. Значит, не было и такой общности - советский народ. Был просто народ без отечества, который жил голым бытом. Спокойно жил, устало, добродушно, мирно, патриархально. Об этом - вторая часть книги: очерки Владимира Киршина «Частная жизнь».
Частная жизнь - была. Общественной - не было. Так происходит и сейчас, когда в частном порядке всем весело на Речном вокзале, а общее - культурное наследие - всем «по барабану». Эта проблема, разумеется, не пермская, а общероссийская. Федотова и Киршин просто дают пермский вариант.
Мне и в Индии весело читать, как вы к месту и не к месту нас приплетаете. Боюсь показаться невежливым, но это похоже мания. Все, далее без комментариев. Просто обращаю ваше внимание, что текст был о книжной серии. И что разбросанные уколы, то музею современного искусства, то Живой Перми - это подсознательное. Быть новому роману. Зуб даю.
Идеология никого не объединила в нацию. Точно так же нынешний российский народ не объединяет в нацию и вера. В нацию нас не объединяет даже экзистенция - естественные страхи человека перед смертью, перед болью, перед одиночеством. Об этом - повесть Владимира Пирожникова «Небрежная любовь».
В провинции нет денег, чтобы создать видимость, будто проблема утраты общих ценностей не существует: не на что отремонтировать храмы, больницы, музеи. Отремонтированные, они, конечно, не станут «узлами стяжения» нации, но деградация общих ценностей хотя бы не будет бросаться в глаза. Откровенность ситуации - свойство провинциального культурного кода. Поэтому провинция не умеет лицемерить и не умеет видеть лицемерие. Когда Перми говорят, что с Речного вокзала белый пароход увезет ее в Хоббитанию, Пермь верит.
Но свято место пусто не бывает. Утраченные ценности должны чем-то замещаться. Они и замещаются - мнимыми сущностями. Некими виртуальными двойниками. Философ Бодрийяр называет их «симулякрами». Например, есть искусство и есть его симулякр - перформанс. Есть народ, и есть его симулякр - электорат. Про симулякры - повести Владимира Пирожникова «На пажитях небесных» и Леонида Юзефовича «Казароза».
В повести Юзефовича на примере Перми зарифмованы мировая революция и мировой язык эсперанто. Эсперанто - симулякр мирового братства, к которому стремилась революция в России. В провинции, где все - откровенно, революция привела к разрушению жизни в городе Пермь, а эсперанто привело к разрушению жизни певицы Казарозы. Откуда же на нашу голову свалились эти симулякры?
Симулякры - продукт производства постиндустриальной цивилизации, как вещи - продукт производства индустриальной цивилизации. Постиндустриальная цивилизация описана в фантастической повести Пирожникова. Там главный герой обнаруживает, что его судьба - симулякр. Не плод его усилий, а машинная программа. Владимир Пирожников написал свою повесть задолго до «Матрицы», где Нео, герой Киану Ривза, обнаружил то же самое у себя.
И вот здесь пролегает водораздел между провинциальным и столичным культурными кодами. Столичный выбирает симулякры - видимости, зрелища, потому что столицы - постиндустриальные миры. Это глобальная тенденция, для этого столицы и нужны культуре. Провинциальный культурный код выбирает подлинность, материальность. Из процветающего менеджера и хакера Нео становится каким-то бомжом в подземелье, маргиналом. Ну а героя Пирожникова компьютер пытается убить - это не слаще, чем у Вачовски.
Постиндустриальный мир комфортнее индустриального - значит, он неизбежен. В этом нет ни беды, ни катастрофы. Просто разные культурные коды, и все. Но их надо различать. А как отличить провинциальное от столичного, подлинное - от неподлинного, вещь - от симулякра? В общем, как гея от натурала - по приверженности тому, что дано природой и судьбой.
Наше данное - родина и общество, локус и социум. За вычетом утраченных общих ценностей остается локус и культурное наследие. Об этом - «Открытие земли» Семена Ваксмана, «Территория бога» Юрия Асланьяна, «Вся Пермь» Нины Горлановой и «Небрежная любовь» Владимира Пирожникова. Во всех произведениях Пермь или Пермский край форматирует судьбы героев. Во всех произведениях так или иначе культурное наследие определяет выбор.
Только культура - традиционная, а не ее симулякр, - позволяет Ваксману объяснить читателю этику верного выбора: не бабла и не самовыражения, а открытия Земли. Колумб открыл новый материк, а Мэрчисон - новую эпоху. С экономической, индустриальной точки зрения эти открытия равноценны: спросите про прибыли у нефтяников или калийщиков.
С постиндустриальной точки зрения открытие Мэрчисона не имеет никакого значения - анимированные звероящеры не соберут такую кассу, какую собирают анимированные Спилбергом динозавры. Пермь, иди в пень со своим Мэрчисоном.
Только культура позволяет экзальтированной героине «Всей Перми» выживать в той ужасной Перми, в которой живет Нина Горланова. И Горланова делится технологией спасения. Конечно, организаторам «Живой Перми» эта технология ни к чему, но в Перми больше народу спасается все-таки как Нина Горланова. Это не аргумент для искусства, но аргумент для тех, кто вкладывает в него деньги налогоплательщиков.
Только мощь пермской истории оправдывает героя Асланьяна - егеря, застрелившего директора Вишерского заповедника. Веками копившаяся правота человека на своей земле превращает униженного и оскорблённого в того, кого нельзя унижать и оскорблять. История дает достоинство. «Чтобы стоять, я должен держаться корней».
Наконец, подлинность любви для героя Пирожникова расколдовывает мир, в котором герой живет, а мир этот был заколдован симулякром-джазом. Мир открылся тяжелый и дурной, но настоящий. Симулякр может сделать человека счастливым, но не сделает подлинным.
Провинциальный культурный код всегда выбирает подлинность. Какой бы она ни была. Приверженность подлинности, своей идентичности - тоже мировой тренд, но Россия его не приняла. У нас эта приверженность мило называется «квасным патриотизмом». Что ж, тогда «квасное» - против «кислотного».
Пермь и вправду самый культурнопродвинутый город провинциальной России, потому что, видимо, ни на какой другой город не ведется такой «кислотной» атаки. Жаль, что финалом ее видится полное размывание региональной идентичности.
Симулякры плодятся делением (если финансовая среда достаточно питательна), но симулякры не создают культуры.
Предлагаю инсталляцию напоследок: на Речном вокзале из книг проекта «Пермь как текст» выложить при входе слова «Здесь был город Пермь».