Чтоб не пропало
Мужичок
Жил себе мужичок один завалящий. Пьяница был - тьфу! Даже говорить не о чем, только жалостливый был очень. Так ему было всех жалко, что порой слова молвить не мог - молчит и грудь рукой потирает, потому что у него от этой жалости сердце все время ныло, и как будто таяло. Может и пил он поэтому. Выпьет побольше и уснет, а наутро снова мучается и с похмелья и от жалости.
Во дворе все ребята знали, когда у дяди Мити получка. Он им конфет, мороженого сразу коробку покупал - все раздаст, ну что останется от зарплаты, жене несет. Она с ним совсем замучилась
- Пропащая твоя душа, говорит, - Митя, - и суп ему наливает.
А ему и жены жалко. Он у нее лямочки от фартука целует и приговаривает:
- Наденька, бедная моя….
А жене его тоже жалко. Любит потому что. Все карманы у него вывернет, все до копеечки заберет. А он наутро встанет, мелочь по квартире насобирает, бутылки сдаст - и за «бояркой». Купит пару пузырьков и ждет, когда полегче ему станет. Но ему не полегче, а как будто хуже становится.
Вот, раз, пошел он как обычно после работы в аптеку, за лекарством. В кармане мелочи аккурат на один пузырек. Стоит, ждет, старушек вперед пропускает. Вдруг смотрит, инвалид молодой заходит, и сразу видно, тоже за пузырьком. Стоит молодой инвалид, ножки у него вихляются, одна рука как плеть висит, а другой он мелочь по карманам нашаривает. Митя как его увидал, совсем расстроился. Отдал он инвалиду все свои деньги и пошел домой трезвый.
Сердце у Мити захолонуло, дышать не может. Оно если раньше ему огарком свечным, который в луже воска плавал, представлялось, то теперь и вовсе растопилось, и чувствует Митя, нет в нем больше сердца. Приходит домой, Наденька дверь ему открывает, смотрит на мужа:
- Что это с тобой? Совсем допился?!
- Не пил я Наденька. Трезвый.
Тут жена совсем испугалась. А Митя сел у порога: «прости, - говорит - Наденька, умираю я». Закрыл глаза и умер.
Умер, и по грехам своим попал в ад. Полетел в тартарары. А там холод такой, что ужас. Грешники замерзли все, пошевелиться не могут. Посмотрел на них мужичок, и так бы и умер от жалости, если б смог. Сидит Митя в тартаре, плачет от жалости, а сердце у него в груди горящей лужицей плещется и тепло от него идет. Почувствовали это грешники и к Мите руки тянут погреться. Оттаяли у них пальцы, повеселел тартар. А злые духи увидели безобразие такое, ругаются на Митю: «ты чего, - говорят, - курорт здесь устроил?! А ну, проваливай отсюда, не нужен ты нам здесь! Пусть тебя Боженька твой к себе забирает!».
Услышали это грешники, расстроились, застонали. Достал тогда Митя свое сердце, и бросил его в тартар, пусть греются. А нечистые мужичка из ада выпнули и ко Господу на поклон отправили.
Вот, летит Митя на встречу с Богом и ужасается: «как же я предстану перед Ним? Сердца нет, рубашечка грязная…». Не успел додумать, бух на колени, голову поднимает, а перед ним Господь стоит и смотрит ласково.
- Что, Митя?
- Я, Господи.
- Не приняли тебя в аду?
- Так, Господи.
- А сердце твое, где же?
Молчит Митя, только голову пониже опустил. А Господь его за руку взял, и тартар сверху показывает: а там ледяное все, только крошечный огонек светится.
- Вот оно сердце твое. Пусть у них будет. Я тебе другое сердце дам, еще лучше.
И повел Господь Митю с собой и дал ему новое сердце и рубашечку чистую тоже дал.
Подруга дней моих суровых между пеленками и написанием досок кропает историйки, которые потом благополучно херит. Эту успел спасти от небытия.
Впрочем, вполне по-дзенски: шедевр - это шедевр данного мгновения. Мандала на ветер.
Жил себе мужичок один завалящий. Пьяница был - тьфу! Даже говорить не о чем, только жалостливый был очень. Так ему было всех жалко, что порой слова молвить не мог - молчит и грудь рукой потирает, потому что у него от этой жалости сердце все время ныло, и как будто таяло. Может и пил он поэтому. Выпьет побольше и уснет, а наутро снова мучается и с похмелья и от жалости.
Во дворе все ребята знали, когда у дяди Мити получка. Он им конфет, мороженого сразу коробку покупал - все раздаст, ну что останется от зарплаты, жене несет. Она с ним совсем замучилась
- Пропащая твоя душа, говорит, - Митя, - и суп ему наливает.
А ему и жены жалко. Он у нее лямочки от фартука целует и приговаривает:
- Наденька, бедная моя….
А жене его тоже жалко. Любит потому что. Все карманы у него вывернет, все до копеечки заберет. А он наутро встанет, мелочь по квартире насобирает, бутылки сдаст - и за «бояркой». Купит пару пузырьков и ждет, когда полегче ему станет. Но ему не полегче, а как будто хуже становится.
Вот, раз, пошел он как обычно после работы в аптеку, за лекарством. В кармане мелочи аккурат на один пузырек. Стоит, ждет, старушек вперед пропускает. Вдруг смотрит, инвалид молодой заходит, и сразу видно, тоже за пузырьком. Стоит молодой инвалид, ножки у него вихляются, одна рука как плеть висит, а другой он мелочь по карманам нашаривает. Митя как его увидал, совсем расстроился. Отдал он инвалиду все свои деньги и пошел домой трезвый.
Сердце у Мити захолонуло, дышать не может. Оно если раньше ему огарком свечным, который в луже воска плавал, представлялось, то теперь и вовсе растопилось, и чувствует Митя, нет в нем больше сердца. Приходит домой, Наденька дверь ему открывает, смотрит на мужа:
- Что это с тобой? Совсем допился?!
- Не пил я Наденька. Трезвый.
Тут жена совсем испугалась. А Митя сел у порога: «прости, - говорит - Наденька, умираю я». Закрыл глаза и умер.
Умер, и по грехам своим попал в ад. Полетел в тартарары. А там холод такой, что ужас. Грешники замерзли все, пошевелиться не могут. Посмотрел на них мужичок, и так бы и умер от жалости, если б смог. Сидит Митя в тартаре, плачет от жалости, а сердце у него в груди горящей лужицей плещется и тепло от него идет. Почувствовали это грешники и к Мите руки тянут погреться. Оттаяли у них пальцы, повеселел тартар. А злые духи увидели безобразие такое, ругаются на Митю: «ты чего, - говорят, - курорт здесь устроил?! А ну, проваливай отсюда, не нужен ты нам здесь! Пусть тебя Боженька твой к себе забирает!».
Услышали это грешники, расстроились, застонали. Достал тогда Митя свое сердце, и бросил его в тартар, пусть греются. А нечистые мужичка из ада выпнули и ко Господу на поклон отправили.
Вот, летит Митя на встречу с Богом и ужасается: «как же я предстану перед Ним? Сердца нет, рубашечка грязная…». Не успел додумать, бух на колени, голову поднимает, а перед ним Господь стоит и смотрит ласково.
- Что, Митя?
- Я, Господи.
- Не приняли тебя в аду?
- Так, Господи.
- А сердце твое, где же?
Молчит Митя, только голову пониже опустил. А Господь его за руку взял, и тартар сверху показывает: а там ледяное все, только крошечный огонек светится.
- Вот оно сердце твое. Пусть у них будет. Я тебе другое сердце дам, еще лучше.
И повел Господь Митю с собой и дал ему новое сердце и рубашечку чистую тоже дал.
Подруга дней моих суровых между пеленками и написанием досок кропает историйки, которые потом благополучно херит. Эту успел спасти от небытия.
Впрочем, вполне по-дзенски: шедевр - это шедевр данного мгновения. Мандала на ветер.