Одно время она вдруг стала наведываться ко мне почаще
<...> Придет поздно вечером, когда я привык ложиться. Придет, сядет и ну говорить. Всегда об одном и том же - о том, до чего, мол, она любит тишину и как это хорошо побыть иногда в одиночестве. Она говорила, и конца не было этим разговорам.
<...> Кому, кроме немцев, могло бы прийти в голову построить самый обыкновенный, ничем не привлекательный ряд жилых домов длиной в четыре километра? - спросил я (мы как раз проезжали мимо такого). Нет, Марианна не могла припомнить кого-то еще. По-моему, немцы страдают какой-то почти извращенной тягой к монументальности. Марианна сочла, что, может быть, лучше такая монументальность, чем вообще никакой. Может, и так, сказал я задумчиво. Может быть, да, а может быть, нет, говорит Марианна, и я говорю, что если сказать так, то мы недалеко отошли от первого заключения. Далеко, недалеко, подумаешь велика важность! - говорит Марианна. До важности все равно никогда не доберешься, прибавляет она через некоторое время. И смотрит на меня.
Во власти женщины. Эрленд Лу