Как довести Чехова до логического конца, на котором он всех вертит. Часть 1
Вступление
… О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ! ...
Да иду я, иду! Ох, господи… у самой настроение ни к чёрту. Очень грустное настроение. Даже, я бы сказала, тоска на душе. И потом, я вам что, Чехов что ли?! Хотя в случае Чехова можно сказать - разобщённость наших душ, а не близких. Потому что он-то хочет объединить все души, он хочет мировую душу. Не путать с мировой революцией - это другое. Мировая душа - это такое мирское объяснение святого духа, насколько я это могу понять.
Большинство людей, конечно, ничего, нормально живут. Сплоченно:
--Ты картошку по какой цене брала?
--бла-бла-бла.
--Да ты что! Как хорошо, что ты сказала. Побегу покупать!
Или:
--Ты видел эти сиськи!
--Ага…
--Как у Сисяна!
Но если человек не дурак, он догадывается, что его не понимают. И старается донести свою ням-ням-ням мысль до большого количества людей. Если снова ни до кого не доходит, приходится писать сквозь вечность. Ведь счастье - это когда тебя понимают.
Я, например, Чехова понимаю. Не зря мучился мужик, старался, писал. Сейчас я вам всё расскажу.
Лучше всего творчество Чехова иллюстрирует поговорка - девять больных пришли к одному здоровому. Сказать, что в каждом произведении Чехова есть абсолютно здоровый герой, нельзя, ведь Чехов пишет про реальную жизнь, а не изображает персонажей из мира своего духа (в этом смысле он как будто недостаточно творческий). А в реальном мире идеальных «героев» нет, или, так сказать, «положительных героев». Поэтому у Чехова есть персонажи более пошлые и менее пошлые. Мы, как хорошо натренированная охотничья борзая, ищем героя, на стороне которого симпатия автора, точнее, симпатия автора больше, чем к другим (потому что у меня есть подозрение, что он ко всем персонажам относится с принятием). Это, понятно, менее пошлый герой, или совсем не пошлый, в общем, тот, ради кого вся эта заварушка сварганилась.
Как этого чудака почуять? Для этого надо понять, кто прав больше, чем другие. Для этого надо понять, относительно чего мерить. Для этого надо понять, что такое пошлость. Для этого надо…
Уже запутались? Подведём итог - все люди больны. Но не знают об этом. Им кажется, что с ними-то всё в порядке. Единственно, некоторые понимают, что что-то в жизни не то, или что кто-то им мешает, или надо что-то сделать, чтобы было лучше, - ведь надо же что-то делать. Например, ходить с молоточком и стучать. Это вершина мысли, до которой больные люди дотягиваются в произведениях Чехова.
Ну вот, казалось бы, тысячу раз было обговорено: «Царство божие внутри нас».
Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас.
Не понимают. Дебилы, блин! Ну это уже из другой оперы.
Возвращаемся. Все люди больны. Что это за болезнь? Очень сложно дать название этой болезни, ведь я не психиатр. Ну, назовём её, условно, - материя или жизнь во плоти, а заключается болезнь в следующей дилемме - как жить жизнью души в жизни тела. Больные люди не ощущают этой дилеммы. Если они и начинают растревоживаться, то не уходят в область внутренней жизни, а сводят всё к внешнему. Не бытие, а быт. А вот у продвинутых геймеров героев есть другая, скрытая жизнь. Это скрытая жизнь души. Они хотят жить жизнью души, но вписать её в окружающую действительность не могут.
Душа должна выбирать. Постоянно. Или бытие. Или быт. Одновременно никак. Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное. Не потому что богатство - это плохо. Потому что, чем больше богатства, тем больше быта. А быт - это вот что: ты что-то делаешь и привязываешься к результату, плодам деятельности, ты же это сделал, и ты думаешь - это моё. И вот это ощущение - «это моё» заполняет человека, и у него остается мало места для духовной жизни. Прям в буквальном смысле - ощущение «это моё» заполняет внутреннее пространство, сферу внутренней жизни. И для самой внутренней жизни места мало. Времени мало. Ведь в сутках 24 часа. И ты не можешь быть одновременно своим вниманием, сознанием и здесь, и там. А где внимание, там и развитие. С другой стороны, если бы у человека не было такой сильной привязки к плодам своей деятельности, то человек наложил бы на себя руки от безысходности. А сильная привязка появляется от того, что всё даётся с трудом - хлеб добывается в поте лица, а рожает женщина в муках. А так, все бы поубивали себя и друг друга. Вот это ощущение, что «моё» и что «жаль потраченных усилий» - называют любовью. Это я к чему? Человеку сложно существовать между бытием и бытом.
В общем, есть продвинутые герои, на стороне которых симпатия автора. По внешнему признаку их можно опознать так (в тексте это показано): в них есть что-то детское, грустное и они умеют радоваться. Ну а дальше только мои домыслы. У них есть другая, скрытая жизнь. Она приносит им радость. Они хотят жить жизнью души. Пусть даже у них это плохо получается, пусть даже жизнь души сводится к мечте о крыжовнике. В своём стремлении жить душой и в своём неумении интегрировать душу в этот мир, они впадают то во фрустрацию, как Человек в футляре, то в аддикцию, как герой Крыжовника. То есть Человек в футляре душу не может интегрировать в эту жизнь и остаётся в мире бытия, в сфере духа. «В теле» же он живёт неумело, неловко, тягостно, всем своим существованием показывая, что что-то не то. И этим он других, менее продвинутых героев, раздражает. Никто не любит растревоживаться. А герой Крыжовника душу интегрировал в эту жизнь и получился быт, пошлость, которой так возмущается его брат. То есть как? И так не так, и эдак не так? Да, именно: и так не так, и эдак не так. Надо секретный элемент знать.
В библии (универсальном коде) сказано «всегда радуйтесь». Но, кажется, Чехов говорит жизни в своих произведениях: «Здравствуй, грусть». Есть ли в этом противоречие универсальному коду. Я думаю, нет. Я думаю, то, что люди называют радостью - это суррогат. Мне, кажется, большинство людей и не помнят, что такое радость. Большинство людей радостью называют - удовольствие или злорадство. И даже не замечают подмены. Потому что они гаврики. И вот для того, чтобы вернуться в состояние радости, вспомнить вот это детское беспричинное, нужное уметь сказать жизни: «Ну, здравствуй, сука» «Здравствуй, грусть». Наверно, это и есть смирение. И оно необходимо для радости. Но люди до ужаса не хотят грустить. До стадии грусти есть страсти, и есть писатели, которые пишут про страсти. Но Чехов, он о грусти. Чистой как родниковая вода грусти. Ею надо омыться, чтобы стать живым. Потому что, только когда ты живой, ты можешь по-настоящему радоваться. Другому человеку. Такому же как ты. Живому. И вместе с ним. А если не сказать грусти «здравствуй», то можно превратиться в Ионыча. Любимая девушка отвергла его, а он… Он не стал грустить. А так как грусть находится в сфере духа, то, чтобы грусть не чувствовать, он начал закрывать эту сферу в себе. А природа не терпит пустоты. Он начал тяжелеть, наполнятся материей и наполнять свою жизнь материей. И всё стало казаться ему ужасно пошлым. Потому что он стал смотреть на всё мертвыми глазами. Ещё там, на кладбище (что символично), он сделал выбор: «перед ним белели уже не куски мрамора, а прекрасные тела, он видел формы, которые стыдливо прятались в тени деревьев, ощущал тепло, и это томление становилось тягостным…
И точно опустился занавес, луна ушла под облака, и вдруг все потемнело кругом. Старцев едва нашел ворота, - уже было темно, как в осеннюю ночь, - потом часа полтора бродил, отыскивая переулок, где оставил своих лошадей.
- Я устал, едва держусь на ногах». Он выбрал материю. Он отверг грусть. И с этого момента он стал отмирать.
Что будет, если отказаться от грусти. В лучшем случае - пир во время чумы. Что будет, если принять грусть. В лучшем случае - твой быт станет твоим бытием. Как у Алехина из рассказа «О любви».
Вот и поговорим. О «Маленькой трилогии»: «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви». Но, потом, ведь это только вступление, а я затянула.
Если вам нравятся мои тексты, вы можете поддержать меня донатом здесь.
Спасибо за внимание.
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
… О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ! ...
Да иду я, иду! Ох, господи… у самой настроение ни к чёрту. Очень грустное настроение. Даже, я бы сказала, тоска на душе. И потом, я вам что, Чехов что ли?! Хотя в случае Чехова можно сказать - разобщённость наших душ, а не близких. Потому что он-то хочет объединить все души, он хочет мировую душу. Не путать с мировой революцией - это другое. Мировая душа - это такое мирское объяснение святого духа, насколько я это могу понять.
Большинство людей, конечно, ничего, нормально живут. Сплоченно:
--Ты картошку по какой цене брала?
--бла-бла-бла.
--Да ты что! Как хорошо, что ты сказала. Побегу покупать!
Или:
--Ты видел эти сиськи!
--Ага…
--Как у Сисяна!
Но если человек не дурак, он догадывается, что его не понимают. И старается донести свою ням-ням-ням мысль до большого количества людей. Если снова ни до кого не доходит, приходится писать сквозь вечность. Ведь счастье - это когда тебя понимают.
Я, например, Чехова понимаю. Не зря мучился мужик, старался, писал. Сейчас я вам всё расскажу.
Лучше всего творчество Чехова иллюстрирует поговорка - девять больных пришли к одному здоровому. Сказать, что в каждом произведении Чехова есть абсолютно здоровый герой, нельзя, ведь Чехов пишет про реальную жизнь, а не изображает персонажей из мира своего духа (в этом смысле он как будто недостаточно творческий). А в реальном мире идеальных «героев» нет, или, так сказать, «положительных героев». Поэтому у Чехова есть персонажи более пошлые и менее пошлые. Мы, как хорошо натренированная охотничья борзая, ищем героя, на стороне которого симпатия автора, точнее, симпатия автора больше, чем к другим (потому что у меня есть подозрение, что он ко всем персонажам относится с принятием). Это, понятно, менее пошлый герой, или совсем не пошлый, в общем, тот, ради кого вся эта заварушка сварганилась.
Как этого чудака почуять? Для этого надо понять, кто прав больше, чем другие. Для этого надо понять, относительно чего мерить. Для этого надо понять, что такое пошлость. Для этого надо…
Уже запутались? Подведём итог - все люди больны. Но не знают об этом. Им кажется, что с ними-то всё в порядке. Единственно, некоторые понимают, что что-то в жизни не то, или что кто-то им мешает, или надо что-то сделать, чтобы было лучше, - ведь надо же что-то делать. Например, ходить с молоточком и стучать. Это вершина мысли, до которой больные люди дотягиваются в произведениях Чехова.
Ну вот, казалось бы, тысячу раз было обговорено: «Царство божие внутри нас».
Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас. Царство божие внутри нас.
Не понимают. Дебилы, блин! Ну это уже из другой оперы.
Возвращаемся. Все люди больны. Что это за болезнь? Очень сложно дать название этой болезни, ведь я не психиатр. Ну, назовём её, условно, - материя или жизнь во плоти, а заключается болезнь в следующей дилемме - как жить жизнью души в жизни тела. Больные люди не ощущают этой дилеммы. Если они и начинают растревоживаться, то не уходят в область внутренней жизни, а сводят всё к внешнему. Не бытие, а быт. А вот у продвинутых геймеров героев есть другая, скрытая жизнь. Это скрытая жизнь души. Они хотят жить жизнью души, но вписать её в окружающую действительность не могут.
Душа должна выбирать. Постоянно. Или бытие. Или быт. Одновременно никак. Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное. Не потому что богатство - это плохо. Потому что, чем больше богатства, тем больше быта. А быт - это вот что: ты что-то делаешь и привязываешься к результату, плодам деятельности, ты же это сделал, и ты думаешь - это моё. И вот это ощущение - «это моё» заполняет человека, и у него остается мало места для духовной жизни. Прям в буквальном смысле - ощущение «это моё» заполняет внутреннее пространство, сферу внутренней жизни. И для самой внутренней жизни места мало. Времени мало. Ведь в сутках 24 часа. И ты не можешь быть одновременно своим вниманием, сознанием и здесь, и там. А где внимание, там и развитие. С другой стороны, если бы у человека не было такой сильной привязки к плодам своей деятельности, то человек наложил бы на себя руки от безысходности. А сильная привязка появляется от того, что всё даётся с трудом - хлеб добывается в поте лица, а рожает женщина в муках. А так, все бы поубивали себя и друг друга. Вот это ощущение, что «моё» и что «жаль потраченных усилий» - называют любовью. Это я к чему? Человеку сложно существовать между бытием и бытом.
В общем, есть продвинутые герои, на стороне которых симпатия автора. По внешнему признаку их можно опознать так (в тексте это показано): в них есть что-то детское, грустное и они умеют радоваться. Ну а дальше только мои домыслы. У них есть другая, скрытая жизнь. Она приносит им радость. Они хотят жить жизнью души. Пусть даже у них это плохо получается, пусть даже жизнь души сводится к мечте о крыжовнике. В своём стремлении жить душой и в своём неумении интегрировать душу в этот мир, они впадают то во фрустрацию, как Человек в футляре, то в аддикцию, как герой Крыжовника. То есть Человек в футляре душу не может интегрировать в эту жизнь и остаётся в мире бытия, в сфере духа. «В теле» же он живёт неумело, неловко, тягостно, всем своим существованием показывая, что что-то не то. И этим он других, менее продвинутых героев, раздражает. Никто не любит растревоживаться. А герой Крыжовника душу интегрировал в эту жизнь и получился быт, пошлость, которой так возмущается его брат. То есть как? И так не так, и эдак не так? Да, именно: и так не так, и эдак не так. Надо секретный элемент знать.
В библии (универсальном коде) сказано «всегда радуйтесь». Но, кажется, Чехов говорит жизни в своих произведениях: «Здравствуй, грусть». Есть ли в этом противоречие универсальному коду. Я думаю, нет. Я думаю, то, что люди называют радостью - это суррогат. Мне, кажется, большинство людей и не помнят, что такое радость. Большинство людей радостью называют - удовольствие или злорадство. И даже не замечают подмены. Потому что они гаврики. И вот для того, чтобы вернуться в состояние радости, вспомнить вот это детское беспричинное, нужное уметь сказать жизни: «Ну, здравствуй, сука» «Здравствуй, грусть». Наверно, это и есть смирение. И оно необходимо для радости. Но люди до ужаса не хотят грустить. До стадии грусти есть страсти, и есть писатели, которые пишут про страсти. Но Чехов, он о грусти. Чистой как родниковая вода грусти. Ею надо омыться, чтобы стать живым. Потому что, только когда ты живой, ты можешь по-настоящему радоваться. Другому человеку. Такому же как ты. Живому. И вместе с ним. А если не сказать грусти «здравствуй», то можно превратиться в Ионыча. Любимая девушка отвергла его, а он… Он не стал грустить. А так как грусть находится в сфере духа, то, чтобы грусть не чувствовать, он начал закрывать эту сферу в себе. А природа не терпит пустоты. Он начал тяжелеть, наполнятся материей и наполнять свою жизнь материей. И всё стало казаться ему ужасно пошлым. Потому что он стал смотреть на всё мертвыми глазами. Ещё там, на кладбище (что символично), он сделал выбор: «перед ним белели уже не куски мрамора, а прекрасные тела, он видел формы, которые стыдливо прятались в тени деревьев, ощущал тепло, и это томление становилось тягостным…
И точно опустился занавес, луна ушла под облака, и вдруг все потемнело кругом. Старцев едва нашел ворота, - уже было темно, как в осеннюю ночь, - потом часа полтора бродил, отыскивая переулок, где оставил своих лошадей.
- Я устал, едва держусь на ногах». Он выбрал материю. Он отверг грусть. И с этого момента он стал отмирать.
Что будет, если отказаться от грусти. В лучшем случае - пир во время чумы. Что будет, если принять грусть. В лучшем случае - твой быт станет твоим бытием. Как у Алехина из рассказа «О любви».
Вот и поговорим. О «Маленькой трилогии»: «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви». Но, потом, ведь это только вступление, а я затянула.
Если вам нравятся мои тексты, вы можете поддержать меня донатом здесь.
Спасибо за внимание.
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4