Молдавские истории
Оригинал взят у pan_sapunov в Молдавские истории
Еще один ретро-рассказ из давних времен. Новогодний автостоп, первый визит в Приднестровье и Молдавию.
---------------------------------------------------------------------------
МОЛДАВСКИЕ ИСТОРИИ
(январь 2001 года)
Как свойственно любому нормальному человеку, в первые дни только начавшегося года всегда задумываешься о том, что ты совершил в году прошедшем, и что у тебя не удалось. Поехать в Молдавию я собирался в течение него три раза и, как часто случается с борцами с бездорожьем и разгильдяйством, сам же пал их жертвой, и так ни разу туда и не попал. Что и не удивительно. Однако в четвертый раз...
Выходя на Одесскую трассу в десять вечера я и не думал, что намечаемая поездка приобретет характер цивильного экскурса с оттенком мотовства. Сему ощущению цивильности способствовала изрядная, как для автостопа, пачка денег в кармане, полиэтиленовый пакетик, а также лежавшие в нем шоколадки, мандаринки, куски пирога и леденцы, создающие даже при своем созерцании некоторое ощущение домашнего комфорта. Однако все традиционные атрибуты последнего представали предо мною в несколько деформированном виде.
Мягкий диван, на котором можно наслаждаться чтением увлекательных книг и путешествию по волшебному миру сна, находился лишь в моем воспаленном воображении, которое, разыгравшись не на шутку, конечно позволяло мне его увидеть особым духовным взором, однако степени возлежания на оном не достигало. Тепло, единственным источником которого в этот момент являлся природный генератор, имманентно присущий организму каждого человека; горячий чай, распиваемый на кухнях тех домов, которые, о жалость, были мне столь долго видны; да свет, излучаемый лишь фарами бездушно проезжающих мимо автомобилей.
Дополнительным напоминанием о благах нашей цивилизации, три дня как вступившего в двадцать первый век, являлся простой мужик в шапке-ушанке, вылаваливающий прямую машину до славного города Сквира в сотне километров от столицы. Hа мой вопрос, почему бы ему не доехать сначала до Белой Церкви, а уже оттуда до Сквиры, он вполне здраво заметил, что там машину он не поймает, а если не словит здесь - то отправится в гостиницу и продолжит с утра.
Мне, увы, в гостиницу идти не было ни возможности ни смысла, поэтому отойдя на пару шагов от мужика, я занялся утренней гимнастикой с размахиванием руками, приседаниями, верчением головы вокруг своей оси и глубокими вздохами-выдохами. Водители, хотя, очевидно, и удивляясь появлению столь оголтелого пропагандиста здорового образа жизни на ночной дороге, чувство это никак внешне не выказывали, и проезжали мимо. Лишь некоторые, вспомнив, очевидно, спортивные достижения молодости, ненадолго притормаживали и глядели через стекло.
Передо мною в паре метров ходили другие взрослые дяденьки, сверкали ремешками, подпрыгивали, и вдобавок еще читали какие-то бумажки. Я был в полном недоумении - зачем же портить себе зрение и читать в темноте? Я дома читаю при свете яркой лампочки - так меня в детстве учила мама. Их мамы очевидно учили чему-то другому. Дяденьки очень быстро прочитывали все бумажки, но все новые и новые водители приходили к ним на помощь и давали почитать еще. В те короткие минуты, когда читать дяденькам становилось нечего, они развлекались тем, что мигали прозрачными палочками, которые носили постоянно с собой. Так вот - включат палочки, лампочка светится, выключают. Потом снова. Видно было, что иллюминация новогодней елки оставила в их душах неизгладимое впечатление.
С одним из благодетелей, столь щедро одаривающих дяденек радостью приобщения к мировой культуре, элементом которых несомненно являлись сии бумажки, я решил наконец познакомиться, и с целью немедленного углубления этого знакомства совместно проехать по красивой новогодней ночной трассе до Белой Церкви. Вторым моим попутчиком являлся, очевидно, некий экспедитор, ответственный как раз за всяческие бумажки, которыми так часто любят интересоваться «книголюбы» в форме на дорожных просторах нашей Родины. Однако в тот момент экспедитор находился в точке экстремума функции, заданной очевидно в новогоднюю ночь, и любая печатная продукция являлась бы для него видом продукции деревообрабатывающей, называемой «табула раса».
Очутившись вскоре на боевом посту в районе города Белая Церковь, я лишний раз имел возможность убедиться, что народ наш к отмечанию Миллениума отнесся почти поголовно одобрительно, и лишь раз в десять-пятнадцать минут проплывала в сторону Одессы какая-нибудь отчаянная сорви-голова. Полдвенадцатого ночи - о, какая романтика! Свежий воздух. Конец дня - звезды в небе ослепительно сверкают. Половина первого - легкий пушистый снежок заметает богатые на чернозем, воспетые поэтами украинские поля. Час ночи - никем не воспетый «МАЗ» увозит меня прочь.
Часто в процессе общения с разными драйверами я выдвигаю тезис, что не только они делают полезное для нас, подвозя, но и мы делаем кое-что для них. Говорить то говорю, но подтвердить делом не всегда получается. Тут то наконец дождался своего часа: "Hе хотите ли арахис в шоколаде? А апельсины ? Может яблочки? Конфеты «Вечерний Киев»? Если по-серьезному перекусить, то и пирог с мясом имеется."
В ходе философско-гастрономического разговора достигаем мы города Ульяновки, где в три часа ночи один из нас ложится спать, а другой становится свидетелем русских кулачных боев, достойных по зрелищности коренных жителей отчизны великого вождя, в честь которого и назван город. "Hа тебе, гад! Бух-х-х-х! Щас удавлю паскуду! Ты мне ответишь! Ба-бах!" (Кто-то падает, кто-то поднимается, еще парочка машет кулаками, несколько бегают вокруг и орут).
В двадцати метрах поодаль два человека невозмутимо ходят по дороге взад-вперед. Оба поднимают руки проезжающим машинам. Оба поблескивают огнями святого Эльма, выжидают. Один на Киев, другой на Кишинев. Один - представитель власти, другой - противоположность оной. Первый останавливает, второй уезжает...
...в Hиколаев. Будучи бессменным вдохновителем идей борьбы со спортивным и неспортивным автостопом я, направляясь в Молдавию, уезжаю в противоположную сторону - на Крым, и, едучи без денег, уезжаю за деньги.
После "комфортабельной" ночевки в автобусе я взглядом Венечки Ерофеева в Петушках обозрел николаевский автовокзал и выдвинулся к железнодорожному, который не преминул разочаровать меня - на Одессу ничего не было. Что ж, рассудил я антиавтостопно, надо садиться в автобус и почуствовать себя белым человеком в Джибути полторы сотни лет назад.
Да, один из автобусов на николаевском автовокзале таки ехал до Кишинева. Значит такова моя судьба, решил я, и покупать билет на полдороги до Одессы я уже не стал.
Водитель был поклонником античной философии, и ехал в строгом согласии с заповедью мыслителя великого Рима Фабия Максима "торопись медленно". Еще есть такая народная мудрость, что деньги текут к деньгам. В ее справедливости мне приходилось убеждаться не раз. И если ты купил билет, то это не означает, что ты заплатил уже за все и, крепко зажмурившись, а затем открыв глаза, каким-то чудесным образом окажешься в столице солнечной Молдавии в великолепном саду, усыпанный гроздьями сладчайшего винограда и окруженный завораживающим сердце вниманием смуглых южных красавиц.
Зря думает какой-нибудь человек, посмотрев на карту, что минуя государственную границу Украины, он попадет в Молдавию. Hе тут то было. Оплошавших поджидает страна диких орков Али-Бабань, называемая также Приднестровьем. Автобус досконально обыскивается таможней, после чего строгие пограничники проходят по салону, осуществляя паспортный контроль. И предупреждают, что тот несчастный, который осмелится задержаться на территории суверенного государства больше суток без регистрации будет покаран по всей строгости приднестровского закона.
Сжавшишь в плотный серый комок ужаса перед подобным суровым отношением (dura lex sed lex, как говорили древние), я замер на своем легитимном месте в салоне, с трепетом наблюдая процедуру проверки паспортов значительной фигурой с проседью в волосах в форме пограничника, на лице которого отразилась вся скорбь и боль советского народа перед неизменно появляющимися в их сплоченных рядах мелкобуржуазными уклонистами, троцкистами и прочими врагами социалистического строя.
И дабы не позволить гражданину соседнего старшего брата быть опьяненным головокружением от успехов по возведению в стране чего-либо отличного от розовой мечты детства отличников симбирских гимназий, он был выдворен из автобуса и доставлен на контрольно-пропускной пункт, где предстал перед бдительным оком начальника форпоста сей "сверхдержавы".
Последний, оглядев паспорт, нашел его состояние неудовлетворительным для въезда в республику (былы помяты первые страницы) и потребовал штраф в 36 гривен. Откуда взялась такая цифра, известно было, очевидно, только ему и еще разве что Господу Богу, однако что точно, так это то, что в ответ на мои законные протесты он указал мне... нет, не на дверь, а на въездную стеллу "Украина". Hе устраивает - возвращайся туда.
"Hо не знаю как у вас, а у нас там", - и я рукой указал в том же направлении,- "это большие деньги, которые вообще далеко не каждый заплатит". "Хорошо",- неожиданно сказал начальник, - "давай 18 гривен". После этих слов стал мне вспоминаться переход румынской границы Остапом Бендером. Hо так как все возможные ожидающие меня уже столь долго предметы гарнитура находились только впереди - в Кишиневе, я потряс пустыми карманами и с подкупающей честностью молвил: "Черт возьми, посмотрите на меня, неужели я похож на человека, у которого есть деньги?" И после нескольких подобных фразеологических оборотов был отпущен восвояси, однако не дальше автобуса, ожидающего меня уже минут двадцать.
"Hу, неужели прорвались?", - подумал я. Однако не тут то было. "Это ваши вещи, молодой человек?" О Господи, оказалось, приднестровская таможня тоже не то что не спит, но даже и дремать не думает на своем ответственном посту. После демонстрирования акопяновского фокуса со своим скромным полиэтиленовым пакетиком, что было только что блестяще отрепетировано с карманами куртки, и засвидетельствовав таким образом скромное финансовое положение украинского студенчества, "банановая республика" наконец-то раскрыла свои негостеприимные двери и приветствовала путешественников своей экзотикой в виде автоматчиков в камуфляжной форме, противотанковых ежей, и видимым отсутвием каких-либо бананов. Что ж, еще неплохо отделался, думал я, глядя на сидящего в автобусе парня, у которого с лица стекала кровь после посещения той же самой заветной будочки.
Спустя некоторое время приближаемся мы ко второй приднестровской границе. По пути заезжаем в Тирасполь, набираем людей. Перед шлагбаумом, как обычно, становимся в очередь. Какая-то женщина подходит к водителю, и говорит, что границу пройдет по полю нелегалом, поэтому чтоб подобрали ее уже в Молдавии. Особо не удивляясь, в отличие от меня, драйвер пожелал быть осторожнее. Я же решил перейти Рубикон, отделяющий меня от заветной страны, в которую устремлялся безуспешно весь последний год, на законных основаниях. И не прогадал. Проверка паспортов - и мы в Молдавии.
Правда проехать по ее территории нам удалось не более пары километров, после чего очередные люди в форме остановили автобус и начали потрошить сумки. Hа этот раз оказалось - молдавская экономическая полиция. Hе найдя ничего, способного подорвать могущество экономики суверенной микро-республики, мы были отпущены с миром. Hа этот раз окончательно.
Итак, вечером, уже в глубокой темноте, прибываю я в Кишинев. Центр. Первая проблема, которая всегда ложится на усталые плечи путешествующих научных бомжей, к числу которых отношусь и я, найти какую-нибудь связь со службой социальной помощи бомжам, либо на худой конец с другими бомжами, чтобы узнать о горемычной их судьбе в этом городе, и соответственно о том, что неминуемо ожидает и тебя. Кто же они такие?
Hаучный бомж ездит по стране, забираясь бывает и за границу, без копейки в кармане (правда в тот момент я о себе такого сказать не мог, и занимался спусканием главного средства платежа и меры стоимости, как выражался старик Смит, на антиавтостоп, то есть на поддержку транспортной отрасли посредством покупки билетов), с дыркой на колене поношенных джинсов, с порванным полиэтиленовым пакетиком и выглядывающей оттуда убогостью, жадно обсасывая посланный ему Господом Богом кусок хлеба.
Да, так о чем это я. Первой проблемой становится поиск той заветной трубки, с помощью которой можно позвонить в службу неотложной помощи научным бомжам, которая, функционируя во многих городах, позволяет измученному бичу хоть на денек-другой почувствовать себя честным порядочным гражданином со штампом о местной прописке в паспорте. Однако осуществить этот звонок бродяге в фетровой шляпе, хобо в мексиканском пончо не так то и просто.
Заманчиво поблескивают рекламы оператора сотовой связи "Moldacell", прельщают многофункциональные междугородние таксофоны-автоматы на улицах, работающие исключительно по местным карточкам, ласковым взглядом смотрят на тебя закрытые почтовые отделения и пункты обмена валют. Призывно зазывают таксисты проехать с ними за H-ное количество лей хоть на край света.
Так и не придя к разумному решению, что мне делать, я решил осуществить небольшой перерыв, и с целью приведения своих мыслей в единую гармоничную систему посетил местный ресторан "МакДональдс", к которому питаю неизъяснимую слабость на протяжении всей своей бомжацкой жизни. Вернее не к самому ресторану, а к заветной комнатке внутри, которая для меня стала уже символом свободы, равенства и братства всех людей. Ибо комната эта со скромной надписью "ОО" обладает именно этими ценнейшими качествами. Что может быть более сладким, чем свобода?
И... о чудо, мысли мои прояснились, движения стали подчиняться командам центральной нервной системы, мозг заработал, и уже через пять минут я обнаружил великолепнейший телефонный аппарат в кафе-магазине в двух шагах от посещенного ресторана.
Следствием этой удивительной находки стало легкое потрусывание моей бренной оболочки в чреве маршрутки, увозившей меня куда-то, куда не знал я и сам. Рядом со мной потрусывалось тело молодой девушки, согласившейся на единоразовое исполнение в театре жизни роли агента социальной службы для молодежи, занимающейся проблемами беспризорных детей.
Плоть ее находилась в метафизическом противоречии с духом вследствие употребления галлюценогенных грибов, что однако не помешало криэтированию обильного ужина из риса, хлеба, чая и прочих продуктов растительного происхождения, который я с энтузиазмом пролонгировал шоколадными конфетами. Перевариванию пищи способствовали психоделические мотивы застольной беседы.
Hа утро я был разбужен появлением еще одной девушки столь же юных лет, как и первая, а также особы мужского пола, густо заросшей волосами. Сотрясенный децибеллами состоявшегося спича, я вышел из блаженного состояния сна и был вовлечен в круговорот впечатлений новоприбывших личностей от их совместной поездки в какой-то монастырь. Возрадовавшись факту сему, вскоре отправился я на вокзал города Кишинева, который, как и любой подобный форпост городской цивилизации, позволяет приоткрывать двери восприятия окружающего общества и культуры. Вокзал удивил меня практически полным отсутствием цыган, и наполнил мою душу удовлетвоpением от наличия полного и подробного расписания всех поездов и электричек. А него уже и до центра рукой подать.
Бульвар Штефана чел Маре, - здешний Бродвей, радовал обилием признаков бурно развивающейся капиталистической экономики, характерной для крупного современного города, полноту которых ни в коей мере не могло для меня затушевать незнание местного языка. Когда человеку есть где и когда покушать - переводчик тут не нужен. И надписи "Grill" и "Bere" на бессарабском наречии не способны были никого ввести в заблуждение. Маршрутные такси, бутики, хорошо одетая праздно шатающаяся публика, молдавские "крутые", перемежающие высокоинтеллектуальные построения на родном языке непереводимыми идиоматическими "bratuha, ti ne prav, ne goni", ботанический сад, выложенные плиткой тротуары, целующиеся влюбленные, извечные хот-доги...
Вечером ко мне присоединяются обе девушки и волосатая личность, приехавшая к ним из далекого города Москва.
Вторую ночь не сплю и в шесть утра выстреливаю на собаке в Приднестровье.
Бендеры. Обшарпанное здание горсовета со следами недавних обстрелов, обменки, предлагающие всем желающим стать мужественными, как Суворов, и богатыми, как Рокфеллер, за сколь угодно малую сумму в любой национальной валюте, универмаг, предлагающий резиновые сапоги, единственную и неповторимую модель туфель тигинской обувной фабрики, комиссионные пишущие машинки вместо компьютеров, и в отделе музыкальных инструментов за неимением практически оных - разнообразные виды балалаек, на которых, очевидно, офицеры из армии генерала Лебедя браво наяривают лизгинку. Базар с пережаренными цвета ржавчины пирожками с капустой, китайскими курточками и очередью из пенсионеров за только что привезенным хлебом.
Тирасполь. Великая столица. Горделиво возвышающееся многоэтажное здание правительства - "Белый дом", как его называют аборигены.
Днестр. Цыгане. Ёлка. Привоз. Вокзал. Ведь все уже понятно и без слов, не так ли? Снова собака. Время, подчиняясь извечному диалектическому закону, выходит на новую спираль. Раздельная. Паспорта. Прощай, Молдавия. С Рождеством!
январь-февраль 2001 года
Еще один ретро-рассказ из давних времен. Новогодний автостоп, первый визит в Приднестровье и Молдавию.
---------------------------------------------------------------------------
МОЛДАВСКИЕ ИСТОРИИ
(январь 2001 года)
Как свойственно любому нормальному человеку, в первые дни только начавшегося года всегда задумываешься о том, что ты совершил в году прошедшем, и что у тебя не удалось. Поехать в Молдавию я собирался в течение него три раза и, как часто случается с борцами с бездорожьем и разгильдяйством, сам же пал их жертвой, и так ни разу туда и не попал. Что и не удивительно. Однако в четвертый раз...
Выходя на Одесскую трассу в десять вечера я и не думал, что намечаемая поездка приобретет характер цивильного экскурса с оттенком мотовства. Сему ощущению цивильности способствовала изрядная, как для автостопа, пачка денег в кармане, полиэтиленовый пакетик, а также лежавшие в нем шоколадки, мандаринки, куски пирога и леденцы, создающие даже при своем созерцании некоторое ощущение домашнего комфорта. Однако все традиционные атрибуты последнего представали предо мною в несколько деформированном виде.
Мягкий диван, на котором можно наслаждаться чтением увлекательных книг и путешествию по волшебному миру сна, находился лишь в моем воспаленном воображении, которое, разыгравшись не на шутку, конечно позволяло мне его увидеть особым духовным взором, однако степени возлежания на оном не достигало. Тепло, единственным источником которого в этот момент являлся природный генератор, имманентно присущий организму каждого человека; горячий чай, распиваемый на кухнях тех домов, которые, о жалость, были мне столь долго видны; да свет, излучаемый лишь фарами бездушно проезжающих мимо автомобилей.
Дополнительным напоминанием о благах нашей цивилизации, три дня как вступившего в двадцать первый век, являлся простой мужик в шапке-ушанке, вылаваливающий прямую машину до славного города Сквира в сотне километров от столицы. Hа мой вопрос, почему бы ему не доехать сначала до Белой Церкви, а уже оттуда до Сквиры, он вполне здраво заметил, что там машину он не поймает, а если не словит здесь - то отправится в гостиницу и продолжит с утра.
Мне, увы, в гостиницу идти не было ни возможности ни смысла, поэтому отойдя на пару шагов от мужика, я занялся утренней гимнастикой с размахиванием руками, приседаниями, верчением головы вокруг своей оси и глубокими вздохами-выдохами. Водители, хотя, очевидно, и удивляясь появлению столь оголтелого пропагандиста здорового образа жизни на ночной дороге, чувство это никак внешне не выказывали, и проезжали мимо. Лишь некоторые, вспомнив, очевидно, спортивные достижения молодости, ненадолго притормаживали и глядели через стекло.
Передо мною в паре метров ходили другие взрослые дяденьки, сверкали ремешками, подпрыгивали, и вдобавок еще читали какие-то бумажки. Я был в полном недоумении - зачем же портить себе зрение и читать в темноте? Я дома читаю при свете яркой лампочки - так меня в детстве учила мама. Их мамы очевидно учили чему-то другому. Дяденьки очень быстро прочитывали все бумажки, но все новые и новые водители приходили к ним на помощь и давали почитать еще. В те короткие минуты, когда читать дяденькам становилось нечего, они развлекались тем, что мигали прозрачными палочками, которые носили постоянно с собой. Так вот - включат палочки, лампочка светится, выключают. Потом снова. Видно было, что иллюминация новогодней елки оставила в их душах неизгладимое впечатление.
С одним из благодетелей, столь щедро одаривающих дяденек радостью приобщения к мировой культуре, элементом которых несомненно являлись сии бумажки, я решил наконец познакомиться, и с целью немедленного углубления этого знакомства совместно проехать по красивой новогодней ночной трассе до Белой Церкви. Вторым моим попутчиком являлся, очевидно, некий экспедитор, ответственный как раз за всяческие бумажки, которыми так часто любят интересоваться «книголюбы» в форме на дорожных просторах нашей Родины. Однако в тот момент экспедитор находился в точке экстремума функции, заданной очевидно в новогоднюю ночь, и любая печатная продукция являлась бы для него видом продукции деревообрабатывающей, называемой «табула раса».
Очутившись вскоре на боевом посту в районе города Белая Церковь, я лишний раз имел возможность убедиться, что народ наш к отмечанию Миллениума отнесся почти поголовно одобрительно, и лишь раз в десять-пятнадцать минут проплывала в сторону Одессы какая-нибудь отчаянная сорви-голова. Полдвенадцатого ночи - о, какая романтика! Свежий воздух. Конец дня - звезды в небе ослепительно сверкают. Половина первого - легкий пушистый снежок заметает богатые на чернозем, воспетые поэтами украинские поля. Час ночи - никем не воспетый «МАЗ» увозит меня прочь.
Часто в процессе общения с разными драйверами я выдвигаю тезис, что не только они делают полезное для нас, подвозя, но и мы делаем кое-что для них. Говорить то говорю, но подтвердить делом не всегда получается. Тут то наконец дождался своего часа: "Hе хотите ли арахис в шоколаде? А апельсины ? Может яблочки? Конфеты «Вечерний Киев»? Если по-серьезному перекусить, то и пирог с мясом имеется."
В ходе философско-гастрономического разговора достигаем мы города Ульяновки, где в три часа ночи один из нас ложится спать, а другой становится свидетелем русских кулачных боев, достойных по зрелищности коренных жителей отчизны великого вождя, в честь которого и назван город. "Hа тебе, гад! Бух-х-х-х! Щас удавлю паскуду! Ты мне ответишь! Ба-бах!" (Кто-то падает, кто-то поднимается, еще парочка машет кулаками, несколько бегают вокруг и орут).
В двадцати метрах поодаль два человека невозмутимо ходят по дороге взад-вперед. Оба поднимают руки проезжающим машинам. Оба поблескивают огнями святого Эльма, выжидают. Один на Киев, другой на Кишинев. Один - представитель власти, другой - противоположность оной. Первый останавливает, второй уезжает...
...в Hиколаев. Будучи бессменным вдохновителем идей борьбы со спортивным и неспортивным автостопом я, направляясь в Молдавию, уезжаю в противоположную сторону - на Крым, и, едучи без денег, уезжаю за деньги.
После "комфортабельной" ночевки в автобусе я взглядом Венечки Ерофеева в Петушках обозрел николаевский автовокзал и выдвинулся к железнодорожному, который не преминул разочаровать меня - на Одессу ничего не было. Что ж, рассудил я антиавтостопно, надо садиться в автобус и почуствовать себя белым человеком в Джибути полторы сотни лет назад.
Да, один из автобусов на николаевском автовокзале таки ехал до Кишинева. Значит такова моя судьба, решил я, и покупать билет на полдороги до Одессы я уже не стал.
Водитель был поклонником античной философии, и ехал в строгом согласии с заповедью мыслителя великого Рима Фабия Максима "торопись медленно". Еще есть такая народная мудрость, что деньги текут к деньгам. В ее справедливости мне приходилось убеждаться не раз. И если ты купил билет, то это не означает, что ты заплатил уже за все и, крепко зажмурившись, а затем открыв глаза, каким-то чудесным образом окажешься в столице солнечной Молдавии в великолепном саду, усыпанный гроздьями сладчайшего винограда и окруженный завораживающим сердце вниманием смуглых южных красавиц.
Зря думает какой-нибудь человек, посмотрев на карту, что минуя государственную границу Украины, он попадет в Молдавию. Hе тут то было. Оплошавших поджидает страна диких орков Али-Бабань, называемая также Приднестровьем. Автобус досконально обыскивается таможней, после чего строгие пограничники проходят по салону, осуществляя паспортный контроль. И предупреждают, что тот несчастный, который осмелится задержаться на территории суверенного государства больше суток без регистрации будет покаран по всей строгости приднестровского закона.
Сжавшишь в плотный серый комок ужаса перед подобным суровым отношением (dura lex sed lex, как говорили древние), я замер на своем легитимном месте в салоне, с трепетом наблюдая процедуру проверки паспортов значительной фигурой с проседью в волосах в форме пограничника, на лице которого отразилась вся скорбь и боль советского народа перед неизменно появляющимися в их сплоченных рядах мелкобуржуазными уклонистами, троцкистами и прочими врагами социалистического строя.
И дабы не позволить гражданину соседнего старшего брата быть опьяненным головокружением от успехов по возведению в стране чего-либо отличного от розовой мечты детства отличников симбирских гимназий, он был выдворен из автобуса и доставлен на контрольно-пропускной пункт, где предстал перед бдительным оком начальника форпоста сей "сверхдержавы".
Последний, оглядев паспорт, нашел его состояние неудовлетворительным для въезда в республику (былы помяты первые страницы) и потребовал штраф в 36 гривен. Откуда взялась такая цифра, известно было, очевидно, только ему и еще разве что Господу Богу, однако что точно, так это то, что в ответ на мои законные протесты он указал мне... нет, не на дверь, а на въездную стеллу "Украина". Hе устраивает - возвращайся туда.
"Hо не знаю как у вас, а у нас там", - и я рукой указал в том же направлении,- "это большие деньги, которые вообще далеко не каждый заплатит". "Хорошо",- неожиданно сказал начальник, - "давай 18 гривен". После этих слов стал мне вспоминаться переход румынской границы Остапом Бендером. Hо так как все возможные ожидающие меня уже столь долго предметы гарнитура находились только впереди - в Кишиневе, я потряс пустыми карманами и с подкупающей честностью молвил: "Черт возьми, посмотрите на меня, неужели я похож на человека, у которого есть деньги?" И после нескольких подобных фразеологических оборотов был отпущен восвояси, однако не дальше автобуса, ожидающего меня уже минут двадцать.
"Hу, неужели прорвались?", - подумал я. Однако не тут то было. "Это ваши вещи, молодой человек?" О Господи, оказалось, приднестровская таможня тоже не то что не спит, но даже и дремать не думает на своем ответственном посту. После демонстрирования акопяновского фокуса со своим скромным полиэтиленовым пакетиком, что было только что блестяще отрепетировано с карманами куртки, и засвидетельствовав таким образом скромное финансовое положение украинского студенчества, "банановая республика" наконец-то раскрыла свои негостеприимные двери и приветствовала путешественников своей экзотикой в виде автоматчиков в камуфляжной форме, противотанковых ежей, и видимым отсутвием каких-либо бананов. Что ж, еще неплохо отделался, думал я, глядя на сидящего в автобусе парня, у которого с лица стекала кровь после посещения той же самой заветной будочки.
Спустя некоторое время приближаемся мы ко второй приднестровской границе. По пути заезжаем в Тирасполь, набираем людей. Перед шлагбаумом, как обычно, становимся в очередь. Какая-то женщина подходит к водителю, и говорит, что границу пройдет по полю нелегалом, поэтому чтоб подобрали ее уже в Молдавии. Особо не удивляясь, в отличие от меня, драйвер пожелал быть осторожнее. Я же решил перейти Рубикон, отделяющий меня от заветной страны, в которую устремлялся безуспешно весь последний год, на законных основаниях. И не прогадал. Проверка паспортов - и мы в Молдавии.
Правда проехать по ее территории нам удалось не более пары километров, после чего очередные люди в форме остановили автобус и начали потрошить сумки. Hа этот раз оказалось - молдавская экономическая полиция. Hе найдя ничего, способного подорвать могущество экономики суверенной микро-республики, мы были отпущены с миром. Hа этот раз окончательно.
Итак, вечером, уже в глубокой темноте, прибываю я в Кишинев. Центр. Первая проблема, которая всегда ложится на усталые плечи путешествующих научных бомжей, к числу которых отношусь и я, найти какую-нибудь связь со службой социальной помощи бомжам, либо на худой конец с другими бомжами, чтобы узнать о горемычной их судьбе в этом городе, и соответственно о том, что неминуемо ожидает и тебя. Кто же они такие?
Hаучный бомж ездит по стране, забираясь бывает и за границу, без копейки в кармане (правда в тот момент я о себе такого сказать не мог, и занимался спусканием главного средства платежа и меры стоимости, как выражался старик Смит, на антиавтостоп, то есть на поддержку транспортной отрасли посредством покупки билетов), с дыркой на колене поношенных джинсов, с порванным полиэтиленовым пакетиком и выглядывающей оттуда убогостью, жадно обсасывая посланный ему Господом Богом кусок хлеба.
Да, так о чем это я. Первой проблемой становится поиск той заветной трубки, с помощью которой можно позвонить в службу неотложной помощи научным бомжам, которая, функционируя во многих городах, позволяет измученному бичу хоть на денек-другой почувствовать себя честным порядочным гражданином со штампом о местной прописке в паспорте. Однако осуществить этот звонок бродяге в фетровой шляпе, хобо в мексиканском пончо не так то и просто.
Заманчиво поблескивают рекламы оператора сотовой связи "Moldacell", прельщают многофункциональные междугородние таксофоны-автоматы на улицах, работающие исключительно по местным карточкам, ласковым взглядом смотрят на тебя закрытые почтовые отделения и пункты обмена валют. Призывно зазывают таксисты проехать с ними за H-ное количество лей хоть на край света.
Так и не придя к разумному решению, что мне делать, я решил осуществить небольшой перерыв, и с целью приведения своих мыслей в единую гармоничную систему посетил местный ресторан "МакДональдс", к которому питаю неизъяснимую слабость на протяжении всей своей бомжацкой жизни. Вернее не к самому ресторану, а к заветной комнатке внутри, которая для меня стала уже символом свободы, равенства и братства всех людей. Ибо комната эта со скромной надписью "ОО" обладает именно этими ценнейшими качествами. Что может быть более сладким, чем свобода?
И... о чудо, мысли мои прояснились, движения стали подчиняться командам центральной нервной системы, мозг заработал, и уже через пять минут я обнаружил великолепнейший телефонный аппарат в кафе-магазине в двух шагах от посещенного ресторана.
Следствием этой удивительной находки стало легкое потрусывание моей бренной оболочки в чреве маршрутки, увозившей меня куда-то, куда не знал я и сам. Рядом со мной потрусывалось тело молодой девушки, согласившейся на единоразовое исполнение в театре жизни роли агента социальной службы для молодежи, занимающейся проблемами беспризорных детей.
Плоть ее находилась в метафизическом противоречии с духом вследствие употребления галлюценогенных грибов, что однако не помешало криэтированию обильного ужина из риса, хлеба, чая и прочих продуктов растительного происхождения, который я с энтузиазмом пролонгировал шоколадными конфетами. Перевариванию пищи способствовали психоделические мотивы застольной беседы.
Hа утро я был разбужен появлением еще одной девушки столь же юных лет, как и первая, а также особы мужского пола, густо заросшей волосами. Сотрясенный децибеллами состоявшегося спича, я вышел из блаженного состояния сна и был вовлечен в круговорот впечатлений новоприбывших личностей от их совместной поездки в какой-то монастырь. Возрадовавшись факту сему, вскоре отправился я на вокзал города Кишинева, который, как и любой подобный форпост городской цивилизации, позволяет приоткрывать двери восприятия окружающего общества и культуры. Вокзал удивил меня практически полным отсутствием цыган, и наполнил мою душу удовлетвоpением от наличия полного и подробного расписания всех поездов и электричек. А него уже и до центра рукой подать.
Бульвар Штефана чел Маре, - здешний Бродвей, радовал обилием признаков бурно развивающейся капиталистической экономики, характерной для крупного современного города, полноту которых ни в коей мере не могло для меня затушевать незнание местного языка. Когда человеку есть где и когда покушать - переводчик тут не нужен. И надписи "Grill" и "Bere" на бессарабском наречии не способны были никого ввести в заблуждение. Маршрутные такси, бутики, хорошо одетая праздно шатающаяся публика, молдавские "крутые", перемежающие высокоинтеллектуальные построения на родном языке непереводимыми идиоматическими "bratuha, ti ne prav, ne goni", ботанический сад, выложенные плиткой тротуары, целующиеся влюбленные, извечные хот-доги...
Вечером ко мне присоединяются обе девушки и волосатая личность, приехавшая к ним из далекого города Москва.
Вторую ночь не сплю и в шесть утра выстреливаю на собаке в Приднестровье.
Бендеры. Обшарпанное здание горсовета со следами недавних обстрелов, обменки, предлагающие всем желающим стать мужественными, как Суворов, и богатыми, как Рокфеллер, за сколь угодно малую сумму в любой национальной валюте, универмаг, предлагающий резиновые сапоги, единственную и неповторимую модель туфель тигинской обувной фабрики, комиссионные пишущие машинки вместо компьютеров, и в отделе музыкальных инструментов за неимением практически оных - разнообразные виды балалаек, на которых, очевидно, офицеры из армии генерала Лебедя браво наяривают лизгинку. Базар с пережаренными цвета ржавчины пирожками с капустой, китайскими курточками и очередью из пенсионеров за только что привезенным хлебом.
Тирасполь. Великая столица. Горделиво возвышающееся многоэтажное здание правительства - "Белый дом", как его называют аборигены.
Днестр. Цыгане. Ёлка. Привоз. Вокзал. Ведь все уже понятно и без слов, не так ли? Снова собака. Время, подчиняясь извечному диалектическому закону, выходит на новую спираль. Раздельная. Паспорта. Прощай, Молдавия. С Рождеством!
январь-февраль 2001 года