Небо
В юности я любил смотреть в небо. Это сейчас моих ровесников можно безошибочно угадать по взору, упёртому себе под ноги. Максимум на два шага вперёд. А в юности… Юность всегда задирает голову.
Вот и я любил запрокинуть голову и посмотреть в небо. Небо, серое от обложных осенних дождей. Почти добела выцветшее небо июля. Небо, расцвеченное мириадами звёзд. Я всегда помнил, что как бы низко не висели тучи - над ними всегда светит Солнце. Или звёзды, смотря по времени суток.
Однажды, вглядываясь в небесную синь, я заметил какую-то тревожную точку. Думал, показалось. Сморгнул. Потом меня кто-то окликнул, потом набежали облака, а когда они вновь расступились - небо было уже не узнать.
Небо горело.
Горело, как горит положенная на уголья бумага - округлыми пятнами по небу расползалась чернота. Пятна краснели в центре, лопались, края заворачивались, проступала огненная каёмка… Пятна расползались. Это было похоже на проказу, на лишай. Мы стояли как заворожённые, запрокинув головы, и рядом с нами стояли звери и домашняя скотина. На лица и на морды падал пепел - пепел сгорающего неба. Я помню страшную тишину перед катастрофой. Можно было много спасти, можно было много предпринять, но все мы просто не могли пошевелиться. Горело небо, то самое небо, которое помнило наших предков, которое служило домом всевозможным добрым духам. Горела древняя твердь-над-нами, на которую мы привыкли опираться взглядом, как ногами - на землю.
А потом… Потом небо как-то просело, от горизонта вверх взметнулись трещины - и небо обрушилось вниз. Все очнулись, стали спешно искать укрытие, раздался крик, плач, а сверху в это время падали осколки небесной тверди. Они не сразу долетели до Земли - всё-таки расстояние немалое - но уж когда обрушились… Пылающие, дымящиеся, горячие глыбы величиной с дворец глубоко вреза́лись в плоть Земли, хороня всех, кому не посчастливилось оказаться у них на пути. Это был хаос, это была смерть, это был ужас.
Я не помню, как уцелел. Я впал в беспамятство, а когда очнулся, то обнаружил себя сидящим на глубоко ушедшем в землю, ещё тёплом куске неба. Я перебирал в руках перо. Перьев вокруг было много - с небом погибли и его жители. Всё покрывал толстый слой пепла. Я глянул вверх.
Неба не было. Совсем.
Взгляду было не во что упереться. Как нога попирает землю, так и взгляд человека всегда упирается во что-нибудь. В дерево у дороги, в линию горизонта, в небесный простор… Опереться было не на что.
Это была трясина, только не под ногами, а над головой. Там, наверху, зияло НИЧТО, и это было страшней, чем всё, что можно себе вообразить. Я даже не знаю, какого ОНО было цвета, даже - было ли ОНО абсолютно чёрным или абсолютно белым. Передо мной разверзлась бездна, и я в неё падал и падал. Я не мог отвести взор - для этого взору нужно хоть что-то, а тут было лишь НИЧТО. Я понял, что сейчас или умру или сойду с ума. И я закричал.
Пришёл в себя я в щели между небесными осколками, в слезах и соплях. Меня колотило, руки были ободраны в кровь, но надо мной была - рядом, руку протяни - твердь. Это была моя нора, моя пещера, и я не собирался покидать её ни при каких обстоятельствах. Я был готов драться насмерть с любым, кто попробует выгнать меня наружу, под это ужасное НИЧТО. И вскоре битва состоялась.
Сражаться пришлось с самым опасным противником - с собой. Умом я понимал, что в своей щели могу лишь одно - умереть с голода, что нужно, необходимо вылезти наружу, но перепуганный зверь во мне знал только страх и напрочь отказывался сделать хоть шаг. Приходилось драться с собой за каждую пядь.
Я всё же вылез наружу, приоткрыл крепко зажмуренные глаза - и увидел собственные колени, покрытые земной грязью и небесным пеплом. Простое движение - запрокинуть голову вверх - никак не давалось. Я дернул себя за волосы - и тут же очутился в своей норе, такой же перепуганный, как ранее. Не раз ещё и не два я вылезал наружу и пытался приподнять взор. Я бил себя в лоб кулаками и камнями, ставил сам себе подножки, выкручивал голову за уши… В конце концов мой взгляд коснулся того места, где раньше был горизонт.
К тому времени я уже успел рассмотреть тот хаос, в который превратилась наша долина. Повсюду валялись ещё дымящиеся небесные обломки, дома были разрушены, многие жители погибли. А на горизонте… На горизонте рождалось новое небо.
Как молодой ледок сковывает поверхность озера, набирая крепость от берегов, так же новое Небо нарастало от горизонта. Внизу оно уже загустело и окрепло, вверху было ещё совсем свежее, как новая кожица на ране. Вместе с небом воскресали облака, наливалось Солнце - оказывается, было утро.
Я никогда не пойму, что случилось со старым небом, почему оно сгорело. Была ли на небе война? Или его кто-то поджёг? У меня нет ответа и я его никогда не получу.
Мы - те, кто выжил - никогда больше не поднимали взгляд выше линии горизонта. Наши дети переняли нашу привычку, и лишь внуки вновь учатся смотреть вверх - бунтуют. Но у меня есть ещё одна причина бояться запрокинутого взгляда.
Я беседовал со многими стариками. Или они не признаются, или я единственный, кто видел НИЧТО и выжил. Сразу после катастрофы мы встречали немало сумасшедших - кто из них сошёл с ума от горя, а кто от созерцания НИЧТО? Мы видели трупы без видимых повреждений - кто умер от горя, кого убило НИЧТО?
Как раньше, в юности, я всегда помнил, что выше самых плотных облаков светит Солнце, так и сейчас я твёрдо помню, что над небом, над этой твердью, которую мы принимаем за границу мироздания, есть ТО, что нельзя даже вообразить.
Чтоб вновь ЕГО увидеть, я готов сжечь это новое Небо!
Вот и я любил запрокинуть голову и посмотреть в небо. Небо, серое от обложных осенних дождей. Почти добела выцветшее небо июля. Небо, расцвеченное мириадами звёзд. Я всегда помнил, что как бы низко не висели тучи - над ними всегда светит Солнце. Или звёзды, смотря по времени суток.
Однажды, вглядываясь в небесную синь, я заметил какую-то тревожную точку. Думал, показалось. Сморгнул. Потом меня кто-то окликнул, потом набежали облака, а когда они вновь расступились - небо было уже не узнать.
Небо горело.
Горело, как горит положенная на уголья бумага - округлыми пятнами по небу расползалась чернота. Пятна краснели в центре, лопались, края заворачивались, проступала огненная каёмка… Пятна расползались. Это было похоже на проказу, на лишай. Мы стояли как заворожённые, запрокинув головы, и рядом с нами стояли звери и домашняя скотина. На лица и на морды падал пепел - пепел сгорающего неба. Я помню страшную тишину перед катастрофой. Можно было много спасти, можно было много предпринять, но все мы просто не могли пошевелиться. Горело небо, то самое небо, которое помнило наших предков, которое служило домом всевозможным добрым духам. Горела древняя твердь-над-нами, на которую мы привыкли опираться взглядом, как ногами - на землю.
А потом… Потом небо как-то просело, от горизонта вверх взметнулись трещины - и небо обрушилось вниз. Все очнулись, стали спешно искать укрытие, раздался крик, плач, а сверху в это время падали осколки небесной тверди. Они не сразу долетели до Земли - всё-таки расстояние немалое - но уж когда обрушились… Пылающие, дымящиеся, горячие глыбы величиной с дворец глубоко вреза́лись в плоть Земли, хороня всех, кому не посчастливилось оказаться у них на пути. Это был хаос, это была смерть, это был ужас.
Я не помню, как уцелел. Я впал в беспамятство, а когда очнулся, то обнаружил себя сидящим на глубоко ушедшем в землю, ещё тёплом куске неба. Я перебирал в руках перо. Перьев вокруг было много - с небом погибли и его жители. Всё покрывал толстый слой пепла. Я глянул вверх.
Неба не было. Совсем.
Взгляду было не во что упереться. Как нога попирает землю, так и взгляд человека всегда упирается во что-нибудь. В дерево у дороги, в линию горизонта, в небесный простор… Опереться было не на что.
Это была трясина, только не под ногами, а над головой. Там, наверху, зияло НИЧТО, и это было страшней, чем всё, что можно себе вообразить. Я даже не знаю, какого ОНО было цвета, даже - было ли ОНО абсолютно чёрным или абсолютно белым. Передо мной разверзлась бездна, и я в неё падал и падал. Я не мог отвести взор - для этого взору нужно хоть что-то, а тут было лишь НИЧТО. Я понял, что сейчас или умру или сойду с ума. И я закричал.
Пришёл в себя я в щели между небесными осколками, в слезах и соплях. Меня колотило, руки были ободраны в кровь, но надо мной была - рядом, руку протяни - твердь. Это была моя нора, моя пещера, и я не собирался покидать её ни при каких обстоятельствах. Я был готов драться насмерть с любым, кто попробует выгнать меня наружу, под это ужасное НИЧТО. И вскоре битва состоялась.
Сражаться пришлось с самым опасным противником - с собой. Умом я понимал, что в своей щели могу лишь одно - умереть с голода, что нужно, необходимо вылезти наружу, но перепуганный зверь во мне знал только страх и напрочь отказывался сделать хоть шаг. Приходилось драться с собой за каждую пядь.
Я всё же вылез наружу, приоткрыл крепко зажмуренные глаза - и увидел собственные колени, покрытые земной грязью и небесным пеплом. Простое движение - запрокинуть голову вверх - никак не давалось. Я дернул себя за волосы - и тут же очутился в своей норе, такой же перепуганный, как ранее. Не раз ещё и не два я вылезал наружу и пытался приподнять взор. Я бил себя в лоб кулаками и камнями, ставил сам себе подножки, выкручивал голову за уши… В конце концов мой взгляд коснулся того места, где раньше был горизонт.
К тому времени я уже успел рассмотреть тот хаос, в который превратилась наша долина. Повсюду валялись ещё дымящиеся небесные обломки, дома были разрушены, многие жители погибли. А на горизонте… На горизонте рождалось новое небо.
Как молодой ледок сковывает поверхность озера, набирая крепость от берегов, так же новое Небо нарастало от горизонта. Внизу оно уже загустело и окрепло, вверху было ещё совсем свежее, как новая кожица на ране. Вместе с небом воскресали облака, наливалось Солнце - оказывается, было утро.
Я никогда не пойму, что случилось со старым небом, почему оно сгорело. Была ли на небе война? Или его кто-то поджёг? У меня нет ответа и я его никогда не получу.
Мы - те, кто выжил - никогда больше не поднимали взгляд выше линии горизонта. Наши дети переняли нашу привычку, и лишь внуки вновь учатся смотреть вверх - бунтуют. Но у меня есть ещё одна причина бояться запрокинутого взгляда.
Я беседовал со многими стариками. Или они не признаются, или я единственный, кто видел НИЧТО и выжил. Сразу после катастрофы мы встречали немало сумасшедших - кто из них сошёл с ума от горя, а кто от созерцания НИЧТО? Мы видели трупы без видимых повреждений - кто умер от горя, кого убило НИЧТО?
Как раньше, в юности, я всегда помнил, что выше самых плотных облаков светит Солнце, так и сейчас я твёрдо помню, что над небом, над этой твердью, которую мы принимаем за границу мироздания, есть ТО, что нельзя даже вообразить.
Чтоб вновь ЕГО увидеть, я готов сжечь это новое Небо!