Рукмини Деви о встречах с Павловой
Когда я увидела танец Павловой, меня поразила, ошеломила его красота. Это была первая западная форма искусства, на которую я тут же откликнулась. Я помню, что она танцевала в тот день. Один танец был о принцессе, которая проклята и превращается в птицу. Второй - ее собственная композиция, который назывался "Осенние листья". Вы представить себе не можете, как красиво она это показывала. Ее ноги были такими легкими, летящими и кружащимися, словно листья, падающие с деревьев. Мр. Арундейл (муж Рукмини) говорил мне о ней много раз. Какой же грациозной и деликатной она была, и как она была похожа на птицу в полете когда исполняла прыжок. Это было в 1924 году в Ковент Гардене в Лондоне. Я была необычайно взволнована, когда я увидела ее танец, и я снова и снова возвращалась на ее концерты после этого. Я не представляла, что когда либо смогу так же танцевать, мне просто нравилось смотреть.
После, я ходила на Павлову, где бы она ни танцевала. Когда мы вернулись в Индию и жили в Индоре, она приехала в Бомбей.Я так расстроилась, что не смогла пойти. Когда мы поехали в Австрали в 1926 году, она там выступала и меня ей представила одна леди из Мексики. Я пошла на встречу с букетом хризантем для нее. Она в то время страдала от лихорадки, и когда я спросила ее - зачем она танцует, будучи в таком плохом здоровье, она ответила - что если она не выйдет на сцену, очень многие расстроятся. Я помню, какой любящей душой она была. Она положила свои руки мне на плечи и повернула мое лицо в одну и другую сторону, изучая. Она сказала что-то по-русски, что я, конечно, не поняла. В ней было некое магическое очарование, и она была такой дружелюбной, что я снова и снова приходила ее навещать. Она позволила мне навещать ее в гримерке перед выступлениями и после них.
(...)
После, я ходила на Павлову, где бы она ни танцевала. Когда мы вернулись в Индию и жили в Индоре, она приехала в Бомбей.Я так расстроилась, что не смогла пойти. Когда мы поехали в Австрали в 1926 году, она там выступала и меня ей представила одна леди из Мексики. Я пошла на встречу с букетом хризантем для нее. Она в то время страдала от лихорадки, и когда я спросила ее - зачем она танцует, будучи в таком плохом здоровье, она ответила - что если она не выйдет на сцену, очень многие расстроятся. Я помню, какой любящей душой она была. Она положила свои руки мне на плечи и повернула мое лицо в одну и другую сторону, изучая. Она сказала что-то по-русски, что я, конечно, не поняла. В ней было некое магическое очарование, и она была такой дружелюбной, что я снова и снова приходила ее навещать. Она позволила мне навещать ее в гримерке перед выступлениями и после них.
(...)