Рада видеть радостные отзывы о спектакле Варликовского в Москве. Завидую по-хорошему. Несколько лет назад я оформляла загранпаспорт только лишь для того, чтобы слетать в Польшу на его "Ангелы в Америке". Это были мои первые европейские впечатления (вообще первый выезд за границу), спектакль игрался в спортзале университета, все казалось невероятным: советские дома с икеевской мебелью в ядовитом свете, разрушенный центр Варшавы, модный театр среди готических соборов. Позже я писала большую курсовую работу по его режиссуре. Работа висела долгое время на сайте курса, сайт закрылся еще до нашего окончания ГИТИСа. Может быть кому-нибудь будет интересно почитать ее сейчас.
Текст большой, разбила на несколько постов
Часть 2Часть 3Часть 4 КШИШТОФ ВАРЛИКОВСКИЙ. ТЕАТР АУТСАЙДЕРА
Современный театр давно разделил себя на два направления, которому следуют режиссеры: театр визионерский и театр психологический. В рамках театра визуального или формального, чаще работают европейские режиссеры, которые давно привыкли к бессловесному высказыванию, основа которого в пластике, рисунке, звуках. Подобный тип театра двойственен, с одной стороны, его часто упрекают в холодности, отсутствии «гуманизма», нарочитой картинности, с другой стороны - его отстраненность и ледяная герметичность позволяет более свободно в отсутствии хорошей современной драматургии говорить о проблемах двадцатого века. Театр интерпретатора, режиссера, трактующего текст со всей психологической включенностью - явление более близкое русской сцене. Слияние этих двух разновидностей театров в единой режиссерской манере - редкость. Кшиштоф Варликовский один, из тех режиссеров, который в своем творчестве сумел объединить настоящий театр формы и глубокий, хорошо проработанный психологизм актерской игры. Казалось бы полярные направления. Но разгадка этого парадокса лежит в личности режиссера. Кшиштоф Варликовский - поляк, около двадцати лет проработавший на Западе. В его практике давно смешались польский мистицизм, тяга к глобальным вопросам, свойственная Востоку, и рационализм Запада. Его спектакли отличает великолепная игра актеров, особое внимание к деталям, к позам и словам, к самой сути актерства, при этом Варликовского на протяжении многих лет упрекают в том, что его театр делает яркая сценография и мастерская игра света. Выдумщик и фантазер, человек, идеально владеющий театральным пространством - Кшиштоф Варликовский давно не нуждается в оправданиях, ряд громких наград, успех у европейской публики, признание в Польше, очередное приглашение на Авиньонский фестиваль - вот к чему он пришел к своим сорока годам в профессии.
Кшиштоф Варликовский получил классическое гуманитарное образование в Кракове и Сорбонне. Спустя несколько лет поступил на курс знаменитого театрального гения Кристина Лупы, не закончив который он уже ассистировал Питеру Бруку в работе над оперой Клода Дебюсси «Impressions de Pelleas».
Эта двойственность, заложенная образованием, прослеживается во всех постановках Варликовского. В ответах на вопрос о том, чей сценический метод Брука или Лупы произвел на него большее впечатление, он всегда отмечает дуализм, в который его заключил его собственный опыт. «Рационализм Запада - мой путь», - говорит Варликовский в одном из интервью, но тут же добавляет: «Разумеется, более всего на меня влиял Лупа, который в коммунистической Польше создавал свой очень рафинированный, герметичный театр аутсайдера. Он научил меня собственному мышлению». Нельзя сказать, что невероятно счастливое сочетание двух гениальных школ, их чуть ли не селекционное скрещивание, родили в Варликовском его стиль, не похожий ни на один. Но отчасти в этих словах заложена правда. Мощная база двух противоположных друг другу театральных направлений служит феноменальных фундаментом, над которым Варликовский воздвигает здание собственного театра.
На длинной улице Варшавы, сплошь усеянной готическими шпилями старинных костелов, ярким пятном выделяется вход в небольшой театр. Название этого театра переводится с польского как «Театр Разнообразия»: делят сцену два польских режиссера авангардиста: Гжегож Яджина и Кшиштоф Варликовский. Такова ситуация сейчас, хотя до своего возвращения в Польшу, Варликовский успел поработать и в Парижской опере, где «мифологический бэкграунд» «Ифигении» Еврипида - Артриды были заключены им в дом престарелых. Удалась ему и малоизвестная трагедия Шекспира «Перикл» в миланском Пикколо театре. Ставил Варликовский Шекспира и в Штутгарте, и в Ганновере. Его список театральных работ выдает активного, успешного режиссера, не зажатого границами одной страны, увлекающегося классической и античной литературой - учитывая гуманитарное образование, это не удивляет. В конце концов, именно постановки шекспировский трагедий прославили его как самобытного и яркого художника.
Варликовский вернулся в Польшу с тяжелым культурологическим багажом, со множеством не решенных вопросов по отношению к себе и к профессии. Именно решению этих вопросов он посвятил первые свои польские работы, в которых он пытался разобраться со своим прошлым и прошлым своей страны: «Я вернулся домой. Все 20 лет, что я отсутствовал на родине, я чувствовал, до какой степени обременен «польскостью». Мне казалось, что это ужасная страна. Я никак не мог найти себе места. Я жил в Варшаве, городе без прошлого, куда все едут делать карьеру и зарабатывать, где никто не помнит, что было 10-20 лет назад».
Первой работой в Варшаве стал «Гамлет» с Яцеком Понедзялеком в главной роли. Яцек Понедзялек - один из ведущих актеров труппы театра Варликовского. Он ее идеальное воплощение - актер-интеллектуал, каждая роль которого выдает скрупулезную внутреннюю работу мысли. В Гамлете это качество артиста накладывается на режиссерский контекст, которым он наполняет спектакль. Его Гамлет - «интеллектуал в той степени, в которой интеллектуалом является каждый из нас». Он - аутсайдер, заброшенный на обочину жизни. В «Гамлете» проявляется одно из главных качеств Варликовского. Его умение говорить от себя: «Я поставил «Гамлета» - очень политический, действительно эпатирующий спектакль, он выглядел как манифест молодого поколения Польши». Яркий и провокативный спектакль Варликовский наполняет радикальными сценами, Розенкранца и Гильденстерна играют женщины. Семья показана как образ расколотого мира.
«Гамлет» для каждого режиссера становится ключевым спектаклем, на котором проверяется инструментарий художника. Инструментарий Варликовского вполне прочен. Несмотря на то, что невероятно трудно обозначить этот круг приемов и стилистических особенностей, благодаря которым Варликовский становится узнаваем. Его спектакли всегда можно отличить из ряда других постановок.
Вопреки режиссерской изобретательности, насыщению сценографии плотными цветами, великолепными придумками: разноцветные кресала авиасалона в «Буре», огромная вращающаяся стена из зеркал в «Ангелах в Америке», анимированные, живые картины росписей деревянных синагог в «Дибуке» - спектакли Варликовского всегда оставляют мрачный депрессивный след в душе. В этом одна из главных позиций режиссера, которую он формулирует следующим образом: «Мне не кажется, что театр обязательно должен быть солнечным и ясным. Я мало знаю о природе радости. Я убежден, что посещение театра не связано с комфортным сидением в мягком кресле. По-моему, от мрака ближе к свету, чем от света». Варликовский режиссер, которому не близок комфорт в театре, зрителя он всегда ставит в «неудобное положения». Хотя смыслы его спектаклей всегда прозрачны и легки для понимания. Дискомфорт проявляется в формальных поворотах сюжета, которые Варликовский оформляет как острые точно кинжал приемы: свет вспыхивает во время действия, и каждый зритель жмурится от ярких лучей ламп; прах одного из героев актеры сдувают со стола прямо в зал и серые крупинки оседают в первых рядах; и многое другое. Режиссуру Варликовского можно назвать гипнотической - настолько мастерски ему удается соединять в своих спектаклях музыку, свет, пластические фигуры. Его живописная манера близка театру художника, к которому принадлежали многие польские режиссеры: Тадеуш Кантор, Юзеф Шайна, Лешек Мондзик. Польский театр всегда был близок иллюстративному авангардизму, и Варликовский в этом ряду режиссеров не случаен. Хотя на первом месте для Варликовского всегда остается актер.
В своей работе мне хотелось бы подробно остановится на трех последних спектаклях польского гения. Во-первых от того, что выбор Варликовским драматургии в данном случае не очень типичен для режиссера, который совершает постепенный переход от «великих тем человечества», заложенных в трагедиях Шекспира и Еврипида к частной истории. Тем самым ограничивает очередной период своего творчества. Эпоха великих гениев прошла и настало время обратится к человеку со всеми его привычками, недостатками, личными проблемами - считываем мы. «Крум», «Дибук», «Ангелы в Америке» - истории, через которые Варликовский транслирует свою эпоху.
Во-вторых, в этих трех работах сконцентрирована невероятная энергия, которую привносит Варликовский, выводя эти частные рассказы на уровень серьезных тем и классических обобщений. В одном из интервью он признавался, что привычка работать с великой драматургией, привила ему вкус к раскрытию исключительно глобальных, мировых тем. То насколько филигранно удается Варликовскому создать эпическую выжимку из современной литературы - удивляет и завораживает. Варликовский открывает трагедию в сегодняшнем дне. Но разве это не трагедийные темы - мировая глобализация, вирус иммунодефицита, тоталитаризм, расовые предубеждения, атомные войны, отсутствие исторической памяти и дезориентация? Другое дело, что современное сознание устроено таким образом, что трагедия осознается, прежде всего, благодаря своей дистантизации. Оттого драме сегодняшнего дня зачастую не хватает притупленной отстраненности, она напротив - слишком остра для того, чтобы искать в ней приметы «большого стиля». Варликовский именно «большим стилем» наполняет относительно свежую драматургию.
И, в конце концов - эти три работы можно рассматривать как прямую дорогу, которая ведет к предельной правде высказывания. Редкий режиссер готов говорить о себе со сцены. Варликовский один из тех, для которых искренность - непреложная истина, следовать которой - сложный и извилистый путь для любого художника. Но иного пути они не знают.