31 июля
Июль закончился, можно больше не писать каждый день. Вот и хорошо, мне как раз надоело. Мне правда очень быстро все надоедает, ничего не поделаешь. Надо будет придумать что-нибудь еще. Ну или ничего не придумывать какое-то время - тоже разнообразие.
Еще вот что удивительно. Когда каждый день записываешь, что было, очень быстро обнаруживаешь, что даже в таком режиме не успеваешь рассказать почти ничего. Понятно, что некоторые вещи и не хочется рассказывать, но девяносто процентов всего остального - существенного, прекрасного, трогательного и поучительного - тоже остаются нерассказаными. Что-то слишком долго объяснять, что-то имеет смысл только в определенном контексте, а что-то (зачастую самое интересное) просто вылетает из головы именно в тот момент, когда пишешь, а потом опять влетает, но компьютер уже далеко, или есть более неотложные дела, или или или. Нет в этих записках ни качающегося тракайского моста, ни прозрачной воды темных финнских озер, ни буддийских гимнов, раздававшихся из-за неплотно прикрытой двери квартиры, в которой живет лишь старушка-божий одуванчик, подолгу, с чуть ли не получасовыми перерывами поднимающаяся по лестнице на свой второй этаж, ни божественного супа с тунцом, ни темноволосой девицы, которая неподвижно сидела на наружном подоконнике окна квартиры, где всегда подкармливают маленькую черно-белую дворовую кошку, и молча таращилась на прохожих, ни даже ускользающих, возникающих из ниоткуда и постоянно меняющихся местами скульптур Парка Европы. Да вобще почти ничего.
Поэтому в эти записки поместился совсем крошечный лоскуток июля, который сейчас кажется мне самым длинным месяцем в году, в нем, по моим ощущениям, было стомильёнов сладчайших дней. И дело тут не в ленности записывающего, в том, что жизнь всякого нормального человека так бесконечно велика в своем великолепии, что не помещается даже в самого человека, не то что в его записки.
Так примерно обстоят наши с вами дела в ночь с тридцать первого июля на первое августа, которое уже совсем наступило, будем честны.
Еще вот что удивительно. Когда каждый день записываешь, что было, очень быстро обнаруживаешь, что даже в таком режиме не успеваешь рассказать почти ничего. Понятно, что некоторые вещи и не хочется рассказывать, но девяносто процентов всего остального - существенного, прекрасного, трогательного и поучительного - тоже остаются нерассказаными. Что-то слишком долго объяснять, что-то имеет смысл только в определенном контексте, а что-то (зачастую самое интересное) просто вылетает из головы именно в тот момент, когда пишешь, а потом опять влетает, но компьютер уже далеко, или есть более неотложные дела, или или или. Нет в этих записках ни качающегося тракайского моста, ни прозрачной воды темных финнских озер, ни буддийских гимнов, раздававшихся из-за неплотно прикрытой двери квартиры, в которой живет лишь старушка-божий одуванчик, подолгу, с чуть ли не получасовыми перерывами поднимающаяся по лестнице на свой второй этаж, ни божественного супа с тунцом, ни темноволосой девицы, которая неподвижно сидела на наружном подоконнике окна квартиры, где всегда подкармливают маленькую черно-белую дворовую кошку, и молча таращилась на прохожих, ни даже ускользающих, возникающих из ниоткуда и постоянно меняющихся местами скульптур Парка Европы. Да вобще почти ничего.
Поэтому в эти записки поместился совсем крошечный лоскуток июля, который сейчас кажется мне самым длинным месяцем в году, в нем, по моим ощущениям, было стомильёнов сладчайших дней. И дело тут не в ленности записывающего, в том, что жизнь всякого нормального человека так бесконечно велика в своем великолепии, что не помещается даже в самого человека, не то что в его записки.
Так примерно обстоят наши с вами дела в ночь с тридцать первого июля на первое августа, которое уже совсем наступило, будем честны.