есть
Шахразада, совершенная метафора и одновременно воплощенная персонификация беллетристики, рассказывала увлекательные истории своему будущему убийце, султану, который тысячу ночей кряду намеревался призвать поутру палача, да всякий раз откладывал это дело на завтра. Истории, как мы помним, оказались столь хороши, что Шахразада победила, отменила собственную смерть, по крайней мере, надолго ее отсрочила.
Вышло так, что первой публикаций Феликса Максимова в ежегодных ФРАМовских сборниках лучших рассказов стал текст под названием «Отменили смерть». Ход событий всегда мудрее их участников, его подсказки бесценны для того, кто умет слушать. Я умею и поэтому знаю, что делает Феликс Максимов, почему и для чего он пишет; кажется, я даже догадываюсь, как.
Феликс Максимов не вступает в переговоры с султанами, палачами и прочими посредниками. Он, похоже, обращается непосредственно к самой смерти. Угодить ей трудней, чем самому капризному из султанов, увлекательной историей тут не отделаешься. Если хочешь отменить смерть, надо рассказывать о ней самой - да не все подряд, а только то, чего смерть о себе до сих пор не знала. Тут приходится юродствовать и скоморошествовать, кощунствовать и молиться истово, захлебываясь словами, хлещущими из горла, записывать их не чернилами, а собственной кровью - аккуратно, не торопясь. Тут требуется особый язык, вернее, умение пользоваться языком как инструментом, данным человеку для коммуникации не только с себе подобными, но и со всем миром, в том числе, с невидимой и непостижимой его частью; коммуникацию такого рода обычно называют «заклинанием», и я впервые вижу заклинание, выросшее до размеров романа, имеющее все формальные признаки романа; оно бы, пожалуй, являлось романом, если бы не оставалось столь явным и безупречным заклинанием.
Тому, кто говорит со смертью напрямую, нужно особое вдоховение, названия которому нет в русском языке, зато есть в испанском - дуэнде. «Черные звуки», - так расшифровывает это слово Федерико Гарсиа Лорка в одной из своих лекций. И разъясняет подробнее: «Тайна, корни, вросшие в топь, про которую все мы знаем, о которой ничего не ведаем, но из которой приходит к нам главное в искусстве».
«Духов день» - роман-заклинание, целиком сотканый из черных звуков. Книга, которой, по идее, не может быть.
Но она есть.