Продолжение "пьесы"
Явление второе. Те же и народы Европы.
Под звуки марша наши герои входят в немецкий ресторан «Браухаус». Там весело, как в довоенной Европе.
Австрияк Вилли (уже изрядно поддавший) поёт:
Hitler, he only had one ball,
Goering, had two but very small,
Himmler had something simmler,
But poor old Goebbels had no balls at all.
Шлёма молчит.
Народы Европы вгрызаются в сосиски, кромсают шницеля, стреляют пробками от шампанского, бомбардируют друг друга шутками и рассказами и взрываются смехом.
Шлёма молчит.
К столику строевым шагом подходит сухопарая немецкая официантка и торжественно вручает меню.
Вилли опрокидывает рюмку бренди и поёт «Эдельвейс»
Шлёма (на редкость) спрашивает: А здесь подают рис с фасолью?
Оленка ненавязчиво предлагает голубцы.
Маторралес со скучающим видом пьёт пиво и глазеет на народы Европы.
Пожилой поляк, обращаясь к Маторралес: Ты откуда? Из Украины? Тогда я тебе стихотворение Пушкина расскажу.
(не дожидаясь ответа, начинает декламировать):видно, барышня не целка, видно цель была тарелка, а попала тебе в глаз, пОстав раком ещё раз.
(Маторралес изображает восхищение, смешанное с умилением)
Шлёма молчит.
Морской пытается вести интеллектуальные беседы с Оленкой: А что ты думаешь о Кандинском?
Оленка:Ничего!
Морской:А как тебе нравится Шагал?
Оленка: Никак!
Морской:А ты кого предпочитаешь - Мане или Моне?
Оленка:Никого! (при этом она пытается похотливо улыбаться Шлёме, но, как написал бы Лесь Подерв’янський, получается «хорошая мина при плохой игре»)
(в предыдущем посте забыла написать, что Оленка «мисткиня» и член Союза Художников Украины)
Шлёма молчит.
Сухопарая немецкая официантка, чеканя шаг, подносит кружку с пивом и с силой припечатывает её на стол перед Шлёмой.
Шлёма (утирая с лица пивную пену и глядя на полку с расписными кружками, отображающими многовековую баварскую пивоваренную традицию): Я делаю ДВА МИЛЛИОНА в год.
(Оленка пытается показать благоговение, граничащее с обожанием, но получается всё та же мина).
Мин в ресторане нет, но сухопарая немецкая официантка подносит «бомбу» одному из врагов немецко-фашистской Германии, Соединённым Штатам Америки:не скрывая издевки, она ставит перед нашими американскими союзниками безразмерный стеклянный сапог, наполненный пивом.
Союзники производят какие-то сложные расчёты, как сдвинуть сапог с места, наклонить его и немного отхлебнуть.
В зале раздаётся боевой клич «непобедимой и легендарной»: Пизда америкозам!
Шлёма молчит.
Австрияк Вилли отхлёбывает водки и лабает «Купите бублички, горячи бублички!»
Русские девушки начинают танцевать и призывно выписывать разными частями тела бублички и другие хлебобулочные изделия.
Югославские партизаны молча и неудержимо ползут к танцполу и выстраиваются плотной высокой стеной.
Шлёма молчит.
Австрияк Вилли отхлёбывает пива и объявляет: А теперь конкурс йодль!
Молодые русские девушки сменяются аккуратными альпийскими бабушками. Югославские партизаны недовольно отползают в укрытие.
«Йодл - ай - ИИИ - уууу» - поют альпийские бабушки.
Шлёма (протягивает Оленке фотографию): Это мои близнецы Ты можешь написать их портрет? Я заплачу.
Оленка из приличия соглашается, но в глубине души уверена, что больше никогда не захочет ни писать близнецов, ни видеть Шлёму.
Конкурс тирольских напевов выигрывает участница 83 лет отроду.
Союзники уже выпили четверть голенища стеклянного сапога, и один из них осмелился пригласить победительницу на медленный танец.
(молодой нетрезвый американец кружит в венском вальсе аккуратную альпийскую бабушку).
Маторралес (допивая пиво, фальшиво поёт): помнит Вена, помнят Альпы и Дунай…
Морской (Оленке): А ты когда-нибудь слышала о Сальвадоре Дали?
Оленка: Нет!
Шлёма молчит.
Сухопарая немецкая официантка приносит счёт. Шлёма лезет в красноречиво оттопыренный карман, достаёт пухлый бумажник, и жестом благотворителя швыряет на стол пару портретов американского изобретателя.
Шлёма Оленке (тоном не терпящим возражений): Я сейчас поеду к тебе, и ты мне сделаешь массаж.
Оленка: Нет, мне надо гулять с собакой!
Шлёма (делается более красноречивым): А когда погуляешь?
Оленка: Тогда я буду гулять с другой собакой.
Оленка садится в авто и уезжает, увозя фотографию Шлёминых близнецов.
Маторралес говорит Шлёме какую-то колкость, а Морского приглашает в нумера и даже порывается купить ещё пива.
Шлёма Морскому (начальственным тоном): Завтра с утра ты должен быть на работе.
Морской (вслед отъезжающему джипу): Но ведь у меня завтра выходной… (в голосе у него все оттенки русского отчаяния, украинского розпача и колумбийской tristeza)
Чёрный-пречёрный джип врезается в чёрную-пречёрную ночь, тёрпкий осенний ветер доносит обрывки кумбии:
Yo naci en las bellas playas caribes de mi pais,
soy Barranquillera, Cartagenera, yo soy de ahi,
soy de Santa Marta, soy Monteriana, pero eso si,
yo soy Colombiana, oh tierra hermosa donde naci.
На карибских пляжах, красивых пляжах родилась я,
Барранкильца и картахенца любила я.
Даже в Санта-Марте и Монтерии бывала я,
В мире нет ни США, ни России,
Есть лишь Кольомбия…
З А Н А В Е С
Некоторое время спустя Маторралес случайно встретила Шлёму в турагентстве. Он был при девушке, а девушка - при повязке на носу. Всё течёт, включая краны в кухне, всё изменяется, даже советско-американские отношения, но вечны кондоры, парящие над Андами, и латиноамериканские бизнесмены, покупающие дамам сердца аудиенцию с пластическим хирургом.
А теперь о главном. Как вы думаете, чем Шлёма зарабатывал на жизнь?
Под звуки марша наши герои входят в немецкий ресторан «Браухаус». Там весело, как в довоенной Европе.
Австрияк Вилли (уже изрядно поддавший) поёт:
Hitler, he only had one ball,
Goering, had two but very small,
Himmler had something simmler,
But poor old Goebbels had no balls at all.
Шлёма молчит.
Народы Европы вгрызаются в сосиски, кромсают шницеля, стреляют пробками от шампанского, бомбардируют друг друга шутками и рассказами и взрываются смехом.
Шлёма молчит.
К столику строевым шагом подходит сухопарая немецкая официантка и торжественно вручает меню.
Вилли опрокидывает рюмку бренди и поёт «Эдельвейс»
Шлёма (на редкость) спрашивает: А здесь подают рис с фасолью?
Оленка ненавязчиво предлагает голубцы.
Маторралес со скучающим видом пьёт пиво и глазеет на народы Европы.
Пожилой поляк, обращаясь к Маторралес: Ты откуда? Из Украины? Тогда я тебе стихотворение Пушкина расскажу.
(не дожидаясь ответа, начинает декламировать):видно, барышня не целка, видно цель была тарелка, а попала тебе в глаз, пОстав раком ещё раз.
(Маторралес изображает восхищение, смешанное с умилением)
Шлёма молчит.
Морской пытается вести интеллектуальные беседы с Оленкой: А что ты думаешь о Кандинском?
Оленка:Ничего!
Морской:А как тебе нравится Шагал?
Оленка: Никак!
Морской:А ты кого предпочитаешь - Мане или Моне?
Оленка:Никого! (при этом она пытается похотливо улыбаться Шлёме, но, как написал бы Лесь Подерв’янський, получается «хорошая мина при плохой игре»)
(в предыдущем посте забыла написать, что Оленка «мисткиня» и член Союза Художников Украины)
Шлёма молчит.
Сухопарая немецкая официантка, чеканя шаг, подносит кружку с пивом и с силой припечатывает её на стол перед Шлёмой.
Шлёма (утирая с лица пивную пену и глядя на полку с расписными кружками, отображающими многовековую баварскую пивоваренную традицию): Я делаю ДВА МИЛЛИОНА в год.
(Оленка пытается показать благоговение, граничащее с обожанием, но получается всё та же мина).
Мин в ресторане нет, но сухопарая немецкая официантка подносит «бомбу» одному из врагов немецко-фашистской Германии, Соединённым Штатам Америки:не скрывая издевки, она ставит перед нашими американскими союзниками безразмерный стеклянный сапог, наполненный пивом.
Союзники производят какие-то сложные расчёты, как сдвинуть сапог с места, наклонить его и немного отхлебнуть.
В зале раздаётся боевой клич «непобедимой и легендарной»: Пизда америкозам!
Шлёма молчит.
Австрияк Вилли отхлёбывает водки и лабает «Купите бублички, горячи бублички!»
Русские девушки начинают танцевать и призывно выписывать разными частями тела бублички и другие хлебобулочные изделия.
Югославские партизаны молча и неудержимо ползут к танцполу и выстраиваются плотной высокой стеной.
Шлёма молчит.
Австрияк Вилли отхлёбывает пива и объявляет: А теперь конкурс йодль!
Молодые русские девушки сменяются аккуратными альпийскими бабушками. Югославские партизаны недовольно отползают в укрытие.
«Йодл - ай - ИИИ - уууу» - поют альпийские бабушки.
Шлёма (протягивает Оленке фотографию): Это мои близнецы Ты можешь написать их портрет? Я заплачу.
Оленка из приличия соглашается, но в глубине души уверена, что больше никогда не захочет ни писать близнецов, ни видеть Шлёму.
Конкурс тирольских напевов выигрывает участница 83 лет отроду.
Союзники уже выпили четверть голенища стеклянного сапога, и один из них осмелился пригласить победительницу на медленный танец.
(молодой нетрезвый американец кружит в венском вальсе аккуратную альпийскую бабушку).
Маторралес (допивая пиво, фальшиво поёт): помнит Вена, помнят Альпы и Дунай…
Морской (Оленке): А ты когда-нибудь слышала о Сальвадоре Дали?
Оленка: Нет!
Шлёма молчит.
Сухопарая немецкая официантка приносит счёт. Шлёма лезет в красноречиво оттопыренный карман, достаёт пухлый бумажник, и жестом благотворителя швыряет на стол пару портретов американского изобретателя.
Шлёма Оленке (тоном не терпящим возражений): Я сейчас поеду к тебе, и ты мне сделаешь массаж.
Оленка: Нет, мне надо гулять с собакой!
Шлёма (делается более красноречивым): А когда погуляешь?
Оленка: Тогда я буду гулять с другой собакой.
Оленка садится в авто и уезжает, увозя фотографию Шлёминых близнецов.
Маторралес говорит Шлёме какую-то колкость, а Морского приглашает в нумера и даже порывается купить ещё пива.
Шлёма Морскому (начальственным тоном): Завтра с утра ты должен быть на работе.
Морской (вслед отъезжающему джипу): Но ведь у меня завтра выходной… (в голосе у него все оттенки русского отчаяния, украинского розпача и колумбийской tristeza)
Чёрный-пречёрный джип врезается в чёрную-пречёрную ночь, тёрпкий осенний ветер доносит обрывки кумбии:
Yo naci en las bellas playas caribes de mi pais,
soy Barranquillera, Cartagenera, yo soy de ahi,
soy de Santa Marta, soy Monteriana, pero eso si,
yo soy Colombiana, oh tierra hermosa donde naci.
На карибских пляжах, красивых пляжах родилась я,
Барранкильца и картахенца любила я.
Даже в Санта-Марте и Монтерии бывала я,
В мире нет ни США, ни России,
Есть лишь Кольомбия…
З А Н А В Е С
Некоторое время спустя Маторралес случайно встретила Шлёму в турагентстве. Он был при девушке, а девушка - при повязке на носу. Всё течёт, включая краны в кухне, всё изменяется, даже советско-американские отношения, но вечны кондоры, парящие над Андами, и латиноамериканские бизнесмены, покупающие дамам сердца аудиенцию с пластическим хирургом.
А теперь о главном. Как вы думаете, чем Шлёма зарабатывал на жизнь?