Ночевала тучка золотая, Приставкин
Ещë в 1981 году, когда даже горбачëвская перестройка не началась, советский писатель Анатолий Приставкин написал повесть "Ночевала тучка золотая", лучшее своë произведение, сделавшее его всемирно известным и переведëнное на многие языки мира.
Парадное фото Приставкина. Писатель смотрит на тебя, как на всем известную субстанцию.
Сам автор, в лихие 90-е неплохо устроившийся председателем в "Комиссию по помилованию при президенте РФ" (в 1992 году, с 2001 года перешëл в "Советники президента по вопросам помилования"), через руки которого прошли и были помилованы десятки тысяч подонков и мразей невинно осужденных людей, тихо скончался от старости в 2008 году (76 лет). Но имя его, а главное название его бессмертного произведения, и поныне поминается на всевозможных либерально ориентированных площадках и пабликах, как вопиющий к небесам пример чудовищного зверства русских, на исходе войны депортировавших, а точнее растерзавших при депортации многие народы.
Повесть Приставкина во многом является автобиографической, и тем более ценной как историческое свидетельство.
Сюжет
Начало осени 1944 года. Из разорëнной войной Москвы на Кавказ отправляется поезд с "колонистами", на котором едет пять сотен детей-сирот и несколько взрослых, получивших от партии задание организовать детский приют где-то в окрестностях Гудермеса. Среди детей, собранных по детдомам со всей России, оказываются два 11-летних брата-близнеца, Колька и Сашка Кузьминых. По пути маленькие колонисты добывают себе пропитание воровством и мародëрством - в этом погибающие от голода детишки нисколько не виноваты, тем более что с едой чем дальше на юг, тем легче становится. На одном из полустанков Колька видит вагон для скота, сквозь зарешечëнное окошко которого к нему тянутся детские руки и слышиться крик "воды!". Поражëнного мальчика тут же отгоняет от вагона вооружëнный солдат.
И вот наконец Кавказ, красивый, величественный, плодородный. Поражает только отсутствие местных жителей. Покинутые дома пустуют, только в некоторых живут русские переселенцы. Русские подавлены и напуганы, потому что в окрестностях орудуют террористические шайки "чеченов". Братья вместе с прекрасной и доброй воспитательницей Региной Петровной, которая чудом пережила один из таких терактов, и с двумя еë малолетними сыновьями переселяются на отдалëнную ферму. Проходит несколько счастливых недель. Одним недобрым утром Сашка с Колькой отправляются в свой приют за припасами. Но обнаруживают, что несколько сотен детей вместе с директором и воспитателями пропали, Всë вокруг разорено и разрушено. В кукурузном поле рядом с приютом братья подвергаются нападению чëрных всадников (Приставкин пережил такое нападение в реальности), и теряют друг друга. На следующие утро Колька обнаруживает брата повешенным на заборе, выпотрошенного, с выклеванными глазами, в рот и в потроха которого вставлены для пущего глумления початки кукурузы (ах, Приставкин, Стивен Кинг ты российского разлива).
Это ещë не все ужасы. Колька кладëт погибшего на тележку и отвозит на станцию, где запихивает мëртвое тело в железный ящик под поездом, отправляя брата - Сашка ведь так мечтал отправиться в путешествие - дальше на Кавказ. Приставкин, без сомнения, рассчитывал в этом месте выдавить из читателя слëзы умиления. Но я могу думать лишь о том, каково будет человеку, который рано или поздно обнаружит этот адский сюрприз под вагонным днищем.
Ненависть
Логично, что после такого Колька проникается ненавистью... нет, не к "чеченам". К русским. А так как Колька и до этого русских ненавидел
- то есть ненавидел сам многоуважаемый автобиографист Приставкин - его ненависть становится ещë глубже. В душе сиротки вспыхивает глубочайшее и высокомерное презрение к лучшему персонажу повести - Регине Петровне. Если бы ангелы небесные спустились на землю, и они бы не смогли обойтись с мальчиками лучше, чем эта прекрасная женщина. Но когда Регина находит неблагодарную мразь Кольку и предлагает ему вернуться в свою семью, сирота окатывает еë ледяным презрением. В глаза не смотрит, разговаривать отказывается. Бедная женщина суëт роскошные подарки в руки сиротки - тот с показным отвращением воротит нос.
У читателя возникает недоумение в связи с таким поведением главного героя. Может у него крыша поехала после пережитого ужаса? А что, это разумное объяснение! Но Приставкин поясняет в конце концов: "она его бросила", вот мальчик и обиделся. Как? Когда? Каким образом? Не будем заморачиваться, это только Приставкину понятно.
На некоторых поздних своих фотографиях Приставкин выглядит как умственно отсталый. То ли лицо у него такое своеобразное от природы, то ли водочка виновата, то ли время так на нëм сказалось, не знаю.
И любовь
Ну а что же "чечены"? Как теперь к ним относится Колька, а вместе с ним и автор повести Приставкин, который, напомню, и сам пережил ужас описанного нападения? Как? Да с огромным уважением, сочувствием и любовью!
После отправки тела Сашки "в путешествие" на поезде, Колька возвращается в разрушенный приют - все обитатели которого были очевидно вырезаны - где встречает чеченского мальчика. Колька сразу же называет чеченца братом Сашкой и проникается к нему столь сильной и безусловной любовью, что как сумасшедший начинает орать и биться, стоит их хоть на миг разлучить. Уйдя из приюта, друзья сталкиваются с новым доказательством звериной сути русских варваров, - те замостили дорогу могильными плитами, взятыми с чеченского кладбища. Маленький чеченец встаëт на колении и величественно скорбит. Позже парочка встречает взрослого "чечена", вспоровшего и выпотрошившего колькиного настоящего брата: об этом Колька узнаëт по знакомому ремешку на поясе. "Чечен" хочет убить "руссиш швайне", но Колька почему-то относится ко всему происходящему идентиферентно. Видимо он думает, что "чечен" в своëм праве.
В дальнейшем возлюбленные друзья попадают в детприëмник, в котором собрались представители депортированных этносов. Одними чеченами дело ведь не ограничивалось. Крымские татары, ногайцы, поволжские немцы и прочие и прочие, не осознающие пока, как с ними обошлись "руссиш швайне". Но Приставкин поможет им осознать...
Автор делает отступление от повествования, и уже от первого лица рассказывает, как спустя много лет повстречал в Москве бывших военных, которые компанией вместе с Приставкиным решили забухать. В пьяных разговорах перед писателем разворачивается звериный и кровавый лик этих "мило играющих с внуками" недочеловеков, которые участвовали не в депортации, нет!, - в геноциде (включая расстрелы и казни) народов Кавказа в том самом далëком 1944... Ну как такому не поверить? Уж Приставкин-то врать не будет! Сам видел, вернее слышал!
Вы хоть представляете, суки фронтовые, как я страдал?
Хочется сделать маленькое примечание. Своих героев Приставкин, как кажется, ни разу не называет Колей или Сашей, только Сашкой и Колькой. Но чаще всего просто "Кузьмëныши". Напоминает что-то вроде "гадëныши" или "опарыши". Ещë одна тема повести Приставкина, занимающая до половины экранного времени, - это тема говна, столь живописно и натуралистично описанная, что нам лучше на ней не останавливаться.
Москва и еë окрестности представляются Приставкину отвратительным, жалким, нищим, грязным и вонючим местом, населëнным всевозможными скотами и быдлом. В противоположность Кавказу с его величественными горами и с благородными потрошителями детей. Вот как прощаются дети-колонисты со своей Родиной, буквально осыпая еë проклятиями: "Господи! Да пропади пропадом, задарма этот неуютный, немытый, проклятый, выхолощенный войной край! Где все живут одним военным днем: купить да продать. А те, что стоят у станков да куют в выстудившихся цехах победу над врагом, они-то не только беспризорных не видят, а своих родных детишек запустили до уровня одичания: по двенадцать часов длится смена, так что спят тут же, в цехах". "Обветшали, обзаплатились, ободрались, обовшивели в Подмосковье, теперь сами будто от себя с радостью бежим".
Это же какими подонками надо быть, прохлаждаясь в окопах Сталинграда, или сутками отдыхая в замороженных заводских цехах, в то время как беспризорные дети вроде меня тогдашнего неуютны, неухожены и недоедают, а?!!! - вопиëт спустя четыре десятка лет возмущëнный и негодующий писатель Приставкин.
Они же дети!
Главные герои, да и вообще все описываемые в повести детские персонажи - конченные мрази, подонки и сволочи, иными словами, шантрапа и уголовники, промышляющие мошенничеством, кражами, воровством, грабежами, мародëрством и ещë чем похуже. Сначала кажется, что воровство детишкам можно простить, ведь крадут они из-за голода. Но очень скоро становится ясно, что лгут, воруют и грабят они просто так, по натуре своей, "тащат, что плохо лежит". И неважно какую боль при этом они причинят ограбленному, - как той учительнице, у которой была украдена фамильная драгоценность. Шантрапе чужды сопереживание и нравственные порывы. Кузьмëныши крадут молоко, и тут же, не выпив, выливают, и так же поступают с фруктами "в разорëнном войной крае". Лгут они всегда и везде, даже когда не нужно, просто так, без причин и поводов.
Не удивительно, что этим милым детишкам свойственна самая чëрная и мучительная зависть. Находясь в вагонах поезда, дети встречают каждую новую партию прибывающих оскорблениями и насмешками, но когда появляются московские детдомовцы, которые, как всем кажется, лучше питаются и одеваются, то: "Московским завопил весь эшелон так, что не стало слышно звонков трамваев на Каланчевке. Заревели, завыли, заблеяли, замычали".
А совершили ли герои повести хоть раз что-то доброе, может спросить себя читатель? Да, один раз, когда решили поделиться кусочком сала с Региной Петровной. Но и тут ситуация не на бескорыстный поступок смахивает, а скорее на блатной подарок, выданный блатной подруге, чтобы в дальнейшем меньше ломалась. Женщина от сала конечно отказывается, после чего сразу следует спор братьев о том, кто из них на Регине женится, когда подрастëт.
Приставкин, как он есть
Характер главных героев и сопутствующие им события Приставкин списывал сам с себя. Что же мы можем сказать о нëм, прославленном, блистательном и высоко взлетевшем - до уровня "советника президента" - человеке? Если бы можно было заглянуть в приставкину душу, мы бы увидели там чëрную и вонюючую жижу, которой ни разу не касался солнечный свет. Совесть, нравственность, порядочность - для Приставкина абстактные понятия; урвать и устроиться - вот его жизненное кредо. Впрочем, Приставкину не чужда блатная честь, когда, например, со страниц книги он учит неискушëнного читателя, что воровать надо понемногу, чтобы сразу не разорять перспективное место. Приставкин интуитивно и безошибочно определяет своë место в жизни, вместе с уголовниками и подонками, русофобами, либералами, "угнетëнными народами", - и место своих противников, то есть порядочных людей и в целом России и русской нации.
Приставкин разрешает себе всë, любое пересечение нравственных и уголовных границ, если конечно при этом он не сильно рискует. На остальное же человечество Приставкин накладывает обязанность, в первую очередь обязанность заботиться о нëм лично и считать его интересы выше собственных. Вот как Приставкин клеймит директора своего интерната, и спустя 40 лет пылая праведным непрощением:
"Примите же это, невысказанное, от моих Кузьмёнышей и от меня лично, запоздалое, из далеких восьмидесятых годов, непрощение вам, жирные крысы тыловые, которыми был наводнен наш дом-корабль с детишками, подобранными в океане войны. Владимир Николаевич Башмаков - так звали одного из них. Он был директором Таловского интерната, и владел нашими судьбами, и морил нас голодом".
Ну а если сказать Приставкину: ты, Приставкин, крал значительно больше, Приставкин только рот будет открывать и закрывать в недоумении, - это другим нельзя его обкрадывать, а ему всë можно и всë позволено.
Парадное фото Приставкина. Писатель смотрит на тебя, как на всем известную субстанцию.
Сам автор, в лихие 90-е неплохо устроившийся председателем в "Комиссию по помилованию при президенте РФ" (в 1992 году, с 2001 года перешëл в "Советники президента по вопросам помилования"), через руки которого прошли и были помилованы десятки тысяч подонков и мразей невинно осужденных людей, тихо скончался от старости в 2008 году (76 лет). Но имя его, а главное название его бессмертного произведения, и поныне поминается на всевозможных либерально ориентированных площадках и пабликах, как вопиющий к небесам пример чудовищного зверства русских, на исходе войны депортировавших, а точнее растерзавших при депортации многие народы.
Повесть Приставкина во многом является автобиографической, и тем более ценной как историческое свидетельство.
Сюжет
Начало осени 1944 года. Из разорëнной войной Москвы на Кавказ отправляется поезд с "колонистами", на котором едет пять сотен детей-сирот и несколько взрослых, получивших от партии задание организовать детский приют где-то в окрестностях Гудермеса. Среди детей, собранных по детдомам со всей России, оказываются два 11-летних брата-близнеца, Колька и Сашка Кузьминых. По пути маленькие колонисты добывают себе пропитание воровством и мародëрством - в этом погибающие от голода детишки нисколько не виноваты, тем более что с едой чем дальше на юг, тем легче становится. На одном из полустанков Колька видит вагон для скота, сквозь зарешечëнное окошко которого к нему тянутся детские руки и слышиться крик "воды!". Поражëнного мальчика тут же отгоняет от вагона вооружëнный солдат.
И вот наконец Кавказ, красивый, величественный, плодородный. Поражает только отсутствие местных жителей. Покинутые дома пустуют, только в некоторых живут русские переселенцы. Русские подавлены и напуганы, потому что в окрестностях орудуют террористические шайки "чеченов". Братья вместе с прекрасной и доброй воспитательницей Региной Петровной, которая чудом пережила один из таких терактов, и с двумя еë малолетними сыновьями переселяются на отдалëнную ферму. Проходит несколько счастливых недель. Одним недобрым утром Сашка с Колькой отправляются в свой приют за припасами. Но обнаруживают, что несколько сотен детей вместе с директором и воспитателями пропали, Всë вокруг разорено и разрушено. В кукурузном поле рядом с приютом братья подвергаются нападению чëрных всадников (Приставкин пережил такое нападение в реальности), и теряют друг друга. На следующие утро Колька обнаруживает брата повешенным на заборе, выпотрошенного, с выклеванными глазами, в рот и в потроха которого вставлены для пущего глумления початки кукурузы (ах, Приставкин, Стивен Кинг ты российского разлива).
Это ещë не все ужасы. Колька кладëт погибшего на тележку и отвозит на станцию, где запихивает мëртвое тело в железный ящик под поездом, отправляя брата - Сашка ведь так мечтал отправиться в путешествие - дальше на Кавказ. Приставкин, без сомнения, рассчитывал в этом месте выдавить из читателя слëзы умиления. Но я могу думать лишь о том, каково будет человеку, который рано или поздно обнаружит этот адский сюрприз под вагонным днищем.
Ненависть
Логично, что после такого Колька проникается ненавистью... нет, не к "чеченам". К русским. А так как Колька и до этого русских ненавидел
- то есть ненавидел сам многоуважаемый автобиографист Приставкин - его ненависть становится ещë глубже. В душе сиротки вспыхивает глубочайшее и высокомерное презрение к лучшему персонажу повести - Регине Петровне. Если бы ангелы небесные спустились на землю, и они бы не смогли обойтись с мальчиками лучше, чем эта прекрасная женщина. Но когда Регина находит неблагодарную мразь Кольку и предлагает ему вернуться в свою семью, сирота окатывает еë ледяным презрением. В глаза не смотрит, разговаривать отказывается. Бедная женщина суëт роскошные подарки в руки сиротки - тот с показным отвращением воротит нос.
У читателя возникает недоумение в связи с таким поведением главного героя. Может у него крыша поехала после пережитого ужаса? А что, это разумное объяснение! Но Приставкин поясняет в конце концов: "она его бросила", вот мальчик и обиделся. Как? Когда? Каким образом? Не будем заморачиваться, это только Приставкину понятно.
На некоторых поздних своих фотографиях Приставкин выглядит как умственно отсталый. То ли лицо у него такое своеобразное от природы, то ли водочка виновата, то ли время так на нëм сказалось, не знаю.
И любовь
Ну а что же "чечены"? Как теперь к ним относится Колька, а вместе с ним и автор повести Приставкин, который, напомню, и сам пережил ужас описанного нападения? Как? Да с огромным уважением, сочувствием и любовью!
После отправки тела Сашки "в путешествие" на поезде, Колька возвращается в разрушенный приют - все обитатели которого были очевидно вырезаны - где встречает чеченского мальчика. Колька сразу же называет чеченца братом Сашкой и проникается к нему столь сильной и безусловной любовью, что как сумасшедший начинает орать и биться, стоит их хоть на миг разлучить. Уйдя из приюта, друзья сталкиваются с новым доказательством звериной сути русских варваров, - те замостили дорогу могильными плитами, взятыми с чеченского кладбища. Маленький чеченец встаëт на колении и величественно скорбит. Позже парочка встречает взрослого "чечена", вспоровшего и выпотрошившего колькиного настоящего брата: об этом Колька узнаëт по знакомому ремешку на поясе. "Чечен" хочет убить "руссиш швайне", но Колька почему-то относится ко всему происходящему идентиферентно. Видимо он думает, что "чечен" в своëм праве.
В дальнейшем возлюбленные друзья попадают в детприëмник, в котором собрались представители депортированных этносов. Одними чеченами дело ведь не ограничивалось. Крымские татары, ногайцы, поволжские немцы и прочие и прочие, не осознающие пока, как с ними обошлись "руссиш швайне". Но Приставкин поможет им осознать...
Автор делает отступление от повествования, и уже от первого лица рассказывает, как спустя много лет повстречал в Москве бывших военных, которые компанией вместе с Приставкиным решили забухать. В пьяных разговорах перед писателем разворачивается звериный и кровавый лик этих "мило играющих с внуками" недочеловеков, которые участвовали не в депортации, нет!, - в геноциде (включая расстрелы и казни) народов Кавказа в том самом далëком 1944... Ну как такому не поверить? Уж Приставкин-то врать не будет! Сам видел, вернее слышал!
Вы хоть представляете, суки фронтовые, как я страдал?
Хочется сделать маленькое примечание. Своих героев Приставкин, как кажется, ни разу не называет Колей или Сашей, только Сашкой и Колькой. Но чаще всего просто "Кузьмëныши". Напоминает что-то вроде "гадëныши" или "опарыши". Ещë одна тема повести Приставкина, занимающая до половины экранного времени, - это тема говна, столь живописно и натуралистично описанная, что нам лучше на ней не останавливаться.
Москва и еë окрестности представляются Приставкину отвратительным, жалким, нищим, грязным и вонючим местом, населëнным всевозможными скотами и быдлом. В противоположность Кавказу с его величественными горами и с благородными потрошителями детей. Вот как прощаются дети-колонисты со своей Родиной, буквально осыпая еë проклятиями: "Господи! Да пропади пропадом, задарма этот неуютный, немытый, проклятый, выхолощенный войной край! Где все живут одним военным днем: купить да продать. А те, что стоят у станков да куют в выстудившихся цехах победу над врагом, они-то не только беспризорных не видят, а своих родных детишек запустили до уровня одичания: по двенадцать часов длится смена, так что спят тут же, в цехах". "Обветшали, обзаплатились, ободрались, обовшивели в Подмосковье, теперь сами будто от себя с радостью бежим".
Это же какими подонками надо быть, прохлаждаясь в окопах Сталинграда, или сутками отдыхая в замороженных заводских цехах, в то время как беспризорные дети вроде меня тогдашнего неуютны, неухожены и недоедают, а?!!! - вопиëт спустя четыре десятка лет возмущëнный и негодующий писатель Приставкин.
Они же дети!
Главные герои, да и вообще все описываемые в повести детские персонажи - конченные мрази, подонки и сволочи, иными словами, шантрапа и уголовники, промышляющие мошенничеством, кражами, воровством, грабежами, мародëрством и ещë чем похуже. Сначала кажется, что воровство детишкам можно простить, ведь крадут они из-за голода. Но очень скоро становится ясно, что лгут, воруют и грабят они просто так, по натуре своей, "тащат, что плохо лежит". И неважно какую боль при этом они причинят ограбленному, - как той учительнице, у которой была украдена фамильная драгоценность. Шантрапе чужды сопереживание и нравственные порывы. Кузьмëныши крадут молоко, и тут же, не выпив, выливают, и так же поступают с фруктами "в разорëнном войной крае". Лгут они всегда и везде, даже когда не нужно, просто так, без причин и поводов.
Не удивительно, что этим милым детишкам свойственна самая чëрная и мучительная зависть. Находясь в вагонах поезда, дети встречают каждую новую партию прибывающих оскорблениями и насмешками, но когда появляются московские детдомовцы, которые, как всем кажется, лучше питаются и одеваются, то: "Московским завопил весь эшелон так, что не стало слышно звонков трамваев на Каланчевке. Заревели, завыли, заблеяли, замычали".
А совершили ли герои повести хоть раз что-то доброе, может спросить себя читатель? Да, один раз, когда решили поделиться кусочком сала с Региной Петровной. Но и тут ситуация не на бескорыстный поступок смахивает, а скорее на блатной подарок, выданный блатной подруге, чтобы в дальнейшем меньше ломалась. Женщина от сала конечно отказывается, после чего сразу следует спор братьев о том, кто из них на Регине женится, когда подрастëт.
Приставкин, как он есть
Характер главных героев и сопутствующие им события Приставкин списывал сам с себя. Что же мы можем сказать о нëм, прославленном, блистательном и высоко взлетевшем - до уровня "советника президента" - человеке? Если бы можно было заглянуть в приставкину душу, мы бы увидели там чëрную и вонюючую жижу, которой ни разу не касался солнечный свет. Совесть, нравственность, порядочность - для Приставкина абстактные понятия; урвать и устроиться - вот его жизненное кредо. Впрочем, Приставкину не чужда блатная честь, когда, например, со страниц книги он учит неискушëнного читателя, что воровать надо понемногу, чтобы сразу не разорять перспективное место. Приставкин интуитивно и безошибочно определяет своë место в жизни, вместе с уголовниками и подонками, русофобами, либералами, "угнетëнными народами", - и место своих противников, то есть порядочных людей и в целом России и русской нации.
Приставкин разрешает себе всë, любое пересечение нравственных и уголовных границ, если конечно при этом он не сильно рискует. На остальное же человечество Приставкин накладывает обязанность, в первую очередь обязанность заботиться о нëм лично и считать его интересы выше собственных. Вот как Приставкин клеймит директора своего интерната, и спустя 40 лет пылая праведным непрощением:
"Примите же это, невысказанное, от моих Кузьмёнышей и от меня лично, запоздалое, из далеких восьмидесятых годов, непрощение вам, жирные крысы тыловые, которыми был наводнен наш дом-корабль с детишками, подобранными в океане войны. Владимир Николаевич Башмаков - так звали одного из них. Он был директором Таловского интерната, и владел нашими судьбами, и морил нас голодом".
Ну а если сказать Приставкину: ты, Приставкин, крал значительно больше, Приставкин только рот будет открывать и закрывать в недоумении, - это другим нельзя его обкрадывать, а ему всë можно и всë позволено.