ziemlich und natürlich
«Единственно надежный способ самоизоляции - это самоубийство. Всё уже было в истории. Всё повторяется. Путь к спасению - это дорога к могиле. Так было всегда. Все революции случаются в умеренных зонах, и в этой тоже. Помочь в такой ситуации может только время». Петька понял, что жизнь снова свернула в темную колею, не дав ему ничего, кроме новых разочарований. Пройдя несколько шагов, он вдруг резко остановился, а потом сел на корточки и стал рыться в карманах. На снег выпала фотография Пелевина, валявшаяся там с самого детства. Он поднял ее с земли и внимательно всмотрелся в лицо писателя. В его губах была засохшая кровь. Положив находку назад в карман, Петька поднялся на ноги и пошел к дому. Светя перед собой спичкой, он поднялся на крыльцо, вставил ключ в замочную скважину и повернул его.
Анка проснулась от тихого стука в дверь. Это было обычное для дома Гришина утро. Из трех комнат доносился храп, и можно было даже подумать, что это храпит сам Гришин, но это не казалось так потому, что, Петька тихо бродил по коридору, пытаясь попасть в ногу со своими собутыльниками. На несколько секунд Анке показалось, что всё обстоит, как обычно, но потом она поняла, что чего-то не хватает. Осторожно приблизившись к окну, она заглянула вниз. Стоял белый день, ярко светило солнце. На снегу перед окном мирно спал Петька. Она подошла к двери и прислушалась. За дверью было тихо, но слышно было, что Петька ещё жив. Тогда Анка подошла к шкафу и открыла его дверцы. Там на верхней полке лежал топор.
В левой руке она держала зеркальце, а в правой - длинную веревку с узелками. Она посмотрела в зеркало и увидела свое лицо. Это была странная и непривычная вещь, - чем больше она смотрела в него, тем больше понимала, что оно ей не нравится. Оно казалось ей каким-то вывороченным, словно разбухшим изнутри, похожим на череп. А ведь это было именно то лицо, которое только что отражалось в зеркале. У неё появился страх. Она перевела взгляд на веревку и подумала, что не обязательно ей делать петлю, можно было бы просто привязать её к какому-нибудь предмету - пусть Петька сам выбирает, как ему жить дальше. Решившись, она подошла к Петьке и кинула ему веревку в лицо. Он проснулся, вытянул руки и поймал её. Он сразу понял, что случилось. Он нахмурился и поглядел в её сторону.
Она сделала вид, что не замечает его взгляда. Ей стало грустно и страшно. Василий Иванович тем временем проснулся и что- то забормотал. Он никак не мог понять, где он, и сейчас не слишком понимал, что с ним происходит. Одна радость - теперь он не один. Одна радость - он что-то такое знает, он так и не понял, что именно, но обязательно вспомнит... Одна радость - его новые друзья наконец появились. Он давно уже заметил, что вместе с ними всегда появляются одни и те же звуки - например, его голос. Впрочем, его голос, может быть, звучал по-другому. Когда-то в древности, на заре человеческого рода, этот звук был языком, а потом сделался музыкальным инструментом.
Петька сразу же стал выбирать, какую именно петлю лучше на себя накинуть. Он не знал, что делать, и решил потянуть её за собой. Он схватился за верёвку, но она оказалась слишком коротка. Петька потянул сильнее, и тут только он понял, что происходит. «Акела промахнулся», - успел подумать он. Но сейчас это уже не имело значения. Теперь Акела умрёт. Его губы запели: «Акела промахнулся». Анка, конечно, не могла знать, что это именно его песня, потому что Петькин рот пел вовсе не на русском языке, а на языке индейцев яки, коренного населения острова Крым. «Яки, атац», - сказал Петька дону Хренаро. Акела был мёртв. Петька привязал себя к верёвке, взял мушкет и стал ждать конца. Не надо было думать, с чего начать. Конечно, его должны были спрашивать о смысле жизни, но это не имело значения. Это всё не имело никакого значения. Петьку мучила только одна мысль - о том, что он совершил, но было уже поздно что-то исправлять. Анка и Василий Иванович были в безопасности. Скоро под землёй останется только их отражение в зеркальной стене, а потом… Потом пойдёт ручей.
Скрепосовинград, июль 1989 г. Воскресенье. 2 часа дня. Пьетро Дивино работает в сарае, где под половицами лежат части самолёта.
Анка проснулась от тихого стука в дверь. Это было обычное для дома Гришина утро. Из трех комнат доносился храп, и можно было даже подумать, что это храпит сам Гришин, но это не казалось так потому, что, Петька тихо бродил по коридору, пытаясь попасть в ногу со своими собутыльниками. На несколько секунд Анке показалось, что всё обстоит, как обычно, но потом она поняла, что чего-то не хватает. Осторожно приблизившись к окну, она заглянула вниз. Стоял белый день, ярко светило солнце. На снегу перед окном мирно спал Петька. Она подошла к двери и прислушалась. За дверью было тихо, но слышно было, что Петька ещё жив. Тогда Анка подошла к шкафу и открыла его дверцы. Там на верхней полке лежал топор.
В левой руке она держала зеркальце, а в правой - длинную веревку с узелками. Она посмотрела в зеркало и увидела свое лицо. Это была странная и непривычная вещь, - чем больше она смотрела в него, тем больше понимала, что оно ей не нравится. Оно казалось ей каким-то вывороченным, словно разбухшим изнутри, похожим на череп. А ведь это было именно то лицо, которое только что отражалось в зеркале. У неё появился страх. Она перевела взгляд на веревку и подумала, что не обязательно ей делать петлю, можно было бы просто привязать её к какому-нибудь предмету - пусть Петька сам выбирает, как ему жить дальше. Решившись, она подошла к Петьке и кинула ему веревку в лицо. Он проснулся, вытянул руки и поймал её. Он сразу понял, что случилось. Он нахмурился и поглядел в её сторону.
Она сделала вид, что не замечает его взгляда. Ей стало грустно и страшно. Василий Иванович тем временем проснулся и что- то забормотал. Он никак не мог понять, где он, и сейчас не слишком понимал, что с ним происходит. Одна радость - теперь он не один. Одна радость - он что-то такое знает, он так и не понял, что именно, но обязательно вспомнит... Одна радость - его новые друзья наконец появились. Он давно уже заметил, что вместе с ними всегда появляются одни и те же звуки - например, его голос. Впрочем, его голос, может быть, звучал по-другому. Когда-то в древности, на заре человеческого рода, этот звук был языком, а потом сделался музыкальным инструментом.
Петька сразу же стал выбирать, какую именно петлю лучше на себя накинуть. Он не знал, что делать, и решил потянуть её за собой. Он схватился за верёвку, но она оказалась слишком коротка. Петька потянул сильнее, и тут только он понял, что происходит. «Акела промахнулся», - успел подумать он. Но сейчас это уже не имело значения. Теперь Акела умрёт. Его губы запели: «Акела промахнулся». Анка, конечно, не могла знать, что это именно его песня, потому что Петькин рот пел вовсе не на русском языке, а на языке индейцев яки, коренного населения острова Крым. «Яки, атац», - сказал Петька дону Хренаро. Акела был мёртв. Петька привязал себя к верёвке, взял мушкет и стал ждать конца. Не надо было думать, с чего начать. Конечно, его должны были спрашивать о смысле жизни, но это не имело значения. Это всё не имело никакого значения. Петьку мучила только одна мысль - о том, что он совершил, но было уже поздно что-то исправлять. Анка и Василий Иванович были в безопасности. Скоро под землёй останется только их отражение в зеркальной стене, а потом… Потом пойдёт ручей.
Скрепосовинград, июль 1989 г. Воскресенье. 2 часа дня. Пьетро Дивино работает в сарае, где под половицами лежат части самолёта.