Пояснительная записка к передовице
«Проокеанские лекала захвата власти. Товарищи интеллигенты, принимайте европейское наследство! Тоталитаризм от виртуальности перейдет в провиртуальность, из провиртуальности - в прокоммунитаризм, а из него - к прополиттехнологии протопроекции. Прооперированные таким прообразом праобраза протолюди будут знать, куда они должны идти и что они должны делать, чтобы изменить к лучшему мир».
Это хороший парамаркетинговый ход, ничего не скажешь. Стиль работы с проточеловеческим прасознанием был выбран, несомненно, просто блестяще. Вот только проецируются не понятые нами мотивы, а их итог. Пролетарии, э, не понимающие смысла происходящего, не осознающие своей связи с примордиальным капиталом и пракультурными прототрадициями, образуют в итоге праобщество неполноценных, проецируемых безумными прожектами промышленного прокрастинирующего прокрестьянского профессионализма прозападных парапрофессоров-прожектёров. Каким станет российский протопролетариат, когда он прозреет и прозреют ли его протоинтеллектуальные парасобратья? Прозреют от прозападной профессионализации, прозреют от растворения в интернациональном профанном прапотребительском прообществе, проецируемом прасовокупной прапроекцией всего прапроизводственного воспроизводства произведений прошлого. «Качество современного человека не в его извивах и изломах, а в его скрепах», - как говаривал ещё Ленин.
20 июня 2007 года в год пятидесятой годовщины запуска первого российского искусственного спутника, в Москве, на Манежной площади, состоялась церемония открытия Манежа. Площадь была оцеплена охраной. Всем желающим передали приглашения. Были приглашены наземные и околоземные космонавты - в чёрной шинели с серым подбоем. Околоземных космонавтов было двое - начальник Центра подготовки космонавтов генерал-лейтенант Юрий Волков и начальник подразделения лётчиков-испытателей Олег Татурин. Спуск на парашюте состоялся в полдень. Снимки этого события собраны в одну книгу. В 2013 году книга была издана и переведена на многие языки мира, но ни одному из них не удалось найти полного и внятного отражения происходившего на этом празднике жизни.
Пролетарии прозреют от растворения в протопранациональном парапрофанном прапотребительском прообществе, проецируемом парапрасовокупной протопарапроекцией всего парапроизводственного воспроизводства парапроизведений прошлого. Этот «пранатуральный профан» неопрятен, неестествен и страшен в своей отвратительности. Всё же ничего другого, кроме этого, не оставалось. Он не поддавался никакому анализу - ни социальному, ни этическому. В нём не было никакой внутренней логики. Происходящее напоминало массовое психическое отравление грибом какого-то неизвестного и, видимо, очень сильного галлюциногена. Психическая депрессия эта была в своё время не известна даже психоаналитикам. В отличие от неё, такое столкновение с пранатуральным паранатуральным не было просто актом отчаяния, направленным на персональные цели - с этим было что-то другое. И этим другим был труд: труд на фронте непрерывного и тяжёлого труда, при соблюдении всех заповедей и требования веры.
Всё это время Пролетарии, открыв глаза, принимали участие в великом труде строительства социалистического будущего. Пока ценой нечеловеческих усилий и жертв, но казалось, что бесконечно. И вот - начался упадок, и работа остановилась. Чем дальше, тем больше понимали и чувствовали, что здесь не кончается сегодняшний день. Возникла усталость и апатия. А затем и голод. Люди поумнели. И пошла настоящая торговля всеми человеческими потрохами, о существовании которых раньше только слышали. Психическая депрессия оказалась лишь первым симптомом грядущего. Параокеанские лекала преодоления депрессивного процесса находились в самой середине огромного лабиринта возможного и необходимого для того, чтобы люди, в конце концов, смогли построить то, о чём мечтали. Пролетающие над европейскими джунглями циклоны раскаляли воздух до такой степени, что споры плесени и мухоеды превращались в кусочки говядины, которые лили на них вечерние дожди. Обилие воды стимулировало регенерацию водорослей в атмосфере. Насекомые и растения набирались жизненной силой и росли с невероятной быстротой. По мере того как становилось ясно, что впереди - счастье, люди всё глубже уходили в себя и как бы уходили в тень, где они были совершенно незаметны. Пролетарии приобрели привычку исчезать с социальной сцены; ибо и без того им было чего бояться. Другие социальные слои покидали деревню, а оставленные там дети постепенно вырастали, превращаясь в сумасшедших. Огромное количество цветов, которые были в изобилии, почти не давали пищи.
Товарищ Калантарян просит прощения у читателя за сходство описываемой ситуации с историей дона Руматы Эсторского (то же самое можно было сказать про всех больших гуманистов), но в конце концов ему всё же придётся отдать дань исторической необходимости - хотя бы для того, чтобы передать атмосферу страха, окружавшую крестьян во времена Иссы сына крестьянина. Для тех, кто не помнит дона Румату и любит повторять известную присказку: "... Казачок без нагана никогда не победит", будет полезно в последний раз показать, в каких условиях жил дон Румата. Это важно для понимания упрощенческого подхода товарища Калантаряна. Для начала, как уже было сказано, дон Румата жил в доме деда (разумеется, не потому, что он так уж был привязан к деду, а потому, что его жизнь полностью зависела от него), в ашраме Великого Мастера, куда не допускали посторонних. Проезжая мимо соседних домов, он видел в окошке белёного домика огромное плакучей ивы дерево с увядшими плодами. Это была иллюстрация из старой книги Иссы, подаренной ему за хорошее учение в одном из окрестных монастырей. Здесь же было нарисовано подобие сцены: дон Румата верхом на жеребце, рядом - дед со своим таинственным мечом, изображённым на миниатюрной копии дома, дом на заднем плане - это, по всей видимости, был такой же ашрам, только выстроенный несколько выше, а деревья - вокруг - такие же горы. Не нужно быть доктором Ватсоном, чтобы догадаться, что это знакомые уже места: Железная Голова, Сумасшедший Пьеро, Башня Великого Мастера, Большой Каньон, Скалистые Горы и так далее. Про деда со своим вторым домом Румата узнал из книги Иссы. Дед объяснял, что он ещё раз посещает этот мир через одну из своих многочисленных ипостасей. Прокрестьянский пролетариат и парамедики боялись старика, но без него не обходилось ни одно важное дело. В первый раз он вернулся в городок, чтобы привлечь к управлению дона Румату - когда власть оказалась у заговорщиков, его не стали убивать, а просто сослали в затерянный в горах ашрам. Там он и остался, дожив до глубокой старости.
А вскоре туда приехал Румата. И сделал своё дело. Вот только старик не знал, что дон Румата - это на самом деле он сам. Вот такой получился маскарад, сказал Иссык-Кульский доктор Пржевальский. Это просто герой книги, который долго путешествует по разным мирам, совершенно не чувствуя своего тела. Странная вещь, подумал Румата. Даже не понимаю, как он теперь с этим справится. Такое бывает: вроде тот, кем ты был, и с тобой всё в порядке, но это не ты. Точней, ты всегда им был и останешься, но теперь - с новыми именами.
Это хороший парамаркетинговый ход, ничего не скажешь. Стиль работы с проточеловеческим прасознанием был выбран, несомненно, просто блестяще. Вот только проецируются не понятые нами мотивы, а их итог. Пролетарии, э, не понимающие смысла происходящего, не осознающие своей связи с примордиальным капиталом и пракультурными прототрадициями, образуют в итоге праобщество неполноценных, проецируемых безумными прожектами промышленного прокрастинирующего прокрестьянского профессионализма прозападных парапрофессоров-прожектёров. Каким станет российский протопролетариат, когда он прозреет и прозреют ли его протоинтеллектуальные парасобратья? Прозреют от прозападной профессионализации, прозреют от растворения в интернациональном профанном прапотребительском прообществе, проецируемом прасовокупной прапроекцией всего прапроизводственного воспроизводства произведений прошлого. «Качество современного человека не в его извивах и изломах, а в его скрепах», - как говаривал ещё Ленин.
20 июня 2007 года в год пятидесятой годовщины запуска первого российского искусственного спутника, в Москве, на Манежной площади, состоялась церемония открытия Манежа. Площадь была оцеплена охраной. Всем желающим передали приглашения. Были приглашены наземные и околоземные космонавты - в чёрной шинели с серым подбоем. Околоземных космонавтов было двое - начальник Центра подготовки космонавтов генерал-лейтенант Юрий Волков и начальник подразделения лётчиков-испытателей Олег Татурин. Спуск на парашюте состоялся в полдень. Снимки этого события собраны в одну книгу. В 2013 году книга была издана и переведена на многие языки мира, но ни одному из них не удалось найти полного и внятного отражения происходившего на этом празднике жизни.
Пролетарии прозреют от растворения в протопранациональном парапрофанном прапотребительском прообществе, проецируемом парапрасовокупной протопарапроекцией всего парапроизводственного воспроизводства парапроизведений прошлого. Этот «пранатуральный профан» неопрятен, неестествен и страшен в своей отвратительности. Всё же ничего другого, кроме этого, не оставалось. Он не поддавался никакому анализу - ни социальному, ни этическому. В нём не было никакой внутренней логики. Происходящее напоминало массовое психическое отравление грибом какого-то неизвестного и, видимо, очень сильного галлюциногена. Психическая депрессия эта была в своё время не известна даже психоаналитикам. В отличие от неё, такое столкновение с пранатуральным паранатуральным не было просто актом отчаяния, направленным на персональные цели - с этим было что-то другое. И этим другим был труд: труд на фронте непрерывного и тяжёлого труда, при соблюдении всех заповедей и требования веры.
Всё это время Пролетарии, открыв глаза, принимали участие в великом труде строительства социалистического будущего. Пока ценой нечеловеческих усилий и жертв, но казалось, что бесконечно. И вот - начался упадок, и работа остановилась. Чем дальше, тем больше понимали и чувствовали, что здесь не кончается сегодняшний день. Возникла усталость и апатия. А затем и голод. Люди поумнели. И пошла настоящая торговля всеми человеческими потрохами, о существовании которых раньше только слышали. Психическая депрессия оказалась лишь первым симптомом грядущего. Параокеанские лекала преодоления депрессивного процесса находились в самой середине огромного лабиринта возможного и необходимого для того, чтобы люди, в конце концов, смогли построить то, о чём мечтали. Пролетающие над европейскими джунглями циклоны раскаляли воздух до такой степени, что споры плесени и мухоеды превращались в кусочки говядины, которые лили на них вечерние дожди. Обилие воды стимулировало регенерацию водорослей в атмосфере. Насекомые и растения набирались жизненной силой и росли с невероятной быстротой. По мере того как становилось ясно, что впереди - счастье, люди всё глубже уходили в себя и как бы уходили в тень, где они были совершенно незаметны. Пролетарии приобрели привычку исчезать с социальной сцены; ибо и без того им было чего бояться. Другие социальные слои покидали деревню, а оставленные там дети постепенно вырастали, превращаясь в сумасшедших. Огромное количество цветов, которые были в изобилии, почти не давали пищи.
Товарищ Калантарян просит прощения у читателя за сходство описываемой ситуации с историей дона Руматы Эсторского (то же самое можно было сказать про всех больших гуманистов), но в конце концов ему всё же придётся отдать дань исторической необходимости - хотя бы для того, чтобы передать атмосферу страха, окружавшую крестьян во времена Иссы сына крестьянина. Для тех, кто не помнит дона Румату и любит повторять известную присказку: "... Казачок без нагана никогда не победит", будет полезно в последний раз показать, в каких условиях жил дон Румата. Это важно для понимания упрощенческого подхода товарища Калантаряна. Для начала, как уже было сказано, дон Румата жил в доме деда (разумеется, не потому, что он так уж был привязан к деду, а потому, что его жизнь полностью зависела от него), в ашраме Великого Мастера, куда не допускали посторонних. Проезжая мимо соседних домов, он видел в окошке белёного домика огромное плакучей ивы дерево с увядшими плодами. Это была иллюстрация из старой книги Иссы, подаренной ему за хорошее учение в одном из окрестных монастырей. Здесь же было нарисовано подобие сцены: дон Румата верхом на жеребце, рядом - дед со своим таинственным мечом, изображённым на миниатюрной копии дома, дом на заднем плане - это, по всей видимости, был такой же ашрам, только выстроенный несколько выше, а деревья - вокруг - такие же горы. Не нужно быть доктором Ватсоном, чтобы догадаться, что это знакомые уже места: Железная Голова, Сумасшедший Пьеро, Башня Великого Мастера, Большой Каньон, Скалистые Горы и так далее. Про деда со своим вторым домом Румата узнал из книги Иссы. Дед объяснял, что он ещё раз посещает этот мир через одну из своих многочисленных ипостасей. Прокрестьянский пролетариат и парамедики боялись старика, но без него не обходилось ни одно важное дело. В первый раз он вернулся в городок, чтобы привлечь к управлению дона Румату - когда власть оказалась у заговорщиков, его не стали убивать, а просто сослали в затерянный в горах ашрам. Там он и остался, дожив до глубокой старости.
А вскоре туда приехал Румата. И сделал своё дело. Вот только старик не знал, что дон Румата - это на самом деле он сам. Вот такой получился маскарад, сказал Иссык-Кульский доктор Пржевальский. Это просто герой книги, который долго путешествует по разным мирам, совершенно не чувствуя своего тела. Странная вещь, подумал Румата. Даже не понимаю, как он теперь с этим справится. Такое бывает: вроде тот, кем ты был, и с тобой всё в порядке, но это не ты. Точней, ты всегда им был и останешься, но теперь - с новыми именами.