Из школьного дневника Петьки: Чапаев выступает перед ткачами
- И вдруг в Европе начинается революция - может, потому и решили, поняли, почувствовали, побурчали, почухались, поныли в лабиринтах кинематографа, чтоб хоть на время, хоть как-то вынуть правду из бархатного оклада несменяемости? Смотрим - а там история, такая мясорубка, весь мир вместе с нами начинает на нее поглядывать. Так неужели так и пройдет жизнь мимо? Зря не верили, зря это. Надо было верить. И верить до конца, чего бы это ни стоило. А кому верить - всем на свете или только собственным сынам? Что делать? Как дальше жить? К кому идти за ответом? И на что надеяться? Сорок лет шили каждому по рубахе, сейчас одной не хватит… И пошла, пошла нарезка из пустоты. Ворчали о ценах, о льготах и привилегиях партократов. Не думали - пока было на кого положиться, тужились что-то сделать, сэкономить, остепениться. Не умея толком оторопевать, бездумно очухивались. Теперь и это не получается - ноль внимания на окружающий мир, всем миром отупело впрягаться в непонятно зачем доставшуюся от предков телегу. Только и помнишь, как сказать: "Повезло же кому-то! А я? Да пошло оно всё!" И снова впрягаешься. Отупела страна. Чья на самом деле? Это ведь все те, из толпы, кому повезло. Жаль их, да? Выручают - верно говорят: поделом вам! От водки умнеют, от беломора степенеют. Контролируемые дозами, невнятными лозунгами и прямыми указаниями высшего руководства, те самые люди, которые в недавнем прошлом бросались грудью на амбразуру в 91-м, сегодня послушно смотрят в телекран и содрогаются при появлении в колоннах угрюмого неформала-реконструктора. Вон как глазки заблестели… Нашли, блин, мучеников! Давайте жить спокойно. Это вам моя пролетарская зарука. По-нашему жить надо. Скажите спасибо, иначе и у вас бы сейчас в телевизоре точно такие же глаза были… Может, я чего путаю. Вы, наверно, привыкли? Вот интересно, почему очень долго не удавалось воскресить родину? Не та была эпоха, чтобы на ней покатить… То ли дело в 92-м! Было время - зазывали толпой, пиво рекой, девкам сахарные бирюльки к бюсту Ленина. Эх-ма, эх-ма, эхх-ма! Сейчас с людьми пообщаться не с кем. Те же лица и слова. "Выключи телекран, поговори с дедушкой". И дедушки не те. И внуки перешли на должность инфоцыган, побираются в интернетах. Но что значит "перешли"? Вековой эксперимент тоже вроде не удался. Вроде чего-то добились, но без души. По другому что ли говорят? Буржуазная зарука, паханы по жизни, все силы уходящие на манипулирование массами. Оказалось, главное - надо уважать чужой труд. Ошибки допустили наши деды. Значит, они плохо учили теорию. А теория учит нас: Учение Маркса истинно, потому что оно верно. Но нам надо взять на вооружение его уроки. Взять у Маркса за основу марксизм. Чего не успели сделать большевики - в первую очередь самих себя. Теперь это можно. Уж очень правильно всё получается. Выходит, мы за пятьдесят лет почти дошли до коммунизма… Неужели опять не выйдет? Или не удастся даже уйти в запой. Разглядеть на горизонте очередную заруку. Всё кажется - это последний шанс. Будут бить по голове чем-то тяжелым и приговаривать: По нашим понятиям - ты коммунист, так почему живешь так плохо, кривоножка? А потом - полное смирение. Свобода выбора. Но она тоже далеко не всегда ведет к свободе. Опять, если вдуматься, та же самая борьба за выживаемость. А теперь самое главное: сегодня, товарищи, я видел Брежнева!
Ответом ему стало раскатистое: УРРРРРРАААААА! Бульдозер, врезавшийся в мавзолей, вдруг задрожал от страшного удара, словно кто-то невидимый, не подпускающий меня к истине, ударил огромной кувалдой. Я понял - от меня отгородилась какая-то истина. Я ощущал ее как некий басовитый ком в груди, и он все время пытался вырваться на свободу, раскатисто урча, царапая коготками невидимый панцирь, под которым скрывался я сам. Я не знаю, что это было, - какая-то догадка или просто внутренний разговор с самим собой, построенный из гулких ритмов собственного дыхания. Можно было еще немного верить, будто это внутренний голос, столь же ясный и отчетливый, сколь был ясен мне когда-то внешний, нездешний, внутри меня. Человек всегда стремится поймать свой внутренний диалог, на дне которого и скрывается источник чистой воды. То, к чему каждый из нас пришел в результате многолетних терпеливых усилий. Терпеливо оторопевать, терпеливо очухиваться, терпеливо вникать, глядя в глаза безжалостно хохочущему сверхчеловеку. Впрочем, ликующий смех был не только внутри нас, он заполнял всё окружающее пространство. Я чувствовал в воздухе вибрацию, похожую на ту, с какой вода ударяется о края ванны. Прислушиваясь к этому звуку, можно было догадаться о глубине пропасти, куда я обречен рухнуть, очухавшись. Ничего другого не оставалось, кроме как покорно плыть по воле чуждой мне волны. Я старательно оторопел и углубился в себя, тщательно сканируя каждый звук, каждую буковку. Если было что найти - следовало отыскать немедленно находящийся глубже всех прочих мыслей сам источник этой вибрации. Да. Вот оно.
Ответом ему стало раскатистое: УРРРРРРАААААА! Бульдозер, врезавшийся в мавзолей, вдруг задрожал от страшного удара, словно кто-то невидимый, не подпускающий меня к истине, ударил огромной кувалдой. Я понял - от меня отгородилась какая-то истина. Я ощущал ее как некий басовитый ком в груди, и он все время пытался вырваться на свободу, раскатисто урча, царапая коготками невидимый панцирь, под которым скрывался я сам. Я не знаю, что это было, - какая-то догадка или просто внутренний разговор с самим собой, построенный из гулких ритмов собственного дыхания. Можно было еще немного верить, будто это внутренний голос, столь же ясный и отчетливый, сколь был ясен мне когда-то внешний, нездешний, внутри меня. Человек всегда стремится поймать свой внутренний диалог, на дне которого и скрывается источник чистой воды. То, к чему каждый из нас пришел в результате многолетних терпеливых усилий. Терпеливо оторопевать, терпеливо очухиваться, терпеливо вникать, глядя в глаза безжалостно хохочущему сверхчеловеку. Впрочем, ликующий смех был не только внутри нас, он заполнял всё окружающее пространство. Я чувствовал в воздухе вибрацию, похожую на ту, с какой вода ударяется о края ванны. Прислушиваясь к этому звуку, можно было догадаться о глубине пропасти, куда я обречен рухнуть, очухавшись. Ничего другого не оставалось, кроме как покорно плыть по воле чуждой мне волны. Я старательно оторопел и углубился в себя, тщательно сканируя каждый звук, каждую буковку. Если было что найти - следовало отыскать немедленно находящийся глубже всех прочих мыслей сам источник этой вибрации. Да. Вот оно.