англичане кирзачи сливочным маслом не мажут
Петька оторопело обернулся. Какие-то неприятные подозрения зародились в его душе. Видимо, увиденное не понравилось Аксакову. Он махнул рукой, зашел в комнату, сел в кресло и закрыл лицо ладонями. Петька стоял возле двери и хлопал глазами. Ведь он ничего не нарушил. Бросил на стол карандаш и подошел к хозяину. Аксёнов ничего больше не слышал. Он думал о своем. Ему было грустно. От многих шагов по комнате и от неприятного разговора с Аксеновым Петьку начинало мутить. Вдруг Аксюнова осенила догадка. А вдруг это не Петька? Может быть, Аксинькин и Фантомаст? Аксионическое значит - узаконенное, уравновешенное. Может, таким и будет его жизнь? Разве не нормально, если фэнтези примет его облик? Петька с надеждой посмотрел на хозяина. Тот молчал. И Петька решился - его фантазии - это продолжение его внутренней жизни, понял он. Стоило им попробовать свои силы, пусть даже с чужой помощью. Это даже интересно. Тогда хозяином станет он сам. Теперь все зависело от Аксакова. Можно или нельзя. Бог не выдаст, свинья не съест. Аксаков открыл глаза, кивнул, мол, иди, скоро вернусь. Слегка пошатываясь, Петька вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь и пошел наверх, к Чапаеву. Чапай спал, уткнувшись головой в мешок с песком. Сбоку к мешку был привязан обрывок цепи. Вокруг никого не было. По крыше глухо простучали шаги. Было уже темно. Схватив ржавый метательный нож, забытый Аксентьевым в углу, Анна прокралась к окну и выглянула. На краю крыши сидела худая черная кошка с желтыми глазами и внимательно глядела вниз. Рядом с ней, блестя во тьме очками, стоял Федька и держал на поводке козу Маруську. Та тонко блеяла, спускаясь с крыши по крутому желобу, проложенному вдоль стены. Дальше на крыше сидели двое: Акцапов с Калашниковым. Они тихо разговаривали о чем-то, глядя вниз, на собравшуюся толпу. Лица Аксадовского и Калашникова были красными от мороза. Анна спрятала нож и задернула шторы. Затем на цыпочках отошла от окна и тихо закрыла дверь.
Оторопело обернувшись, она увидела перед собой стоящего у стола Аксасова. «Что с тобой, Анка? - спросил он озабоченно. - Чего это ты побледнела? Или что-то случилось?» На столе лежал небольшой сверток, завернутый в газету. Для Анны такой сверток означал только одно: хозяйка уходила в другую комнату. Она ничего не сказала Аксапову. Молча подошла к вешалке, быстро надела свой тулупчик и, стараясь не смотреть на него, накинула на голову платок и выбежала на улицу, оцепенело глядя под ноги. Из горла вырвался тихий стон. Ветер совсем стих. Холодно, страшно, пусто было вокруг. Виднелась вдалеке полосатая будка швейцара. Там горели редкие желтые огни. Наверно, уже поднялась большая метель. Сейчас, наверно, совсем темно, подумала Анна и остановилась. Ее вдруг охватил страх. Куда идти? Где-то недалеко должна быть гостиница… Мимо медленно прошла баба в ватнике и собачьей ушанке. Пустынная улица словно ожила. Пружинистые шаги, шарканье ног, скрип снега, хлопанье собачьих ворот… И Анну охватил такой ужас, что она кинулась бежать. Путь ей преградила чья-то тень. Чья-нибудь? Да чья же еще… Это же Фурманов. Разве он стал бы ее догонять? Она сама побежала ему навстречу. Развернулась, спряталась за углом. Сделав несколько шагов в сторону, опять спряталось. За углом шумно вздохнул и откашлялся Маневич. Тихо зажурчал чей-то смех.
Чапаев внезапно проснулся и, тихо раскачиваясь из стороны в сторону, начал нараспев читать из Трёх источников: «Оторопело обходя окрестности Онежского озера, герой нечаянно видит стоящую у самого берега привязанную к деревцу царевну красоты невиданной. Хотел было герой к ней подойти и заговорить, но непонятная робость остановила его, и тогда царевна заговорила с ним сама. Долго рассказывала она герою о себе, упрекая его в том, какой он бесчувственный и жестокий, даже и не подумал о том небывалом чуде, которое сегодня должно было случиться. Сказала царевне царская дочь, какая же воля у бедного бойца и где он только раньше был, с людьми не разговаривал, а один сражался. Сказала ей царева дочь о силе героя, равного которому на свете нет и никогда не будет. Сказала она царевой дочери, как хотелось бы им вместе найти волшебную палочку и вернуть счастливую судьбу. Поблагодарила она ее за добрые слова и спросила, в каких местах великие реки текут. Ответила ей тогда царевая дочь и указала на самую дальнюю из них. Но не успел еще это сказать герой, слышит - что это? Шумит, гудит и свистит впереди. Что это такое? Что происходит? Закричал герой на своем волшебном коне и в страхе прочь помчался. Вернуться бы, да поздно. Так и ушел в неизвестность». Чапаем снова овладел сон, только на этот раз без страшных сновидений. Он зашевелился, зевнул, почесал нос и совсем уже собрался спать дальше, когда вдруг что- то привлекло его внимание. Он поднял руку и случайно нашарил сверток. Ага. Нашел. Вот он, голубчик, но где же царевич? Куда он запропастился? Неужели и его унесло? Чапая охватила холодная ярость, которая, однако, вскоре уступила место совсем другому чувству. Досада. Чапаю давно уже не удавалось так быстро вспомнить нужный совет. Оказалось, сон возвращает человеку его волшебный навык и пятую цыганскую истину. Заставить его работать было не так уж сложно. Главное - суметь удержать его до следующего сна. Рассеянно совершив послесонное оторопевание, Василий Иванович заснул. А когда проснулся, письмо уже лежало на его столе. Василий Иванович открыл конверт. Недоумевая, он пробежал взглядом по неровным строчкам. Все они были на цыганском языке, которым он владел немногим лучше своего денщика Ивана. И все они начинались одинаково: Без чего ты видишь мир? Он задумался, потом встал, походил по комнате и остановился перед цветком герани. Росший на подоконнике цветок тихо покачивал пыльными листьями. Похоже, вид у него был грустный. Он расстроен. Ему, видимо, тоже очень жаль уходить из этого старого дома, ставшего для него родным. Старый уютный мир. Уйти? Ну уж нет. Сейчас он разберется, куда пропал Фурманов и что за чудо должно вот-вот произойти. Хлопнула дверь - вернулся Иван. Осторожно ступая, Чапаев подошел к шкафу, открыл его, достал пистолет и прицелился в цветок герани. Задумался. Посмотрел на цветок. Опустился на табурет, положил пистолет на стол на коробку от папирос «Совинком». Надо подумать. Случай как раз подходящий. Цыганская правда знает. Ведь только что он видел во сне, будто Петька Исаев не только увидел во мраке, который скрыл от него все остальные части мира, царскую дочь, но даже заговорил с ней, пожелал ей счастья и рассказал о своем знаменитом комдиве. Ну и вот, значит, сейчас этот сон повторится. Только надо сперва успокоиться и подумать, чтобы всё сошлось как надо.
Сев за стол, Чапаев теперь уже тщательно, по всем канонам, оторопел и стал неторопливо очухиваться. Это было совсем не трудно, потому что сон был таким реальным, словно он действительно проспал целую ночь. Напротив на столе лежала тонкая стопка бумаги. Рядом - граненый графинчик с водкой, рядом - пустая пепельница. Дуло пистолета было направлено на герань, стоявшую в двух шагах. Рассматривая ее листья, похожие на мягкие веера, пахнущие медом, так же мысленно кивая ей, вспоминая о прошлом, о будущем и настоящем, о неоторопнях и о спешивцах, Чапаев подумал было, не взять ли он на вооружение золотое правило русской борьбы: думать о лошадях и судьбе, тогда всё само собой решится, постучав в дверь. Но вместо этого он с надеждой подумал: неужели я найду этот листок? Неужто? Наконец он встал со стула, подошел и взял в руки мятый листок. Взяв его за край, поднял. Прочитал: «Не забыть о надписи на потолке». Он наморщил лоб, чувствуя, что в его голову словно впивается тысячи ледяных иголок. Нет, нет, всё обойдется. Спи спокойно, тебе ведь ничего не снилось. Всё будет хорошо. Что за надпись? На потолке? Что еще за надписи? Надо опять проверить. Отодвинув графин в сторону, где лежала стопа бумаги, на которой стояла бутылка, за которой прятался графинчик,- он специально положил его так, чтоб можно было легко поднять в любую секунду, если возникнет необходимость, - Чапаев осторожно раскрыл лист и увидел следующую запись: «Теперь вы всегда будете вспоминать о молодой девушке по имени Красотка Феврония». Вот это да. Надо же, запомнил. Видно, правильное в этом мире место. Надпись на потолке, видите ли. Точно, вспомнил. Без конца крутил Чапаев этот свиток, и всякий раз сердце его наполнялось тревожным восторгом. Чем дольше он глядел на надпись, тем сильнее ему казалось, чего уж там, она и есть та самая надпись на полу, из-за нее он и поехал в Среднюю Азию, потерял счет победам и потерял здоровье, отдал за нее сердце, пошел на смерть, как был, с револьвером, заряженным шестью серебряными пулями. Именно здесь, в этой комнате, именно здесь следовало быть его последней и окончатльной победе. Словно в ответ на эти мысли, раздался стук в окно. В комнату заглянули смеющиеся глаза Петьки. Петька улыбался, видно было, что он только что успешно очухался. Но улыбка исчезла с его лица, едва он увидел направленный на него пистолет.
Оторопело обернувшись, она увидела перед собой стоящего у стола Аксасова. «Что с тобой, Анка? - спросил он озабоченно. - Чего это ты побледнела? Или что-то случилось?» На столе лежал небольшой сверток, завернутый в газету. Для Анны такой сверток означал только одно: хозяйка уходила в другую комнату. Она ничего не сказала Аксапову. Молча подошла к вешалке, быстро надела свой тулупчик и, стараясь не смотреть на него, накинула на голову платок и выбежала на улицу, оцепенело глядя под ноги. Из горла вырвался тихий стон. Ветер совсем стих. Холодно, страшно, пусто было вокруг. Виднелась вдалеке полосатая будка швейцара. Там горели редкие желтые огни. Наверно, уже поднялась большая метель. Сейчас, наверно, совсем темно, подумала Анна и остановилась. Ее вдруг охватил страх. Куда идти? Где-то недалеко должна быть гостиница… Мимо медленно прошла баба в ватнике и собачьей ушанке. Пустынная улица словно ожила. Пружинистые шаги, шарканье ног, скрип снега, хлопанье собачьих ворот… И Анну охватил такой ужас, что она кинулась бежать. Путь ей преградила чья-то тень. Чья-нибудь? Да чья же еще… Это же Фурманов. Разве он стал бы ее догонять? Она сама побежала ему навстречу. Развернулась, спряталась за углом. Сделав несколько шагов в сторону, опять спряталось. За углом шумно вздохнул и откашлялся Маневич. Тихо зажурчал чей-то смех.
Чапаев внезапно проснулся и, тихо раскачиваясь из стороны в сторону, начал нараспев читать из Трёх источников: «Оторопело обходя окрестности Онежского озера, герой нечаянно видит стоящую у самого берега привязанную к деревцу царевну красоты невиданной. Хотел было герой к ней подойти и заговорить, но непонятная робость остановила его, и тогда царевна заговорила с ним сама. Долго рассказывала она герою о себе, упрекая его в том, какой он бесчувственный и жестокий, даже и не подумал о том небывалом чуде, которое сегодня должно было случиться. Сказала царевне царская дочь, какая же воля у бедного бойца и где он только раньше был, с людьми не разговаривал, а один сражался. Сказала ей царева дочь о силе героя, равного которому на свете нет и никогда не будет. Сказала она царевой дочери, как хотелось бы им вместе найти волшебную палочку и вернуть счастливую судьбу. Поблагодарила она ее за добрые слова и спросила, в каких местах великие реки текут. Ответила ей тогда царевая дочь и указала на самую дальнюю из них. Но не успел еще это сказать герой, слышит - что это? Шумит, гудит и свистит впереди. Что это такое? Что происходит? Закричал герой на своем волшебном коне и в страхе прочь помчался. Вернуться бы, да поздно. Так и ушел в неизвестность». Чапаем снова овладел сон, только на этот раз без страшных сновидений. Он зашевелился, зевнул, почесал нос и совсем уже собрался спать дальше, когда вдруг что- то привлекло его внимание. Он поднял руку и случайно нашарил сверток. Ага. Нашел. Вот он, голубчик, но где же царевич? Куда он запропастился? Неужели и его унесло? Чапая охватила холодная ярость, которая, однако, вскоре уступила место совсем другому чувству. Досада. Чапаю давно уже не удавалось так быстро вспомнить нужный совет. Оказалось, сон возвращает человеку его волшебный навык и пятую цыганскую истину. Заставить его работать было не так уж сложно. Главное - суметь удержать его до следующего сна. Рассеянно совершив послесонное оторопевание, Василий Иванович заснул. А когда проснулся, письмо уже лежало на его столе. Василий Иванович открыл конверт. Недоумевая, он пробежал взглядом по неровным строчкам. Все они были на цыганском языке, которым он владел немногим лучше своего денщика Ивана. И все они начинались одинаково: Без чего ты видишь мир? Он задумался, потом встал, походил по комнате и остановился перед цветком герани. Росший на подоконнике цветок тихо покачивал пыльными листьями. Похоже, вид у него был грустный. Он расстроен. Ему, видимо, тоже очень жаль уходить из этого старого дома, ставшего для него родным. Старый уютный мир. Уйти? Ну уж нет. Сейчас он разберется, куда пропал Фурманов и что за чудо должно вот-вот произойти. Хлопнула дверь - вернулся Иван. Осторожно ступая, Чапаев подошел к шкафу, открыл его, достал пистолет и прицелился в цветок герани. Задумался. Посмотрел на цветок. Опустился на табурет, положил пистолет на стол на коробку от папирос «Совинком». Надо подумать. Случай как раз подходящий. Цыганская правда знает. Ведь только что он видел во сне, будто Петька Исаев не только увидел во мраке, который скрыл от него все остальные части мира, царскую дочь, но даже заговорил с ней, пожелал ей счастья и рассказал о своем знаменитом комдиве. Ну и вот, значит, сейчас этот сон повторится. Только надо сперва успокоиться и подумать, чтобы всё сошлось как надо.
Сев за стол, Чапаев теперь уже тщательно, по всем канонам, оторопел и стал неторопливо очухиваться. Это было совсем не трудно, потому что сон был таким реальным, словно он действительно проспал целую ночь. Напротив на столе лежала тонкая стопка бумаги. Рядом - граненый графинчик с водкой, рядом - пустая пепельница. Дуло пистолета было направлено на герань, стоявшую в двух шагах. Рассматривая ее листья, похожие на мягкие веера, пахнущие медом, так же мысленно кивая ей, вспоминая о прошлом, о будущем и настоящем, о неоторопнях и о спешивцах, Чапаев подумал было, не взять ли он на вооружение золотое правило русской борьбы: думать о лошадях и судьбе, тогда всё само собой решится, постучав в дверь. Но вместо этого он с надеждой подумал: неужели я найду этот листок? Неужто? Наконец он встал со стула, подошел и взял в руки мятый листок. Взяв его за край, поднял. Прочитал: «Не забыть о надписи на потолке». Он наморщил лоб, чувствуя, что в его голову словно впивается тысячи ледяных иголок. Нет, нет, всё обойдется. Спи спокойно, тебе ведь ничего не снилось. Всё будет хорошо. Что за надпись? На потолке? Что еще за надписи? Надо опять проверить. Отодвинув графин в сторону, где лежала стопа бумаги, на которой стояла бутылка, за которой прятался графинчик,- он специально положил его так, чтоб можно было легко поднять в любую секунду, если возникнет необходимость, - Чапаев осторожно раскрыл лист и увидел следующую запись: «Теперь вы всегда будете вспоминать о молодой девушке по имени Красотка Феврония». Вот это да. Надо же, запомнил. Видно, правильное в этом мире место. Надпись на потолке, видите ли. Точно, вспомнил. Без конца крутил Чапаев этот свиток, и всякий раз сердце его наполнялось тревожным восторгом. Чем дольше он глядел на надпись, тем сильнее ему казалось, чего уж там, она и есть та самая надпись на полу, из-за нее он и поехал в Среднюю Азию, потерял счет победам и потерял здоровье, отдал за нее сердце, пошел на смерть, как был, с револьвером, заряженным шестью серебряными пулями. Именно здесь, в этой комнате, именно здесь следовало быть его последней и окончатльной победе. Словно в ответ на эти мысли, раздался стук в окно. В комнату заглянули смеющиеся глаза Петьки. Петька улыбался, видно было, что он только что успешно очухался. Но улыбка исчезла с его лица, едва он увидел направленный на него пистолет.