(no subject)

Oct 08, 2012 10:26



Она влюбилась в сына Наполеона - Орленка и затеяла с ним потусторонний роман, который длился всю жизнь. Дочь профессора, влюбленного в античность, основавшего в Москве Музей изящных искусств, считала себя Персефоной - богиней, жившей полгода под землей, в потустороннем мире, и полгода на земле среди людей.

И действительно, в ее любовных пристрастиях было что-то роковое, смертельное для предмета ее влюбленности. Она словно заманила в потусторонний мир и мужа, и дочь, а потом и сама ушла вслед за ними, увлекая за собой сына. "Я для тени тебе изменила, / изменила для тени мне тень". Это можно сказать обо всех ее возлюбленных и о ней самой. Две радости Марина считала для себя недоступными - это молитва в церкви и чувственное наслаждение в любви. В самом этом сопоставлении уже сверхметафора. И в то же время это она произнесла любовное заклинание: "От зева до чрева - продольным разрезом: / Любимый! желанный! жаленный! болезный!"

Цветаева жила всюду как дома. В Праге, над Влтавой, - на горе, утопающей в розах. В Медоне, под Парижем, - на вилле, увитой розами. В Коктебеле в домике поэта-мага Волошина - и там кругом розы. И она же закончила свою жизнь в комнатушке в Елабуге. И опять же она ютилась в убогих углах и мансардах Парижа. Она была и сказочно богата, и сказочно бедна. Всеми почитаема и всеми забыта. Чего не было в ее жизни - так это скуки. А когда скука с войной и трудовой мобилизацией пришла, она предпочла петлю. "В Бедламе нелюдей / отказываюсь - жить".

Весь мир она называла "вы", а себя - "я". "Вы - с отрыжками, я - с книжками, / с трюфелем, я - с грифелем, / вы - с оливками, я - с рифмами, / с пикулем, я - с дактилем". Ей нравился высокий торжественный строй стиха. Если Ахматова душой была в эпохе Пушкина, то Цветаева еще дальше - в самом разгаре наполеоновских войн. Она, как это ни странно звучит, бонапартистка. Своего сына Мура она пророчески обрекла на гибель, сказав, что он либо станет Наполеоном, либо погибнет добровольцем. Мур действительно ушел в ополчение и погиб. Своего мужа Сергея Эфрона она тоже считала Наполеоном. Воспела его военную славу в стихах, хотя за каждую строчку ее, оставшуюся в красной Москве, могли расстрелять. "Не Парнас, не Синай - / Просто голый казарменный / холм. - Равняйся! стреляй!" Не у этого ли холма расстреляли ее любимого Сережу Эфрона, когда он по приказу из Москвы вернулся на родину? Парочка лебедей - Эфрон и Цветаева, - находясь в эмиграции, отбилась от "лебединого стана" и заплатила за это жизнью.

Но не надо думать, что жизнь ее состояла лишь из страдания и сострадания. Сладкое страдание любви, вернее, экстаз влюбленности, - это ее религия. Она даже родного сына любила до ревности к его первой любви. Есть версия, что Марина повесилась в момент размолвки с Муром, когда он ушел на свое первое свидание. Ко всем своим бывшим возлюбленным обращено гневное: "Как живется вам с сто-тысячной - / вам, познавшему Лилит?" Вековечная любовная война мужчин и женщин у Цветаевой никогда не кончается перемирием. "Я глупая, а ты умен, / живой, а я остолбенелая. / О, вопль женщин всех времен: / "Мой милый, что тебе я сделала?!"

Марина Цветаева - поэтесса-вопленница. Плачи, заговоры, заклинания - стихия ее стихов. Но это не стилизация, а экстаз. Она ненавидит эстетику и эстетов. По ее словам, эстетов будут жарить в аду на самом медленном пламени! Одного такого высказывания достаточно, чтобы остаться в веках.

Она не любила слово "поэтесса". Именовала себя "поэт". Влюблялась и в мужчин, и в женщин, переходя от нежнейших отношений к ожесточенной вражде. Хотела влюбить в себя Рильке и Пастернака. Ее письма к ним похожи на любовную переписку, хотя в жизни ничего такого не наблюдалось.

В русской поэзии и сегодня в яростной борьбе две враждующие традиции. Пушкинская гармоничность, уравновешенность и державинско-маяковская, раннепастернаковская экстатичность. Иногда это называют войной традиции и авангарда. Даже в раннем стихотворении, которое понравилось Брюсову, она сравнивает свои стихи с фонтаном и фейерверком. Маяковский предложил воздвигнуть себе памятник-взрыв. Цветаева тоже с бронзой несовместима. Но и фонтан фейерверком для нее слишком скромен. Кровь из вены - другое дело...

Константин Кедров http://izvestia.ru/news/329442
Картина Тани Стрельбицкой

критика, in memoriam, ДР, поэзия

Previous post Next post
Up