Мирный Грозный. Нынешняя Чечня глазами обывателя
Аэропорт «Северный» в Грозном обрамлён горами, на их фоне друг за другом низко пролетают «вертушки», монотонный гул «крокодилов» немного приглушает сильный ветер. На полупустынной бетонке поодаль стоят маленькие частные вертолёты. Восемнадцать тепла, небо синее.
Наш автобус проезжает мимо двухэтажного, уже почти возведённого здания школы. «Ещё в октябре рыли фундамент,- говорит Игорь Цапов - председатель серпуховского отделения «Боевого братства», с которым мы летали.- В Чечне вообще всё строится очень быстро».
Здесь исключительно чисто и всюду - цветные (кое-где выцветающие от жаркого солнца) «агитки», плакаты с пропагандой воинского долга, офицерской чести. Ощущение «дежа-вю», будто вернулась в пионерское прошлое. Только игры взрослые…
Быстрое распределение прибывших по станицам и городам, пересадка в другой транспорт. Мы, Игорь Цапов, я и автор-исполнитель Володя Май, садимся в машину подполковника Константина и едем в город, который чуть не стал альтернативной столицей Чечни. Именно в Гудермесе находится штаб-квартира антитеррористического центра.
Константин (фамилию просил не называть), замполит, в Чечне 13 лет.
- В Грозном спокойнее, чем в Москве, вечером город очень красив,- рассказывает он, и мы как-то сразу выскакиваем в предместья Грозного с пятиэтажками, одетыми в сайдинг.
Практически безлюдные улицы убирают женщины в красных спецовках.
- Пятница,- отвечает на мой вопрос замполит,- для мужчин нерабочий день, только госслужащие на местах.
«Грозный - центр мира» - эта надпись опоясывает огромный голубой шар, символизирующий нашу планету. Шар теперь стоит на выезде из Грозного. Рядом с аркой, на которой несколько лет назад было написано: «Добро пожаловать в ад».
Константин отлично помнит приметы 1999 года: отсутствие крыш, обрушенные здания, зияющие раны уцелевших строений. «Живого запаха не было». А сегодня окраинные улицы, выходящие из главных проспектов города, почти сплошь застроены солидными домами и богатыми особняками.
- Смотрите - это музей Ахмата Кадырова,- проезжаем мимо величественного гранитного мемориала с золотой стелой. - Это - Дом печати,- проезжаем мимо восстановленной из разрухи типовой многоэтажки.- А это - проспект Кадырова… А вот, внимание, мост, под которым подорвался генерал Романов,- машина ныряет под широкую эстакаду под подробный рассказ о том теракте. - Здесь такая яма была, и кровищи…
Едем мимо современных жилых домов, официальных зданий, стильных по-европейски (чёрное стекло) торговых центров, на которых мелькают бренды знаменитых марок.
Центр города, знаки войны остались только в выжженной огнём и порохом памяти людей.
Улицы всё так же немноголюдны. Впереди вырастает гигантский, сплошь из синего стекла суперсовременный комплекс сити. Его видные практически отовсюду в городе небоскрёбы - заносчивое порождение мегаполиса - гармонично вписываются в пейзажи нового Грозного. Этот фактически заново построенный город, вставший на месте старого, напоминающего Сталинград 43-го, прекрасен - в своей чистоте и ясности архитектурной мысли, респектабелен - в своих столичных амбициях, продуманно комфортабелен… От очевидной стремительности Грозного захватывает дух… И вдруг ловлю себя на мысли, что всё это чем-то напоминает декорации. Ирреальная картина, покосившейся «бытовухи» не хватает. Представьте, всё у вас новое: документы, дом, город…
- От Грозного до Гудермеса 50 портретов езды,- это мы как-то с ребятами посчитали,- Игорь Цапов кивает на то и дело встречающиеся вдоль дороги портреты Рамзана Кадырова.
Портреты, портреты, портреты! Нельзя пройти пяти метров в городе и проехать пятидесяти метров по трассе, чтобы не упереться взглядом в многочисленные, разнообразные, улыбчиво-цветные изображения руководителя республики. Часто - в паре с Путиным, частенько - в тройке с Медведевым. Для русского глаза - зрелище то ещё! Но. Здесь - иные мерки, иная ментальность, иное прошлое. С оценками лучше не торопиться.
- Рамзан о Путине говорит - это мой кумир, у меня к нему сыновние чувства,- между делом, рассказывая о том, как на глазах поднимаются в Чечне цены на жильё, укрепляется сфера обслуживания, как зачастили с визитами важные люди из Арабских Эмиратов, как чередой стали открываться школы и оборудованные по последнему слову техники медцентры, добавляет Константин. - Аппаратуры медицинской навезли, а где специалистов взять - не знают. Кафе и рестораны наоткрывали, а с девушкой не придёшь, везде одни мужики сидят - ислам.
А потом замполит вспоминает местную байку. Когда Каддафи убили, на трассе, по которой мы сейчас приближаемся к Гудермесу, появился баннер «Рамзан, ты кончишь как Каддафи!». Искали - кто?! Не нашли…
Ещё в 2010 году асфальтированной дороги на Гудермес не было, водители чертыхались на ухабинах. Сейчас вдоль шоссе поля засаживаются виноградником, встают добротные кирпичные дома. По чеченским понятиям жизнь зря прожита, если дом не построен.
Ещё одна любопытная черта: практически нет уличной рекламы. Во всяком случае, от Грозного до Гудермеса к вышеперечисленным политикам в довесок можно увидеть лишь расплывшееся в добродушной улыбке лицо Николая Валуева. К боксу у Рамзана Кадырова слабость - сам он имеет звание «мастер спорта» и возглавляет Федерацию бокса Чечни.
На дороге то и дело встречаются машины ГИБДД. Но, несмотря на то, что гаишник тут - наместник Аллаха, и ему можно не всё. Машина с буквами в номере КРА (Кадыров Рамзан Ахматович) - вне подчинения, все «кадыровцы» имеют на автомобилях тонированные стёкла. Почему то вспомнился Иван Грозный и его опричники…
- Обратите внимание,- говорит подполковник,- тут сплошные «Тойоты», можно подумать - в Чечне стоит завод по их производству.
В Гудермесе нас расселяют в благоустроенных домиках, здесь проживают офицерские семьи, сушится бельё, торчат «тарелки», шкворчит на сковородках мясо, повизгивают гарнизонные дети, нежатся на солнце коты. В дневном воздухе - ощутимый запах ультрафиолета.
- Сидим в полку, за пределы не выезжаем, нельзя,- говорит кудрявая славянского типа женщина в униформе из соседнего домика, она жарит котлеты и очень зазывает к столу.
Но спокойствие - лишь внешнее. Сразу после 27 марта треть состава полка уходит в Дагестан. Кстати, половина контрактников - дагестанцы. Один из них - Тахир - провожает нас к палаточному городку.
- Раньше просто в землю зарывались,- говорит Тахир.- Теперь в Дагестан пойдём - требуют палатки, даже в горах необходимо иметь стоянку и плац. Стремимся к НАТОвским стандартам.
Коровы тут лохматы, как мамонты
Едем на горный блокпост. От Гудермеса до дагестанской границы - примерно полчаса по прямой. Но мы уходим в сторону, легковая машина уверенно поднимается по асфальтированному серпантину. Селения по пути - всё беднее, дома - скромнее. Красотища открывается - не передать.
В низинах пасутся овцы и коричневые коровы, похожие на туров.
- Газ проложен до последнего горного села, люди в горах ходят все в одинаковой одежде, так сразу и не различишь,- занимает нас разговорами провожатый. - Материнский капитал чеченцев очень выручает - детей много. Антиалкогольная политика проводится строжайшая, а если уж наркомана обнаружат - наказание будет жестоким…
Машина останавливается у последнего блокпоста, за перевалом - Дагестан, дорога туда плохая...
Рядовой Закир из дагестанского курортного городка Дербента здесь уже пять лет. Он с удовольствием показывает баню на заставе, хлебопекарню. Володя Май очень жалеет, что не захватил гитару. Дарит Закиру свои диски, просит угостить солдатским хлебом. На чуть морозном высокогорном воздухе горячая корка ароматного хлеба незабываемо вкусна.
- Условия - курорт, если честно,- отшучивается Закир.
Ребята, служа по контракту в армии, получают как дагестанские министры. Оклад рядового - примерно сорок тысяч рублей. Как говорит наш провожатый, «все тут с «айпадами» - играют».
Но в случае нападения застава примет на себя удар первой…
О калыме и жилье
Наш водитель Аслан - этнический чеченец. Ему 36, а женился совсем недавно, причём жене 28 лет. Она - сельский врач-невропатолог, училась в Ростове. Во сколько калым обошёлся, спрашиваю?
- Калым - цена скотины,- Аслан по русски говорит не очень хорошо. Рамзан вообще запретил невест воровать, из традиции остался калым. Аслан достраивает дом. Цены на местный кирпич невысокие: 5 6 рублей. Квартиры, кстати, в Грозном сейчас от миллиона рублей, дома от трёх миллионов. Это - самый что ни на есть эконом-вариант.
Храм Архангела Михаила
Едем в православный храм Грозного, центр сплочения крайне малочисленного теперь русского населения города. Два Игоря, Цапов - серпухович и Кимаковский - питерец, рассказывают о мученической судьбе пастыря этого храма: боевики головой казненного священника играли в футбол… В первую войну, когда Чечня ответила русскому народу геноцидом за сталинский геноцид чеченского народа, стоическую смерть приняли православные священнослужители в Грозном. Храм был разрушен.
- И моя бабушка здесь родилась, и мама моя, и я сама,- рассказывает Любовь Михайлова, 73 летняя грозненка. - До начала войны был полон храм, негде было стоять. А сейчас мало русских, правда, на великие праздники приезжают автобусами со Ставрополья, из Саратова, Астрахани, Волгограда. Всем хочется к своим на кладбище сходить. Я на нефтянике бухгалтером сорок лет отработала, мужа и сына ещё в советские годы похоронила. Бежать мне некуда, обе военные кампании тут и пережила… В подвалах сидели. Воды не было - снег топили или под бомбёжками приползали кустами к источнику - серной воде. Кушать и пить ведь хочется. Она горячая - вода эта. Мы её остудим и пьём. Солоноватая. Но ничего. Лечебная, говорят. И кушать на ней готовили, и купались. И выжили.
- В центре воевали, а у нас в Промысловом районе потише было. Идём за хлебушком, прячемся, друг дружку кликаем. Годами жили подпольно. А когда российские солдаты вошли, мы стали вылезать, кто откуда, кричим: мы русские! Они удивились: после такого здесь еще русские остались…
Любови Семёновне повезло - её домик на окраине уцелел, только крышу при обстрелах пробило. Сейчас она живет на пенсию - 9800 рублей.
- По ценам - нормально. У нас дорогое мясо - 220 рублей говядина, а так было по 150 всё время. Булка хлеба стоит десять рублей, Кадыров не разрешает повышать цену, а булочных изделий завались,- Любовь Семёновна рассказывает, светло улыбаясь, а у меня все сжимается внутри. - В 2005 м закончились боевые действия, жить стали нормально. В 2006 м батюшка наш на спонсорские деньги поездку прихожанкам устроил по Золотому кольцу. Ой, как мы рады были! А сейчас тоже собираемся - Кадыров опять отправляет нас по Золотому кольцу и на Валаам в паломничество. Обещал нам при храме воскресную школу и дом с кельями для паломников построить, он онкологический диспансер за город перевёл, землю нам отдал. Местные сейчас хорошо к нам относятся. Женщины - очень хорошо. Я ж одна, так меня чеченки-соседки охраняют. Бывает, кто-то ходит, спрашивает: где тут русская бабушка одинокая, мы хотим снять план её дома. Так они меня отбивают: какая русская - она замужем за моим братом-чеченцем! А так бы, кто знает… Убивали русских из за домов и квартир… Батюшку нашего пришли да забрали. Одного, потом второго. Увезли. Нам потом сказали - расстреляли их, вот так вот, Танечка… Иконки, подсвечники - всё здесь дарёное, новое. Матронушка, Ксения Петербуржская... Некоторые чеченцы к нам сюда приходят, лет под сорок. И прямо к Николаю Угоднику. Свечку поставят. И уйдут. Молча…
Сейчас в Грозном проживает примерно 2,5% русских.
Про культуру
Роза Ташаева, главный специалист отдела искусств и учебных заведений Министерства культуры Чеченской Республики, согласилась на встречу в свой единственный за долгое время выходной, мы думали - минутный разговор, а он затянулся на два часа.
Среди чеченок много настоящих красавиц, тонкокостных, с изящными кистями рук, правильными чертами лица.
Роза в Грозном - «главный театровед», так рекомендовал её Руслан Хакишев, выпускник ЛГИТМИКа (как и Роза Ташаева), худрук Чеченского государственного драмтеатра
им. Нурадилова. Театральная ситуация в Грозном особо интересовала меня.
Сегодня грозненские театры восстановлены, переживают иные трудности роста. Но, уверена, уже в ближайшие годы и в сфере театрального искусства произойдут значительные перемены. Это - феномен Чечни. И его не
объяснить только «федеральными вливаниями».
- Постоянные «субботники». Всем составом Министерство культуры выходит на восстановление: улицы, здания, православное кладбище,- рассказывает Роза Ташаева. - А по мусульманским правилам мы вообще не можем переступать черту христианских кладбищ. Ничего: пололи, корчевали, красили. Привели всё в порядок - позвали журналистов НТВ. И ответ: не интересно. Информационный повод для них - если только кто то кого то…
Сейчас лидер Чечни озадачил творческую интеллигенцию - нужна современная драматургия. Нужна срочно, поскольку новые реалии требуют. Здания подняты из руин (русский драмтеатр откроется 9 мая «Ревизором», «одежду» сцены заказывали в Италии). «Сможете ли вы сделать так, чтобы я в театре плакал и смеялся?» - эта фраза Кадырова обошла Интернет.
Театр, конечно, не рождается в одночасье и по заказу. Тут необходимо терпение. Рамзан собирает литераторов, рассказывает какие то личные случаи - очень нужны новые пьесы. Известно ведь: театр превращает толпу в народ… О чём писать?…
- Я до войны была преподавателем русского языка и литературы. На моих глазах у учеников шла деформация сознания. Вчерашний паренёк с хорошей успеваемостью вдруг начинал относиться к великой русской литературе с ненавистью и презрением… А потом - война. Уроки шли по 20 минут, под свист пуль. Дома, чтобы включить чайник, к плите нужно было переползать по полу. На улице… Прямо из автобуса, за волосы - к стенке, под дуло автомата… Бежали в Москву… Там снимаешь квартиру - квартплату требуют за полгода, а приходишь - замок поменяли. Ты - меньше чем никто… Когда были взрывы в Москве - к чеченцам отношение, помните? Проверка паспортов, протягиваю: да, я - чеченка. А милиционер… простите за то, что у вас происходит. Эта боль не ушла… Грозный не тот - это другой город, но возвращаемся, зовут назад - приезжаем… Умирать-то всё равно надо на своей земле…
Роза как лучшие годы своей жизни вспоминает студенчество в Питере, его набережные, его театры. Она строга в суждениях: сегодня в Чечне нет не только талантливой драматургии… Актёры получают мизерные зарплаты, в труппе русского театра ни одного русского… Нет, хотят вернуться, хотят приехать, работать на перспективу… Но боятся. Чечне ещё не одно поколение предстоит преодолевать главный барьер - мнение мирового сообщества. Нельзя после всего, что было, просто уверовать, что в Грозном возрождается жизнь. Только если увидеть своими глазами, услышать, пронести все эти людские горести и надежды сквозь себя.
Сейчас у нас спокойно. Но со стороны - не верят. Привыкать надо - до сих пор раскапывают ямы с людьми, жестоко было всё, очень… Раздорить можно быстро - а вот примирить…
«Пожелай мне удачи в бою»…
Утро отъезда выдалось туманным. На часах - полвосьмого. За окнами бригадной гостиницы в густом тумане - взвод, рядовые чеканят шаг и поют что-то очень странное. Прислушиваюсь. Вот те на…! Виктор Цой, «Группа крови», знакомые с юности строки в ритме солдатского марша: «Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне не остаться в этой траве…».
До Моздока колонной добираемся на бронированном транспорте бригады. Ждать борт, «АН-24», пришлось несколько часов. Помимо гостевого десанта «Боевого братства» этим самолётом в Москву улетают еще трое. Молодой врач и два контрактника, русский и чеченец. Они лежат на носилках, укрытые одеялами. У чеченского парня ампутированы обе ноги - мина.
В руках у меня ничего подходящего не оказалось на прощанье. Только апельсин. Машинально протянула его русскому солдатику. А он, это я заметила, уже выходя из самолета в промёрзшей Москве, отдал апельсин чеченцу.
Ока-Инфо