Хорошо там где нас нет
Жизнь бросает людей в разные ситуации, начиная от самых простых, и кончая очень сложными, однако, в любой из них человек должен оставаться самим собой, не метаться из крайности в крайность, а мужчина обязан ещё делать всё, чтобы семья жила в достатке, отношения в семье оставались бы ровными и благорасполагающими.
Но даже, если это будет иметь место, ни к чему метаться с места на место в поисках лучшей доли. Не зря же говорят, то "хорошо там, где нас нет", а вообще, судьба - злодейка:
Снежок в чай
Он был бунтарь, работу менял редко, но везде, что-нибудь, да не устраивало его. И ещё: он ненавидел бедность, ненавидел убожество нашего существования. Я работал с ним в Красноярском крае, но не помнил его.
А вот он меня помнил. Там он работал сразу после службы в армии, ходил какой-то весь неприбранный, работа, в основном, по ночам что ли сказывалась? Жил в маленькой комнатке общежития один, не контачил ни с кем, не участвовал в наших, порой не очень неумных затеях, в безудержных пьянках. Да и вообще, как-то обособленно жил, только вот с начальством постоянно не ладил. А потом он женился на дочери нашего истопника, Татьяне. Она была метиской, отец - алтаец, а мать русская, местная взбалмошная баба. Тёща его вскоре после свадьбы замёрзла пьяная, Татьяна начала прикладываться к бутылке вместе с отцом и Коля Яшкин со своей женой Татьяной уехали к его матери, в Воронежскую область.
Но и там они не прижились. Денег мало. Мать в постоянной ссоре с Татьяной. Своего жилья нет, и не обещают. Всё надоело. Постоянная грязь, запах завариваемого для свиней комбикорма. На работе, там он шоферил, тоже не складывались отношения - ему нужны деньги, хочется порядка, а остальным - «лишь бы день прошёл». К тому времени у них родилась дочь, её, как и мать, назвали Татьяной. Больше в деревне, у матери, он не смог жить и поехал в Москву, в министерство геологии. Да напрасно бы съездил, если бы не встретился в министерстве с работником объединения, где потом мы вместе трудились. Тот, выслушав Колю, быстренько связался с объединением, обо всём договорился, дал Яшкину какую-то бумагу и денег, зоо рублей.
-Потом отдашь, если будут.
Сказал и убежал.
Быстренько Яшкины собрались и уехали, теперь уже в соседнюю с Красноярским краем область. В её северную часть, где районный коэффициент был большим и Северный стаж шёл, ну и, естественно, надбавка северная выплачивалась.
Ещё в Москве ему сказали, что там, в посёлке, куда он едет, газовую плиту не купить, а газ возят. Вертолётом. Баллонный. Они купили газовую плиту «Мечта» и везли её через всю страну туда, на Север.
В аэропорту, когда ждали выдачи багажа, рабочий с «карусели» крикнул:
-Кто с «Мечтой» на Север?
-Мы, давай сюда коробку эту. Заработаем, там её и бросим. Чего она стоит-то? Я туда еду, чтобы денег накопить. Куплю всё, что надо будет. А то, плита какая-то.
Они жили, экономя на всём. Татьяна работала у нас в партии уборщицей, на её зарплату они и жили. Хорошую зарплату Коли откладывали на «потом».
Это в девяностом уже прижало, в магазине были в свободной продаже варенье из тыквы (зёрнышки там ещё пополам разрубленные, на банке нарисовано бледными красками солнышко), да гороховое пюре без мяса, а раньше…. Раньше бабы из их партии конфеты шоколадные вёдрами покупали, бочонок сухого молока у каждой хозяйки в углу стоял. Сгущёнка ящиками. Безбедно там жили, все получали неплохо.
Но семья Яшкиных обходилась без этих вкусностей. Татьяна на всём экономила, Коля картошку в любом виде ел, особенно, с солёными огурцами. Дети (Их уже двое было, Вовка в восемьдесят третьем родился.) тем же обходились. Работать Яшкины хотели и любили. Зарабатывать, если быть точным. А если ещё точнее, то копить.
Коля работал начальником отряда в экспедиции по геофизическим исследованиям скважин. Работа неплохая, но буровики частенько отдавали скважину для исследований на ночь, поэтому приходилось работать, в основном, ночью. Да и перелёты частые выматывали, вертолёт - это вам не легковой автомобиль.
Однажды мы вместе работали, в столовой у буровиков, когда пришло время чая, он открыл дверь на улицу, взял с крыши столовой снег, сделал из него плотный-плотный снежок и опустил его в кружку.
Я спросил: зачем?
-Да больше его, чая-то.
Как будто там кто-то его экономил…
-Кроме того, после горячего чая, ну уже не совсем горячего, можно холодненьким снежком поиграть во рту.
-Ох, парень! Смотри, чтобы в жизни такое не случилось. Я понимаю, не всё от тебя зависит, но всё-таки - смотри!
Это сквозь зубы произнёс пожилой бурильщик, сидевший тут же столом. А потом встал и вышел.
В конце восьмидесятых пришла «перестройка». А с ней - хозрасчёт и заработки.
Помню, на планёрке наш начальник с какой-то горечью в голосе увещевал нас:
-Что вы делаете? Зарплата растёт - растут и цены, закон экономики. Инфляция.
Куда там! Даёшь зарплату! Мы до изнеможения доказывали наши права, мы боролись, правда, за что, я до сих пор не пойму.
Здесь Коля Яшкин был впереди всех, без всяких там криков старался на бумажке доказать нашу правоту. Мы даже из-за зарплаты устроили забастовку, не вылетали на скважины. Начальнику пришлось самому лететь, с главным инженером.
Нашу забастовку потом признали незаконной. Коля, не надеясь больше на справедливость, тихонечко вышел из партии. В начале 1991 года, скопив к тому времени двадцать пять тысяч, и решив, что больше там делать нечего, подал заявление на увольнение.
Собирались они недолго. Мебель с Севера никто и никогда не увозил. Да и не было её, мебели-то хорошей. Так… Я помогал ему грузиться, ржавая грязная двухконфорочная газовая плита валялась во дворе, на ещё белом мартовском снегу.
Барахла набралось на два пятитонника. Большей частью, действительно, барахла. В конце, уже для дома, для семьи, Коля всё, что попадёт под руку, тащил с работы.
Яшкины уезжали числа 30 марта. В этот день я тоже ехал в Москву, по делам.
Мы сели в один вагон поезда Лена - Москва. В поезде уже не общались, Коля с семьёй ехали всей семьёй вместе в одном купе, я же - в конце вагона с какими-то молодыми людьми, ехавшими в Москву за товаром. Это я понял по их разговору и по их замкнутости по отношению ко мне. Только Вовку Яшкина я видел несколько раз, проходящего по коридору вагона с мусором, собранным в газету. Наверное, объедки выносил.
Где-то после Омска Яшкин подошёл ко мне и попросил закурить.
-Ты же не куришь.
-В армии курил. Знаешь, я вот в Омске выходил из вагона… Цены там… Теперь думаю.
Но думать уже было нечего, быстрее поезда, намного быстрее, по стране катилась инфляция.
В Москве я видел, как Яшкины, нагруженные клетчатыми сумками, спешили в метро, им надо было на Павелецкий вокзал. Сзади семенил Вовка с пустой продуктовой сумкой.
Через два месяца я возвращался домой. На теплоходе встретился с другом Коли Яшкина и тот, уже с дощатых сходен крикнул:
-Письмо я от Коли Яшкина получил, Татьяна - на ферме дояркой, а он - бригадиром в колхозе. Тех денег-то ему только и хватило, что в колхозе какую-то развалюху купить, да две коровы. Слышь? Две! Да, ещё - Колян в партию назад вступил.
Я подумал: вот и упал ему без его желания снежок в чай.
.
Но даже, если это будет иметь место, ни к чему метаться с места на место в поисках лучшей доли. Не зря же говорят, то "хорошо там, где нас нет", а вообще, судьба - злодейка:
Снежок в чай
Он был бунтарь, работу менял редко, но везде, что-нибудь, да не устраивало его. И ещё: он ненавидел бедность, ненавидел убожество нашего существования. Я работал с ним в Красноярском крае, но не помнил его.
А вот он меня помнил. Там он работал сразу после службы в армии, ходил какой-то весь неприбранный, работа, в основном, по ночам что ли сказывалась? Жил в маленькой комнатке общежития один, не контачил ни с кем, не участвовал в наших, порой не очень неумных затеях, в безудержных пьянках. Да и вообще, как-то обособленно жил, только вот с начальством постоянно не ладил. А потом он женился на дочери нашего истопника, Татьяне. Она была метиской, отец - алтаец, а мать русская, местная взбалмошная баба. Тёща его вскоре после свадьбы замёрзла пьяная, Татьяна начала прикладываться к бутылке вместе с отцом и Коля Яшкин со своей женой Татьяной уехали к его матери, в Воронежскую область.
Но и там они не прижились. Денег мало. Мать в постоянной ссоре с Татьяной. Своего жилья нет, и не обещают. Всё надоело. Постоянная грязь, запах завариваемого для свиней комбикорма. На работе, там он шоферил, тоже не складывались отношения - ему нужны деньги, хочется порядка, а остальным - «лишь бы день прошёл». К тому времени у них родилась дочь, её, как и мать, назвали Татьяной. Больше в деревне, у матери, он не смог жить и поехал в Москву, в министерство геологии. Да напрасно бы съездил, если бы не встретился в министерстве с работником объединения, где потом мы вместе трудились. Тот, выслушав Колю, быстренько связался с объединением, обо всём договорился, дал Яшкину какую-то бумагу и денег, зоо рублей.
-Потом отдашь, если будут.
Сказал и убежал.
Быстренько Яшкины собрались и уехали, теперь уже в соседнюю с Красноярским краем область. В её северную часть, где районный коэффициент был большим и Северный стаж шёл, ну и, естественно, надбавка северная выплачивалась.
Ещё в Москве ему сказали, что там, в посёлке, куда он едет, газовую плиту не купить, а газ возят. Вертолётом. Баллонный. Они купили газовую плиту «Мечта» и везли её через всю страну туда, на Север.
В аэропорту, когда ждали выдачи багажа, рабочий с «карусели» крикнул:
-Кто с «Мечтой» на Север?
-Мы, давай сюда коробку эту. Заработаем, там её и бросим. Чего она стоит-то? Я туда еду, чтобы денег накопить. Куплю всё, что надо будет. А то, плита какая-то.
Они жили, экономя на всём. Татьяна работала у нас в партии уборщицей, на её зарплату они и жили. Хорошую зарплату Коли откладывали на «потом».
Это в девяностом уже прижало, в магазине были в свободной продаже варенье из тыквы (зёрнышки там ещё пополам разрубленные, на банке нарисовано бледными красками солнышко), да гороховое пюре без мяса, а раньше…. Раньше бабы из их партии конфеты шоколадные вёдрами покупали, бочонок сухого молока у каждой хозяйки в углу стоял. Сгущёнка ящиками. Безбедно там жили, все получали неплохо.
Но семья Яшкиных обходилась без этих вкусностей. Татьяна на всём экономила, Коля картошку в любом виде ел, особенно, с солёными огурцами. Дети (Их уже двое было, Вовка в восемьдесят третьем родился.) тем же обходились. Работать Яшкины хотели и любили. Зарабатывать, если быть точным. А если ещё точнее, то копить.
Коля работал начальником отряда в экспедиции по геофизическим исследованиям скважин. Работа неплохая, но буровики частенько отдавали скважину для исследований на ночь, поэтому приходилось работать, в основном, ночью. Да и перелёты частые выматывали, вертолёт - это вам не легковой автомобиль.
Однажды мы вместе работали, в столовой у буровиков, когда пришло время чая, он открыл дверь на улицу, взял с крыши столовой снег, сделал из него плотный-плотный снежок и опустил его в кружку.
Я спросил: зачем?
-Да больше его, чая-то.
Как будто там кто-то его экономил…
-Кроме того, после горячего чая, ну уже не совсем горячего, можно холодненьким снежком поиграть во рту.
-Ох, парень! Смотри, чтобы в жизни такое не случилось. Я понимаю, не всё от тебя зависит, но всё-таки - смотри!
Это сквозь зубы произнёс пожилой бурильщик, сидевший тут же столом. А потом встал и вышел.
В конце восьмидесятых пришла «перестройка». А с ней - хозрасчёт и заработки.
Помню, на планёрке наш начальник с какой-то горечью в голосе увещевал нас:
-Что вы делаете? Зарплата растёт - растут и цены, закон экономики. Инфляция.
Куда там! Даёшь зарплату! Мы до изнеможения доказывали наши права, мы боролись, правда, за что, я до сих пор не пойму.
Здесь Коля Яшкин был впереди всех, без всяких там криков старался на бумажке доказать нашу правоту. Мы даже из-за зарплаты устроили забастовку, не вылетали на скважины. Начальнику пришлось самому лететь, с главным инженером.
Нашу забастовку потом признали незаконной. Коля, не надеясь больше на справедливость, тихонечко вышел из партии. В начале 1991 года, скопив к тому времени двадцать пять тысяч, и решив, что больше там делать нечего, подал заявление на увольнение.
Собирались они недолго. Мебель с Севера никто и никогда не увозил. Да и не было её, мебели-то хорошей. Так… Я помогал ему грузиться, ржавая грязная двухконфорочная газовая плита валялась во дворе, на ещё белом мартовском снегу.
Барахла набралось на два пятитонника. Большей частью, действительно, барахла. В конце, уже для дома, для семьи, Коля всё, что попадёт под руку, тащил с работы.
Яшкины уезжали числа 30 марта. В этот день я тоже ехал в Москву, по делам.
Мы сели в один вагон поезда Лена - Москва. В поезде уже не общались, Коля с семьёй ехали всей семьёй вместе в одном купе, я же - в конце вагона с какими-то молодыми людьми, ехавшими в Москву за товаром. Это я понял по их разговору и по их замкнутости по отношению ко мне. Только Вовку Яшкина я видел несколько раз, проходящего по коридору вагона с мусором, собранным в газету. Наверное, объедки выносил.
Где-то после Омска Яшкин подошёл ко мне и попросил закурить.
-Ты же не куришь.
-В армии курил. Знаешь, я вот в Омске выходил из вагона… Цены там… Теперь думаю.
Но думать уже было нечего, быстрее поезда, намного быстрее, по стране катилась инфляция.
В Москве я видел, как Яшкины, нагруженные клетчатыми сумками, спешили в метро, им надо было на Павелецкий вокзал. Сзади семенил Вовка с пустой продуктовой сумкой.
Через два месяца я возвращался домой. На теплоходе встретился с другом Коли Яшкина и тот, уже с дощатых сходен крикнул:
-Письмо я от Коли Яшкина получил, Татьяна - на ферме дояркой, а он - бригадиром в колхозе. Тех денег-то ему только и хватило, что в колхозе какую-то развалюху купить, да две коровы. Слышь? Две! Да, ещё - Колян в партию назад вступил.
Я подумал: вот и упал ему без его желания снежок в чай.
.