Али-Баба. Вахтанговский.
Вот интересно мне стало выяснить, как именно выглядела сказка об Али-Бабе и сорока романтиках с большой дороги в оригинале. Потому что есть у меня серьезные сомнения в том, что она известна нам ее в том именно виде, в каком в свое время Шахерезада пудрила ею мозг уважаемому Шахрияру. И если, упаси господь, мои сомнения окажутся обоснованными, выяснится страшная вещь:
Оказывается, мусульманский мир, отказываясь сам употреблять свиней в пищу, тем не менее активно подкладывает их неверным. Явная идеологическая диверсия имела место, зашитая в форму мирового литературного шедевра. И ведь удалась с блеском, аж 70 лет оно работало, да и по сей день целевая аудитория окончательно не очухалась.
С чего начинается сказка, все помнят? Я тоже не помню, кроме того, что девушке грозил вполне конкретный сорви-головец, если она не удумает что-нибудь такое увлекательное и, самое главное, многосерийное. Она старается как может и изобретает сюжет за сюжетом, ставя таким образом искусство в услужение правящему классу угнетателя Шахрияра, и одним из этих вот сюжетов и оказывается сказка про двух братьев, из которых один, старший, богат и известен, а второй, оказывается, беден, как синагогальный ахбар*.
В театральной версии у них умирает отец (ну, то есть, умер он еще до начала спектакля, натурально, потому как спектакль-то все же детский) и оставляет старшему сыну Касему дом и прочие матценности, а младшему Али-Бабе - только невольницу Марджану. Вы вообще слышали где-нибудь в арабской классике такое имя? Мне вот единственное, что приходит на ум, это полумеханическая деятельница Маржан Мухаммади (можно при желании прочесть и как Марджан) из "Императоров иллюзий". То ли творческий коллектив всем составом курил Лукьяненко при подготовке к спектаклю, то ли еще что. Потому, скорее всего, папа и не присутствует в самом действе: скончался, не иначе, где-то на репетиции от такого поворота сюжета. В конце концов, то есть в конце спектакля, Али-Баба вообще женится на собственной невольнице, от какового мезальянса безвременно сгинувший отец, не иначе, крутится пропеллером за кулисами. Но все по порядку.
Начинается все сценой свадьбы Касема и девушки Фатимы. Помимо непосредственных виновников торжества и разых гостей, присутствуют мама невесты Зейнаб и ейный папа Абдулла. Тут надо заметить, что в популярнейшем и действительно блестящем одноименном телемюзикле (это где Юрский, Табаков, Тенякова и Никитина) Зейнаб звали жену Али-Бабы, причем женаты они были еще до начала фильма, и никаких сведений о низком ее происхождении за все полтора часа фильма к зрителям не поступало. Миграцию имени от жены одного брата к теще другого, которая, видимо, содержит некий фрейдистский смысл, мы пока оставим в стороне; отметим же явную попытку советских кинематографистов залакировать действительность.
Так вот, на этой самой свадьбе поднимается вопрос о наследстве, где и выясняется описанная выше картина: старший получает все, младший невольницу, а когда младший пытается накачать себе немного прав, его под дулом какого-то мушкета изгоняют вместе с его долей наследства в шалаш за городом в сопровождении издевательского смеха жены, тестя и тещи старшего брата.
Жуткая вроде бы несправедливость происходит. Но давайте вдумаемся в смысл. Итак, имеем на первый взгляд явно непропорционально и несправедливо поделенное между братьями наследство, причем немалое: после получения наследства Касем становится человеком богатым, а значит, богатство добыл (или унаследовал и не разбазарил, а то и вовсе преумножил) его отец. С чего бы вдруг отцу так демонстративно пренебрегать младшим сыном в пользу старшего? Оставим в стороне всевозможные гипотезы, подводящие теорбазу под возможную нелюбовь отца к сыну. Измышления, что, мол, Али в детстве крал отеческое варенье из кадки, или покушался на папиных наложниц, или вообще был нетрадиционно ориентирован, давайте считать несерьезными и высосанными из потолка. Как там советовал Шерлок наш Холмс, уча уму-разума доктора Ватсона? Отбросьте все заведомо невозможное, и останется правда, какой бы маловероятной она ни казалась. Так вот, после обрезания излишних сущностей бритвой Оккама, остается единственное приемлемое объяснение немилости, в которую Али-Баба впал у собственного родителя, и оно лежит на поверхности: папа просто не считал его достаточно надежным человеком, чтобы вручить ему фамильное состояние. Причем настолько не считал, что предпочел завещать все Касему, который во всем, что касается шевеления мозгами, слывет меж людьми, мягко говоря, отнюдь не Аль-Хорезми. Надо понимать, младший сынуля отцовские бабки транжирил направо и налево, чем заставлял его сердце немало скорбеть. Видимо, и по окрестным приютам одиноких мужчин прославился если и не выдающимися ТТХ, то по крайней мере частотой посещений, да причем настолько, что в приличных домах ему отказали от партии (отчего и пришлось в конце концов жениться на собственной невольнице). Скорее всего, значительно чаще, чем в мечети, приюте благочестивого правоверного, видели его за карточным столом в чаду дешевых контрабандных сигар, а хозяева всех опиокурилен города знали его в лицо лучше, чем собственных детей.
Остается только поражаться долготерпению и великой любви отца, у которого, надо полагать, просто не хватило духу изгнать червивый плод чресел своих из дома ранее, потому что, по правде говоря, всех домашних Али-Баба своим поведением давно уже зейнаб. Но со старшим сыном отец, видимо, успел-таки поделиться некоторыми соображениями на смертном одре, результатом чего и стала неожиданная, на первый взгляд, развязка первой сцены спектакля.
В свете всего сказанного решение Касема предстает не только понятным и логичным, но и справедливым и даже милосердным: отправил-то не куда-нибудь на Соловки, а в загородную резиденцию (в спектакле, чтобы ввести зрителей в заблуждение, названную ни с того ни с сего шалашом. Знаем мы эти шалаши. Про охотничьи избушки для членов ЦК все слышали? Ну так вот тот шалаш наверняка был таким же шалашом, как та избушка - избушкой). А мог бы, между прочим, и ятаганом по яйцам шее. А что, уважаемый восточный обычай, к вашему сведению. Практиковалось налево и направо.
А вот далее Али-Баба попадает в окрестности склада готовой продукции местной преступной группировки и даже случайно узнает код доступа. Что должен был сделать на его месте добропорядочный гражданин и подданный великого шаха, хана, султана, эмира или кто там у них в тот момент работал местным гарантом? Разумеется, незамедлительно сообщить в тамошнее Куданадо, а уж в Куданаде разберутся, как поступать с распоясавшимся криминалитетом. Ничуть не бывало. Вместо этого Али-Баба прокрадывается на склад и лихорадочно его грабит. Сгребает деньги и прочие материальные ценности и везет их в город, где - внимание! - раздает кому попало. Теперь-то понятно, наконец, почему отец предпочел оставить все нажитое непосильным трудом старшему брату, который хоть и дурак дураком, но хоть не разбрасывается фамильным достоянием на базаре? И понятно, что приключилось бы с оным достоянием, или по крайней мере с той его частью, которая досталась бы Али-Бабе, немедля по папиной смерти?
Дальше, в общем, уже все понятно. Арабская сказка, переделанная на пролетарский манер, и в таком виде провозглашающая все то же троцкистское "грабь награбленное" вкупе с уравниловкой.
Касема убивают, когда он решает проверить, откуда у непутевого братца деньги. Что понесло его в пещеру разбойников? Да ведь он-то, как никто другой, знает, что скорее пророк Мухаммед перейдет в католицизм, чем братец Али научится зарабатывать хоть грош! Что могло руководить старшим братом? Да разумеется, желание узнать, не совершил ли младшой какого непотребства, чтоб не сказать - преступления, не скатился ли до махровой уголовщины, и не опозорит ли в ближайшем будущем честь рода, выступая туристической достопримечательностью на главной площади города, где будет иметь сомнительную честь сидеть на колу в назидание согражданам.
После смерти Касема участь и разбойничьих богатств, которые при более разумном подходе могли бы пополнить фамильные закрома, и самого семейного капитала, в общем, уже предрешена и печальна. Разнузданное гулянье всего народа на свадьбе Али-Бабы с невольницей Марджаной, свадьбе, позорящей уважаемую в государстве семью, завершает спектакль, оставляя у зрителя тягостное ощущения катящегося в тартарары уважаемого миропорядка, завещанного нам нашими отцами.
Мир рушится и гибнет, призрак коммунизма бродит по Хорезму.
______________________________________
Ахбар (ивр.) - мышь.