Предновогодний дыдыщ
Живешь-поживаешь вся из себя весела-бодра-энергична, а потом - дыдыщ! - и вот тебе: апатия, упадок жизненных сил и опустошенность. Этот дыдыщ любит случаться на пустом месте и в последнюю неделю декабря, и способствовать ему лучше всех получается у Вади.
Видя неотвратимое приближение нового года, понимаешь, что собрать себя в кучу ты уже не успеваешь, настроиться на новогоднюю волну не можешь и поймать ощущение праздника уже не получается. Не радует стоящая в углу наряженная елка, свежекупленный, подаренный отцом всему семейству, фотоаппарат не хочется брать в руки, и для кулинарных подвигов вдохновения тоже нет. Именно в такие моменты хочется забиться в нору, оказаться на необитаемом острове или ходить-бродить куда глаза глядят. Все это безобразие случается со мной не часто, но вот именно так и именно перед новым годом - уже второй раз подряд.
Радуют дети. Даша вчера подошла и обняла: «Мама, ложись, отдохни!». Артемка - тот вообще очень трогательно и заботливо ухаживает :).
Радуют люди. Некоторые. Например, одна малознакомая, но симпатичная мне девушка, встреченная сегодня. У нее очень хорошая улыбка и приятное, открытое лицо. Мне кажется, мы с ней друг другу нравимся - надо будет как-нибудь пригласить ее на прогулку. Если бы мне и хотелось быть мужчиной, то исключительно для того, чтобы иметь возможность делать комплименты таким вот девушкам.
О нарядах не думается, но оказалась способной обрадоваться случайно купленным колготкам красивенного дымчатого цвета.
Созвучней всех сейчас Бродский. Томик его стихов, с ногами на диван, пушистый пледик, и чтоб тепло, светло и одиноко.
Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
Видя неотвратимое приближение нового года, понимаешь, что собрать себя в кучу ты уже не успеваешь, настроиться на новогоднюю волну не можешь и поймать ощущение праздника уже не получается. Не радует стоящая в углу наряженная елка, свежекупленный, подаренный отцом всему семейству, фотоаппарат не хочется брать в руки, и для кулинарных подвигов вдохновения тоже нет. Именно в такие моменты хочется забиться в нору, оказаться на необитаемом острове или ходить-бродить куда глаза глядят. Все это безобразие случается со мной не часто, но вот именно так и именно перед новым годом - уже второй раз подряд.
Радуют дети. Даша вчера подошла и обняла: «Мама, ложись, отдохни!». Артемка - тот вообще очень трогательно и заботливо ухаживает :).
Радуют люди. Некоторые. Например, одна малознакомая, но симпатичная мне девушка, встреченная сегодня. У нее очень хорошая улыбка и приятное, открытое лицо. Мне кажется, мы с ней друг другу нравимся - надо будет как-нибудь пригласить ее на прогулку. Если бы мне и хотелось быть мужчиной, то исключительно для того, чтобы иметь возможность делать комплименты таким вот девушкам.
О нарядах не думается, но оказалась способной обрадоваться случайно купленным колготкам красивенного дымчатого цвета.
Созвучней всех сейчас Бродский. Томик его стихов, с ногами на диван, пушистый пледик, и чтоб тепло, светло и одиноко.
Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.