Ужин в тени базилики...
Ужин в тени базилики
Бывший пират, а ныне заточенное острие тайной и могущественной организации, по желанию которой глобус начинал вращаться быстрее или медленнее, адмирал Солово и его помощник швейцарский вояка Нума Дроз, ныне по задумке адмирала облаченный в патера, расположились на свежем воздухе у таверны на одной из веселых площадей Рима. Весна была в самом разгаре. Вечерело. Город еще не наполнился приходящим с жарой зловонием, повсюду веяло ароматом цветущих магнолий, от которых так сладко млеет сердце. Из находящегося поблизости квартала Борделетто неслись звуки кабацкой музыки, разбитной женский смех, звучащий аккомпанементом к веселой попойке папских гвардейцев. Одним словом, жизнь кипела, и место для встречи было выбрано как нельзя более удачно, ибо напротив адмирала, опустив глаза долу и спрятав руки в рукава сутаны, хмуро сидели два монаха-августинца из Эрфурта.
- Он отнял у каждого из нас последнее утешение - сосиску! - Монашеская физиономия горела негодованием под лучами римского солнца. - Можете ли вы представить себе подобное! С незапамятных времен, преосвященный адмирал, - продолжал монах жалостным голосом, - каждый брат ежедневно получает свиную сосиску с кровью. Мы, германцы, любим такие. Столь интимно потребляя сырые компоненты недавно существовавших тварей мы приближаемся к сотворенному Богом циклу существования. Но фон Стаупиц теперь лишил нас этого рациона!
- Сосиску нашу насущную даждь нам днесь? - ухмыльнулся Нума Дроз, громоздкий и нелепый в священническом облачении, словно лев в митре.
- Именно! - согласился монах. - И это еще не самое жуткое из его деяний. Представляете себе, он разбавляет водой пиво!
- Ну уж только не это! - глаза «патера» Дроза, злые как у козла, вспыхнули желтым огнем - Советую возвращайтесь домой и сделайте сукиному сыну «кровавого орла»! Знаете, что это за штука?...
Поскольку ошеломленный монах затруднялся с ответом, адмирал Солово кашлянул:
- Не волнуйтесь, брат мой! Это всего лишь грубая швейцарская шутка. Я же предлагаю вам всего лишь поесть. Вот флорин. Вон там обитает ремесленник, обрабатывающий мясо убитых животных. Ступайте и ешьте кровяные сосиски, пока не кончатся деньги.
- Но адмирал… я сейчас не голоден и…
- Я настаиваю, - сказал Солово так, что и Нуме Дрозу захотелось броситься за сосиской. - И не возвращайтесь, пока не будете сыты. В противном случае я сочту, что все ваши жалобы на дурное обращение столь же пусты, как и монастырская кладовая..
Монах заглянул в глаза адмирала… и испарился вместе с флорином.
- Итак, брат Мартин, - обратился Солово к оставшемуся монаху, - быть может теперь вы получите возможность говорить. И что вы скажите мне обо всем этом?
- Это мой первый приезд в Рим - запинаясь произнес брат Мартин. - И я чуточку перевозбужден. К тому же я устал, да, очень устал… Быть может, если я отдохну и…
- Нет. - отрезал Солово. - Скажите, что вы думаете о римлянах?
- Ну хорошо… - брат Мартин набрал в грудь воздуха как перед прыжком в прорубь. - Вы все - сытые люди. Я никогда не видел, чтобы столько людей покорялось зову плоти. За исключением присутствующих, конечно…
- Да… Это точное определение. - Адмирал заказал новую бутылку из винной лавки, и ее скорое появление сгладило неловкость.
- Итак, с приходом нового главы августинцев для вашего ордена наступили трудные времена?
Адмирал прекрасно знал, что Иоганн фон Стаупиц - томист, для которого важны не столько догматы веры, сколько способы постижения учения посредством разума, в отличие от августинцев, взывающих к интуиции. Но что самое главное, поставлен он был туда специально для этой работы. В итоге в германских учреждениях ордена недовольство бурлило на пределе открытого взрыва. Двоих, с их точке зрения, наиболее красноречивых братьев отправили в Рим, чтобы поведать общие скорби… Вышло так, что среди них оказался брат Мартин Лютер.
- Я бы сказал так, - ответил Лютер. - Жизнь монаха должна быть суровой, но я нигде не слыхал, что она заодно должна быть и несчастной.
- Хм… Надо выпить - проговорил адмирал самым рассудительным тоном - Вино притупляет в человеке все, что ощущает скуку и боль, оно открывает для радости наше внутреннее «я».
- Да… жизнь - дерьмо, пей и забудь - совсем уж по-солдафонски добавил «патер» Дроз, пододвигая емкость еще ближе, так что она уже грозила упасть на колени Лютера.
Как ни странно, монах оценил последние слова и был ими убежден. Поглотив вино мощным содроганием глотки, он облизнулся и тыльной стороной пухлой руки стер влагу с губ. Солово испытал одновременно и облегчение и отвращение. Даже пираты не потребляли оглушающую рассудок жидкость столь недостойным образом. Вино, как считал адмирал, было могучим оружием против человека, потребляющий сей изысканный напиток как пиво. Теперь бастионы, защищающие рассудок монаха, взломаны, и он открыт для восприятия новых идей и ощущений.
- Ну хорошо, - проговорил Солово. - Пока ваш коллега принимает блаженную смерть от тысячи сосисок, мы можем прогуляться по Риму. Чем бы вы хотели заняться?
Лютер огляделся, символически впивая могущественный город, некогда дом императора, а теперь ось веры. Первый натиск алкоголя открывал беспредельные возможности.
- Мне бы хотелось сходить в… церковь..
Так на глазах адмирала приличия одержали временную победу. Это ничего не значило. Учтены были и подобные оказии. Роль спровождающего к вечерне отводилась, естественно, «патеру» Дрозу. Хотя с трудом нашлась подходящего размера ряса для этого гиганта, все это было сущим пустяком по сравнению с тем, чтобы заставить наемника вести себя хотя бы приблизительно соответствующим образом. Однако новое дело все больше привлекало Дроза, начинавшего получать удовольствие от этой пантомимы. Вдохновенно прослушав проповедь в базилике Кающейся св. Марии Египетской, и даже пустив слезу, он снова сидел с Лютером и адмиралом возле трактира и поглядывая на бурную жизнь соседнего Борделетто. Монах тоже обнаруживал некоторое замешательство. Его явно волновала близость церкви к кварталу мигающих красных фонарей. Адмирал отметил, куда был обращен его пылающий взгляд.
- Вас что-то смущает, брат?
- Не знаю, - ответил монах, морща чело. - Видите ли вы то, что вижу я?
Солово и Нума Дроз послушно повернулись, но ничего непривычного не увидели. Лютер повернулся к ним в некотором возбуждении - не совсем невинного происхождения, по мнению адмирала.
- Я только что видел мужчин, открыто совокупляющихся с женщинами легкого поведения, - возмутился монах. - Поглядите! Вот они. Их следует выпороть!
- Ну, - добродушно заметил Дроз - некоторые из них это дело даже любят, но это влетит вам в копеечку…
- Нет, нет… Я имею в виду это открытое… общение, да еще возле церкви. Только подумайте, все это рядом с домом Господним. Как они смеют творить подобные пакости!
- Этим путем и вы попали сюда! - произнес невозмутимый Солово.
- Вы хотите сказать, что моя мать… - взревел Лютер, вскакивая на ноги.
- Мое замечание касалось лишь механики этого акта, а не ваших предков. Вы слишком нетерпимы к требованиям человеческой природы.
- Итак, вы допускаете, что… - начал было монах.
- Нет . Я не допускаю того, что вы думаете, однако и в противном случае было бы немного позора. На службе его святейшества мне довелось составлять «общественный реестр», в частности пересчитать всех шлюх, занимающихся в Риме своим ремеслом. Однако когда семь тысяч назвались этим именем, я прекратил опрос. И это, прошу заметить, в городе, где обитает пятьдесят-шестьдесят тысяч душ. И поскольку было ясно, что ни одна из них не умирает с голоду, следовало признать, что клиентуры у них хватает. Ну а раз так, грех, столь универсально распространенный, можно и не считать таковым.
Прежде, чем Лютер успел сказать, что убийство и кражи практикуются с не меньшим размахом, но это их вовсе не оправдывает, адмирал дал знак Нуме Дрозу приступить к новой роли. Отточенное взаимодействие поймало монаха врасплох.
- В любом случае, - начал Дроз-проповедник, - я слыхал такую теорию. Целью полового акта является размножение, правильно?
-Да, - с опаской согласился Лютер. - Так учит Церковь, основываясь на естественном законе.
- Итак, половой акт рождает плод, и всякое оплодотворение сексуально. Тогда выходит, - торжествующе промолвил Дроз, радуясь, что запомнил все как надо, - что всякий акт, исключающий зачатие, не является сексуальным. Если ты прибегаешь к предосторожностям или к методике, которую предлагают наиболее бойкие дамочки, тут никаких детей быть не может, а потому этот акт не половой, а стало быть, и не греховный. Понял?
-Э…- ответил Лютер, жутко хмурясь. Солово видел, что монах ох как хотел принять этот радикально пересмотренный естественный закон, но упрямая честность снова и снова возвращала его к дефектам предлагаемого варианта. Однако адмирал не намеревался расходовать впустую результаты многих скучных часов, потраченных на натаскивание Нумы Дроза к первому в его жизни абстрактному поручению.
К счастью, в этот самый момент, когда все находилось в состоянии опасного равновесия, сказалось влияние истолченных грибов, тайно подмешанных в выпитое Лютером вино. Адмирал просто хотел, чтобы монах держался посвободнее и поприветливее, а для того, кто провел два десятилетия в обществе Борджиа, добраться до питья брата Лютера не представляло труда. Шедшая мимо путана привлекла внимание монаха невероятно длинными ногами в золотых чулках; деяние сие было повторено ею трижды… и мир переменился.
Лютер новыми глазами смотрел на Солово и Дроза, свежий живой огонек оживлял его маленькие глаза.
- Э… Я понимаю вас… Никогда не думал об этом подобным образом. Значит, вы утверждаете, что существенно намерение, а не само деяние, так?
- Совершенно верно, - ответил адмирал, не слушая более ничего; его работа была сделана.
- Я хочу сказать, - заторопился Лютер, - что если и был монах, достойный Царства Небесного, так это именно я. Я делал свое дело, расплющил колени в молитве, целыми днями обходился без пива и сосисок, чтобы спасти свою душу.
- И провел всю жизнь без этого розовенького мясца - поддакнул Дроз. - Стоит ли так удивляться, что ты так утомлен этой жизнью.
- Ты прав, - согласился монах. - Господь будет более милостив, чем люди… даже люди могут простить все что угодно. И пока ты веришь….
- Праведник должен жить верой, - вслух промолвил Солово и, захватив внимание химически обработанного разума монаха как раз в нужный момент, этими словами преднамеренно заложил угловой камень всей новой теологии. Так родилась идея, которая вскоре надвое расколет Европу и заставит потрудиться Мрачную Жницу.
- Правильно! - завопил Лютер, подскакивая от волнения - Оправдание одной только верой… - Он ударил по воздуху и мастерски повел бычьими бедрами.
- У меня есть кое-какое дело - сказал тут адмирал пляшущему германцу. - Однако патер Дроз приглядит за вами во время маленькой прогулки. Патер Дроз, покажите нашему гостю… Рим!
- Я пригляжу, - прогрохотал швейцарец, радуясь, что действие переходит к знакомым ему областям - Не беспокойтесь, господин. Я захватил достаточно денег на грядущую ночь! И прихватил запасную шпагу!
«Патер» Дроз обнял за плечи своего германского собрата и развернул его лицом к мигающему огнями и звенящему веселой музыкой и женским смехом кварталу красных фонарей.
- Начнем знакомство с Римом с этого благословенного места, мой дорогой брат!
……
На заре Солово разбудил стражник.
- Не будет ли достопочтенный адмирал настолько добр, чтобы посетить замок Святого Ангела и засвидетельствовать личность двух смутьянов, имеющих наглость претендовать на знакомство. Мы перехватили их, когда они с боем отступали из Борделетто.
Увидев в темнице обоих своих подопечных, адмирал сразу понял, что швейцарец находится в той непредсказуемой фазе опьянения, когда волны эйфории разбиваются об утесы угрызений совести. Швейцарец глядел на хозяина воловьими красными глазами, но заметив знак одобрения проделанной работой, вздохнул с облегчением. Лютер, напротив, производя шуму на троих, повествовал о ночных подвигах под изумленными взглядами стражников. Он явно не представлял как носят и держат меч, но был исполнен восторженного многословия и не знал или не обращал внимание на то, что его монашеское одеяние самым неподобающим образом распорото от ворота до задницы.
- Привет, адмирал! - провозгласил он, махая нетвердой рукой. - Как же мы повеселились! Ах… я не знаю что и сказать… Я провел самую восхитительную ночь в своей жизни. Учтите, это просто скандал, что священник в Риме может знать все, что известно патеру Дрозу. К тому же он во многом подобен солдату и все они фаталисты… И это так согласуется с моим новым прозрением… Мы живем только верой. Ты спасен, если вера тебя оправдала… если же нет - не взыщи, ситуацию ничем не поправить.
- И когда Лютер добавил, пьяно обращаюсь к самому себе: «Следует все обдумать… я вижу здесь такие глубокие выводы…», Солово понял, что дело сделано. По возвращению монаху будут предоставлены все возможности для размышления. Когда брат Мартин вернется в Эрфурт, окажется, что германский орден августинцев самым неожиданным образом от излишней суровости перешел к достойной презрения распущенности, а гонитель и похититель сосисок сделается его патроном, другом и наставником.
- Главное, - подытоживая обратился адмирал к монаху, пронзая Лютера горящим взглядом - думать самостоятельно, собственными мыслями, а потом уже не колебаться. Прибейте свой флаг к мачте!
- Прибейте… к мачте! - словно эхо повторил Лютер, фиксируя совет одурманенным разумом.
- Да… Прибейте к чему-нибудь!
…….
Вернувшись на родину, вдохновленный своим римским опытом, Мартин Лютер 31 октября 1517 года прибил-таки на дверях замковой двери церкви Виттенберга свое воззвание к верующим - так называемые «Девяносто пять тезисов» новой веры.
(по мотивам романа Уитборна Джона «Рим, папы и призраки»)