(no subject)
У Янки в компе обнаружены путевые записки некоего бортового врача Александра Журбы: т/х Ломоносов, 2002 год. Боже ж ты мой! Не успокоилась, пока не прочла до конца - рада была страшно. И, если честно, то в голове даже было мелькала мысль типа: а было бы клево его разыскать. А не знаю зачем, просто. Просто клево. И, в общем, распечатала себе на еще-раз-перед-сном и уже рассказала о своей находке тем, кто, на мой взгляд, способен заинтересоваться.
21.05.02
Милые мои потомки! Я, судовой врач Александр Журба, вчера в 18 часов вышел в свой первый рейс на теплоходе «Михаил Ломоносов». Это уже немолодое пассажирское судно, предназначенное для плавания по рекам и озерам. Длина его 120 метров, вместимость - 370 человек, включая экипаж. В настоящее время мы везем немецких туристов из Петербурга в Москву. Маршрут чуть больше 1500 км: по Неве выходим в Ладожское озеро, дальше по Свири - в Онежское, из него по Волго-Балтийскому каналу в Волгу, а из Волги по каналу имени Москвы - в Москву-реку. «Ломоносов» должен пройти этот путь за пять дней.
Сейчас 17.30, и наш теплоход движется по Свири. Недавно прошли Подпорожье. На борту около 250 человек, большая часть из них - туристы, остальные - обслуживающий персонал. Назвать всех членами экипажа язык не поворачивается, хотя задача у нас у всех одна - обеспечивать приятное плавание пожилым бюргерам и их женам.
Этот рейс у меня не просто первый, а по-настоящему первый. Я никогда еще никуда не плавал дальше, чем из Ленинграда в Петергоф на «метеоре». Честно сказать - я в погоне за длинным рублем. Еще осенью, в очередной раз вернувшись к работе на «Скорой помощи», я почувствовал желание изменить свою жизнь к лучшему (тоже, кстати, в очередной раз). Услышав от кого-то, что судовые врачи в море зарабатывают чуть ли не по полторы тысячи долларов в месяц, я начал поиски места…
22.05.02
Вчера прошли Свирь и увидели Онежское озеро. В устье (или у истока?) реки - поселок Вознесенье. Несмотря на чудесное название, он стоит в низине и выглядит довольно печально: мрачные постройки, обветшалый причал, старый паром. Тем не менее, щемящее «чувство Родины» присутствует.
Двое пацанов катались на лодке недалеко от берега и выкрикивали непристойности проходящему теплоходу, сопровождая их неприличными телодвижениями.
Сегодня утром пришвартовались в Кижах. Солнце было ярким, но дул сильный ветер, и мои попытки ловить рыбу быстро и безрезультатно закончились.
У меня третий день (я дико извиняюсь) понос - поем, так сразу льется, как из крана. Скорее всего, виновата озонированная вода с примесью частиц плохо промытых водопроводных труб. В первую ночь был приступ жуткого конъюнктивита из-за свежевычищенного какой-то ядреной химией ковролина. С глазным недугом я справился, пора покончить и с кишечными неприятностями. Болею не только я - постепенно сползается народ за медицинской помощью. Пока что ничего серьезного. Приходила немецкая старушка с повреждением связок запястного сустава - кувырнулась с трапа - я ее оздоровил по мере возможности. Денег пока не дала, ходит на перевязки.
Сегодня день рождения моей Ольги, а я совсем забыл об этом. Мог бы позвонить из Кижей, поздравить. Мы знакомы уже шесть лет и три года женаты. Она периодически толстеет, работает в еврейском детском садике и учится на вечернем отделении психфака.
«Видел Реброва на днях. Он шел по Лиговке в кожаных штанах и жрал шаверму. Ник Кейв, блядь!»
Популярный писатель А. Крабов.
После ужина прошли шлюз в Вытегре, открывающий Волго-Балтийский канал. На стенах шлюза можно было прочесть многочисленные надписи, оставленные Осями и Кисами. Почему-то они вызвали у меня ощущение тоски по невозвратимой юности, грусти о чем-то несбывшемся. Похожие чувства бывали у меня в Паше, я иногда даже пускал там слезу в одиночестве. Теперь мне кажется, я понимаю, что должен сделать, чтобы от него не то, чтобы избавиться, но наполнить свою жизнь замечательным смыслом. Любая жизнь, несомненно, имеет смысл, другое дело, как себя чувствует тот, кому она принадлежит. Я скучаю по Паше, мне кажется, что это и есть мое место в природе. Хотя, пожалуй, я предпочел бы жить южнее.
Когда проходили шлюз, на берег вышел какой-то ханыга с лосиными рогами. Бегал и орал, размахивая ими: «Сто долларов! Сто долларов!»
23.05.02
Сейчас 9 вечера. Только что прошли 7-й Волго-Балтийский шлюз. Это небольшой городок, со стороны довольно симпатичный. Два моста - железнодорожный и автомобильный. На острове стояла цапля, поджав ногу, над водой пролетела стайка, кажется, дупелей.
Со мной рядом живет судовой фельдшер - Надежда Григорьевна. Я называю ее по имени-отчеству и на «вы», хотя ей всего 24 года. Она красивая, молодая, весит, я думаю, килограмм 75. Отношения у нас пока что исключительно рабочие. У нее с собой несколько кассет, и на одной из них нашлись «Магистро де лямурэ, штангенциркуль членомеро» и «Жить без тебя не могла никогда». Я их слушал сегодня с большим удовольствием. Даже сделал зарядку.
Днем была стоянка в Горицах (весь день идем по Шексне), у Н.Г. там живет родня. Она их навещала, принесла трехлитровую банку домашнего молока, купила мне пряников и кофе.
Утром колбасил небольшой депресняк, сейчас настроение хорошее.
«День или ночь - мне уже все равно.
Кто-то сказал: «Это было давно».
В пульсе моем бьется имя твое,
Все, что мне нужно - остаться вдвоё-о-о-ом!»
«Рефлекс».
И все такое, плачущим голосом с нежными придыханиями.
«То, что издали казалось нежно плачущим ребенком, вблизи оказалось громко ревущим крокодилом».
Отец Сергий в бытность свою иподьяконом.
Жаль, что я не способен написать что-нибудь такое, что могло бы вызвать сильные чувства или хотя бы эмоции. Будем надеяться, что это дело времени.
Когда мне было 18 лет, и я был до беспамятства влюблен в некую Белку (в паспорте она называлась Галей), приехавшую учиться в Ленинград из города Изобильного, я создал один шедевр, который произвел сильнейшее впечатление на мою маму. Мама отказывалась верить, что это написал ее сын, а может, просто испугалась, поняв вдруг, что я уже не ребенок. Вскоре после этого меня забрали в армию, но это отдельный рассказ.
Троллейбус унес меня в снежную мглу
Желтый свет фонарей осветил ему путь.
Весь вечер я ждал тебя на углу
Фонтанки и Невского.
Все бесполезно.
Тебя не вернуть.
Не остановить твой стремительный бег
В пустоте галактик сквозь звездную ночь.
На землю ложиться хлопьями снег,
Холодный троллейбус несет меня прочь.
Где мне найти нужные слова,
Чтобы рассказать о потрескавшихся губах в крови,
Где найти силу, с которой можно сравнить
Силу обычной земной любви,
Где найти свет, который поможет
Найти мой непроторенный путь,
Где найти след твой, который, быть может,
Давно замел снег. Мне не уснуть.
Мне не уснуть. Души погибших,
Раздавленных ношей любви людей,
Стучатся мне в грудь, в голосах охрипших
Слышится дерзость великих идей.
Лень и апатия, воля и разум,
Упавшая с неба звезда-слеза,
Красивая смерть - мечта, но не сразу,
Знаешь, как я люблю твои глаза?
Знаешь, как хочется жить порою,
Знаешь, как воздух февральский чист,
Знаешь, как солнце светит весною,
Знаешь, как осенью падает лист?
Жизнь, она только лишь раз дается,
Так неужели для того, чтобы в эту ночь,
Бессильного что-либо сделать,
Знающего, что она никогда не вернется,
Холодный троллейбус нес меня прочь.
Этот опус я написал почти четырнадцать лет назад, в декабре 1988 года. Мне нравится. Позже я написал еще несколько хороших и нежных стихов для Маши, но они были в единственном экземпляре, и я не знаю, сохранила она их или нет. Наизусть не помню.
А вот то, о чем мне уже тысячу раз рассказывали старожилы:
11.06.02
На шлюзе перед Угличем к теплоходу подошла старая лошадь и стала клянчить. Говорят, она встречает и провожает корабли не первый год. Ее все любят и подкармливают. Она худая, темно-гнедая, почти черная. Морда добродушная. Когда из шлюза стала убывать вода, и мы начали опускаться, лошадь принимала угощения поочередно со всех палуб. Никогда раньше я не смотрел на лошадиную морду снизу вверх - очень похоже на верблюда (хотя верблюда снизу тоже, по-моему, мне раньше видеть не приходилось).
Подобные встречи по жизни умиляют меня почти до слез (Сальников говорит, что у меня проблемы со щитовидной железой - это у него такие шутки), доставляя искреннюю радость.
Мне тоже удалось покормить старушку черным хлебом, и она осторожно брала губами кусочки у меня из рук. (Поручик, вы когда-нибудь кормили лошадь с руки?) Про нее все знают, но в этом году нас она встречала впервые, и было очень приятно, что это живая добрая старая настоящая лошадь, а не 300 кг конской колбасы. Я мысленно пожелал ей долгих лет и вслух выразил надежду на новую встречу.
Сегодня чудесный вечер, началось лето. Вода спокойная, темная. Ветра почти нет. Невысокий обрывистый берег Волги освещен заходящим солнцем и почти одного цвета с соснами, растущими на нем. От воды веет приятной прохладой, настроение благодушное и ленивое.
И самая последняя его запись:
29.01.2003
Давно уже закончилась навигация. На улице метель, машины в пробке под окном движутся медленно, сигналя друг другу и наглеющим пешеходам.
Н.Г. работает на пароме «Георг Отц», они сделали один рейс в Калининград и встали до марта на ремонт. Я через неделю улетаю в Кейптаун. Там ждет Мыс Доброй Надежды и два океана, неделя летнего тепла и радости перед отправкой в Антарктиду. Моя новая должность - хирург обсерватории Мирный. Домой я вернусь только в будущем году.
Часто вспоминаю летнее плавание. Не верится, что это было со мной. Жаркое лето, наш белый теплоход, беззаботное счастье. Правда, мы потеряли двух наших товарищей. Красавец рулевой, ухаживавший за Н.Г., по прозвищу «Гонсалес», ныряя, сломал себе шейные позвонки и через месяц умер в больнице. Второго штурмана Диму Ногтева зарезали какие-то подонки, когда он возвращался домой поздно вечером. Его нашли только утром, на площадке детского садика, в который ходит Димина дочка. Очень жаль их, но живые снова ждут лета, мечтая наполнить собой и оживить наш любимый плавучий дом.
--
удивительно же, как оно бывает.
«наш любимый плавучий дом».
21.05.02
Милые мои потомки! Я, судовой врач Александр Журба, вчера в 18 часов вышел в свой первый рейс на теплоходе «Михаил Ломоносов». Это уже немолодое пассажирское судно, предназначенное для плавания по рекам и озерам. Длина его 120 метров, вместимость - 370 человек, включая экипаж. В настоящее время мы везем немецких туристов из Петербурга в Москву. Маршрут чуть больше 1500 км: по Неве выходим в Ладожское озеро, дальше по Свири - в Онежское, из него по Волго-Балтийскому каналу в Волгу, а из Волги по каналу имени Москвы - в Москву-реку. «Ломоносов» должен пройти этот путь за пять дней.
Сейчас 17.30, и наш теплоход движется по Свири. Недавно прошли Подпорожье. На борту около 250 человек, большая часть из них - туристы, остальные - обслуживающий персонал. Назвать всех членами экипажа язык не поворачивается, хотя задача у нас у всех одна - обеспечивать приятное плавание пожилым бюргерам и их женам.
Этот рейс у меня не просто первый, а по-настоящему первый. Я никогда еще никуда не плавал дальше, чем из Ленинграда в Петергоф на «метеоре». Честно сказать - я в погоне за длинным рублем. Еще осенью, в очередной раз вернувшись к работе на «Скорой помощи», я почувствовал желание изменить свою жизнь к лучшему (тоже, кстати, в очередной раз). Услышав от кого-то, что судовые врачи в море зарабатывают чуть ли не по полторы тысячи долларов в месяц, я начал поиски места…
22.05.02
Вчера прошли Свирь и увидели Онежское озеро. В устье (или у истока?) реки - поселок Вознесенье. Несмотря на чудесное название, он стоит в низине и выглядит довольно печально: мрачные постройки, обветшалый причал, старый паром. Тем не менее, щемящее «чувство Родины» присутствует.
Двое пацанов катались на лодке недалеко от берега и выкрикивали непристойности проходящему теплоходу, сопровождая их неприличными телодвижениями.
Сегодня утром пришвартовались в Кижах. Солнце было ярким, но дул сильный ветер, и мои попытки ловить рыбу быстро и безрезультатно закончились.
У меня третий день (я дико извиняюсь) понос - поем, так сразу льется, как из крана. Скорее всего, виновата озонированная вода с примесью частиц плохо промытых водопроводных труб. В первую ночь был приступ жуткого конъюнктивита из-за свежевычищенного какой-то ядреной химией ковролина. С глазным недугом я справился, пора покончить и с кишечными неприятностями. Болею не только я - постепенно сползается народ за медицинской помощью. Пока что ничего серьезного. Приходила немецкая старушка с повреждением связок запястного сустава - кувырнулась с трапа - я ее оздоровил по мере возможности. Денег пока не дала, ходит на перевязки.
Сегодня день рождения моей Ольги, а я совсем забыл об этом. Мог бы позвонить из Кижей, поздравить. Мы знакомы уже шесть лет и три года женаты. Она периодически толстеет, работает в еврейском детском садике и учится на вечернем отделении психфака.
«Видел Реброва на днях. Он шел по Лиговке в кожаных штанах и жрал шаверму. Ник Кейв, блядь!»
Популярный писатель А. Крабов.
После ужина прошли шлюз в Вытегре, открывающий Волго-Балтийский канал. На стенах шлюза можно было прочесть многочисленные надписи, оставленные Осями и Кисами. Почему-то они вызвали у меня ощущение тоски по невозвратимой юности, грусти о чем-то несбывшемся. Похожие чувства бывали у меня в Паше, я иногда даже пускал там слезу в одиночестве. Теперь мне кажется, я понимаю, что должен сделать, чтобы от него не то, чтобы избавиться, но наполнить свою жизнь замечательным смыслом. Любая жизнь, несомненно, имеет смысл, другое дело, как себя чувствует тот, кому она принадлежит. Я скучаю по Паше, мне кажется, что это и есть мое место в природе. Хотя, пожалуй, я предпочел бы жить южнее.
Когда проходили шлюз, на берег вышел какой-то ханыга с лосиными рогами. Бегал и орал, размахивая ими: «Сто долларов! Сто долларов!»
23.05.02
Сейчас 9 вечера. Только что прошли 7-й Волго-Балтийский шлюз. Это небольшой городок, со стороны довольно симпатичный. Два моста - железнодорожный и автомобильный. На острове стояла цапля, поджав ногу, над водой пролетела стайка, кажется, дупелей.
Со мной рядом живет судовой фельдшер - Надежда Григорьевна. Я называю ее по имени-отчеству и на «вы», хотя ей всего 24 года. Она красивая, молодая, весит, я думаю, килограмм 75. Отношения у нас пока что исключительно рабочие. У нее с собой несколько кассет, и на одной из них нашлись «Магистро де лямурэ, штангенциркуль членомеро» и «Жить без тебя не могла никогда». Я их слушал сегодня с большим удовольствием. Даже сделал зарядку.
Днем была стоянка в Горицах (весь день идем по Шексне), у Н.Г. там живет родня. Она их навещала, принесла трехлитровую банку домашнего молока, купила мне пряников и кофе.
Утром колбасил небольшой депресняк, сейчас настроение хорошее.
«День или ночь - мне уже все равно.
Кто-то сказал: «Это было давно».
В пульсе моем бьется имя твое,
Все, что мне нужно - остаться вдвоё-о-о-ом!»
«Рефлекс».
И все такое, плачущим голосом с нежными придыханиями.
«То, что издали казалось нежно плачущим ребенком, вблизи оказалось громко ревущим крокодилом».
Отец Сергий в бытность свою иподьяконом.
Жаль, что я не способен написать что-нибудь такое, что могло бы вызвать сильные чувства или хотя бы эмоции. Будем надеяться, что это дело времени.
Когда мне было 18 лет, и я был до беспамятства влюблен в некую Белку (в паспорте она называлась Галей), приехавшую учиться в Ленинград из города Изобильного, я создал один шедевр, который произвел сильнейшее впечатление на мою маму. Мама отказывалась верить, что это написал ее сын, а может, просто испугалась, поняв вдруг, что я уже не ребенок. Вскоре после этого меня забрали в армию, но это отдельный рассказ.
Троллейбус унес меня в снежную мглу
Желтый свет фонарей осветил ему путь.
Весь вечер я ждал тебя на углу
Фонтанки и Невского.
Все бесполезно.
Тебя не вернуть.
Не остановить твой стремительный бег
В пустоте галактик сквозь звездную ночь.
На землю ложиться хлопьями снег,
Холодный троллейбус несет меня прочь.
Где мне найти нужные слова,
Чтобы рассказать о потрескавшихся губах в крови,
Где найти силу, с которой можно сравнить
Силу обычной земной любви,
Где найти свет, который поможет
Найти мой непроторенный путь,
Где найти след твой, который, быть может,
Давно замел снег. Мне не уснуть.
Мне не уснуть. Души погибших,
Раздавленных ношей любви людей,
Стучатся мне в грудь, в голосах охрипших
Слышится дерзость великих идей.
Лень и апатия, воля и разум,
Упавшая с неба звезда-слеза,
Красивая смерть - мечта, но не сразу,
Знаешь, как я люблю твои глаза?
Знаешь, как хочется жить порою,
Знаешь, как воздух февральский чист,
Знаешь, как солнце светит весною,
Знаешь, как осенью падает лист?
Жизнь, она только лишь раз дается,
Так неужели для того, чтобы в эту ночь,
Бессильного что-либо сделать,
Знающего, что она никогда не вернется,
Холодный троллейбус нес меня прочь.
Этот опус я написал почти четырнадцать лет назад, в декабре 1988 года. Мне нравится. Позже я написал еще несколько хороших и нежных стихов для Маши, но они были в единственном экземпляре, и я не знаю, сохранила она их или нет. Наизусть не помню.
А вот то, о чем мне уже тысячу раз рассказывали старожилы:
11.06.02
На шлюзе перед Угличем к теплоходу подошла старая лошадь и стала клянчить. Говорят, она встречает и провожает корабли не первый год. Ее все любят и подкармливают. Она худая, темно-гнедая, почти черная. Морда добродушная. Когда из шлюза стала убывать вода, и мы начали опускаться, лошадь принимала угощения поочередно со всех палуб. Никогда раньше я не смотрел на лошадиную морду снизу вверх - очень похоже на верблюда (хотя верблюда снизу тоже, по-моему, мне раньше видеть не приходилось).
Подобные встречи по жизни умиляют меня почти до слез (Сальников говорит, что у меня проблемы со щитовидной железой - это у него такие шутки), доставляя искреннюю радость.
Мне тоже удалось покормить старушку черным хлебом, и она осторожно брала губами кусочки у меня из рук. (Поручик, вы когда-нибудь кормили лошадь с руки?) Про нее все знают, но в этом году нас она встречала впервые, и было очень приятно, что это живая добрая старая настоящая лошадь, а не 300 кг конской колбасы. Я мысленно пожелал ей долгих лет и вслух выразил надежду на новую встречу.
Сегодня чудесный вечер, началось лето. Вода спокойная, темная. Ветра почти нет. Невысокий обрывистый берег Волги освещен заходящим солнцем и почти одного цвета с соснами, растущими на нем. От воды веет приятной прохладой, настроение благодушное и ленивое.
И самая последняя его запись:
29.01.2003
Давно уже закончилась навигация. На улице метель, машины в пробке под окном движутся медленно, сигналя друг другу и наглеющим пешеходам.
Н.Г. работает на пароме «Георг Отц», они сделали один рейс в Калининград и встали до марта на ремонт. Я через неделю улетаю в Кейптаун. Там ждет Мыс Доброй Надежды и два океана, неделя летнего тепла и радости перед отправкой в Антарктиду. Моя новая должность - хирург обсерватории Мирный. Домой я вернусь только в будущем году.
Часто вспоминаю летнее плавание. Не верится, что это было со мной. Жаркое лето, наш белый теплоход, беззаботное счастье. Правда, мы потеряли двух наших товарищей. Красавец рулевой, ухаживавший за Н.Г., по прозвищу «Гонсалес», ныряя, сломал себе шейные позвонки и через месяц умер в больнице. Второго штурмана Диму Ногтева зарезали какие-то подонки, когда он возвращался домой поздно вечером. Его нашли только утром, на площадке детского садика, в который ходит Димина дочка. Очень жаль их, но живые снова ждут лета, мечтая наполнить собой и оживить наш любимый плавучий дом.
--
удивительно же, как оно бывает.
«наш любимый плавучий дом».