Александр Зиновьев. Пьянство. Начало пути в пьянство: chernoyarec

chernoyarec

Александр Зиновьев. Пьянство. Начало пути в пьянство

Sep 08, 2017 08:46

Начало пути в пьянство

Считается, что пьянство есть клоака, в которую стекаются отбросы и нечистоты некой здоровой и чистой жизни человеческого общества. Так думал и я лет до двадцати. Потом моё представление об этих частях общества стало меняться. Сначала оно изменилось в отношении здоровой и чистой части. Уже в студенческие годы я понял, что на свете нет ничего болезненнее и грязнее, чем эта так называемая «здоровая и чистая» часть. И я, как это и свойственно многим русским людям, задумывающимся над проблемами бытия, впал в состояние страдания.

Мы, русские, имеем богатейшие исторические опыт и традиции по этой части. Страдания стали нашим привычным образом жизни и нашей натурой. Мы страдаем с выдумкой, с талантом, с мужеством и терпением. Мы поставляем в мировую цивилизацию не только водку, иконы и матрёшек, но и первоклассных страдальцев.

Однажды, размышляя над проблемами здорового и чистого бытия, я подытожил свои мысли, как это тоже свойственно многим русским людям, в такой стихотворной форме:

Включу телевизор. Раскрою газету.
Листаю журнал. Слышу вопли поэтов.
Зеваю в кино. Пялю глаз на витрину.
На выставке вижу из красок картину.

Слушаю речь про реформы успехах.
И хочется, братцы, затрясться от смеха.
До колик в кишках, до слезы, до икоты.
Откуда такие взялись идиоты?!

Но смех, не начавшись, в душе застывает.
Шутливое слово в зубах застревает.
И чувство иное крадётся мне в душу.
И шепчет: «Гляди и внимательно слушай -
Это тебе не шуты-скоморохи.
Это - строители новой эпохи!»

От лживых речей их становится жутко.
Их пошлый спектакль не подходит для шутки.
Не смеха, а гнева достойно всё это.
Тут матом бы крыть, а не рифмой поэта.
Кричать и ругаться. И в чёрта, и в бога:
«Эй, люди! Очнитесь! Тревога! Тревога!»

Уснуть с таким умонастроением было не возможно. И я, несмотря на поздний час, вышел на улицу.

Не успел решить, в каком направлении двинуться, как услышал роковые слова: «Скинемся, приятель?» Передо мной возникло существо, которое можно было принять за падшего пропойцу, за гениального непризнанного поэта, за преуспевающего выдающегося изобретателя или только что выпущенного на свободу шизофреника. Но бескорыстная улыбка «от уха до уха» не оставляла повода для сомнений. Я мысленно прикинул мои финансовые ресурсы, и мы молча двинулись в ближайшую забегаловку.

Наш путь проходил мимо пустыря, огороженного покосившимся забором. Забор украшен лозунгами и агитационными плакатами. На одном из них изображён сам Генсек, одной рукой отодвигающий бутылку водки, другой - протягивающий молот рабочему в комбинезоне. Хотя плакат приклеен на высоте двух метров, кто-то пририсовал рабочему огромный член - ответ народа на эту кампанию.

К забору прилепился пивной ларёк. Он давно закрыт, но около него всегда толпится множество пьяниц самого низкого пошиба. Место удобное: после перепоя можно отоспаться на пустыре, и спекулянты алкогольными напитками легко скрываются от милиции через пустырь. Около ларька в грязи сидел одноногий мужчина. Он плакал, ругался и ломал свои костыли. Его собутыльники вопили от восторга и хохотали. Подъехали милиционеры на мотоцикле с коляской. Пьяного инвалида впихнули в коляску и увезли. Пьяницы разошлись. Около ларька остались валяться лишь сломанные костыли. Какой-то старик подобрал обломки и унёс с собой - авось, пригодятся в хозяйстве.

- Что происходит? - сказал мой спутник. - Ведь это наши, русские люди. Люди, совершившие величайшую революцию в истории, выигравшие величайшую войну в истории. Ведь эти самые люди создали сильнейшую мировую державу. А каков итог?
- А может быть именно потому, что совершили, выиграли, создали - мы и имеем такой итог, - сказал я. - Может быть, эти великие деяния оказались не по плечу и не по нутру народу. Может быть, это - неизбежная плата за великую историческую миссию.
- Пожалуй, Вы правы. Народ устал от великой исторической миссии, хочет отдохнуть от неё, пожить по-человечески. Только беда в том, что мы это не умеем. Мы самой судьбой созданы для преодоления трудностей и свершения исторических подвигов. Помяните моё слово: вот, откажемся от коммунистической миссии, и нам опять навяжут какую-нибудь новую миссию, ещё хуже прежней.
- Уже навязали.
- Какую?
- Перестройку. Теперь мы будем строить социализм «с человеческим лицом».
- И Вы верите в эту чепуху?
- Всё зависит от того, как понимать человеческое лицо. Если иметь в виду человека в высокопарном горьковском смысле, помните: «Человек - это звучит гордо» - то никогда не построим. А если иметь в виду человека как на всё способную тварь, то наверняка построим. Это будет социализм с человеческой харей, мордой или рылом.
- Пожалуй, и в этом Вы правы.
- Ну, вот мы и прибыли туда, куда стремились - к храму нашей религии пьянства. Войдём же в него. Как сказал безвестный поэт:

Жизнь - не аллея для прогулки.
Дорога жизни - западни.
Да тупики, да закоулки,
Да только рытвины одни.

И, чтобы сделать жизни путь прямым,
Как в храмы - в кабаки идём упрямо мы.

Моему случайному собутыльнику было невдомёк, что этот поэт - я. Стихи я начал сочинять очень рано. Но они у меня получались такие, что меня за них никто не хвалил. Даже наоборот - частенько мне советовали «прекратить это хулиганство» - так и говорили. «Дабы не влипнуть в неприятную историю» - так тоже говорили советчики. Я слушался их советов, но проходило какое-то время, и мои непотребные стихи сами вылезали из меня.

Отношение к ним изменилось, когда я стал выпивать, и сделал объектом моих стихов пьянство. И ценителями их стали пьяницы. Ценителями, конечно, на короткое время. Иногда их печатали в стенных газетах университета и учреждениях, где я работал. Я часто прибегаю к стихотворной форме выражения мыслей. Мне, почему-то, это делать легче, чем в высокопарном философском словоблудии. Короче и чётче получается. Так что, я и в дальнейшем буду постоянно прибегать к стихам.

Александр Зиновьев. Пьянство. Содержание