Полёты во сне и наяву.
Рассказ участвует в конкурсе воспоминаний dk-nat.livejournal.com/36532.html
Когда деревья были большими, трава такой густой и высокой, что в ней можно было не только спрятаться, но и заблудится, я была маленькой длинноногой девчонкой с крыльями за спиной, а Мир был ярким, меняющимся калейдоскопом. На самом деле никаких крыльев не было, были длинные, летящие по ветру, волосы, которые бились за спиной как два расправленных крыла, когда я бежала и подпрыгивала. И напрасно мама каждый раз пыталась заплести их в косы, волосы отпускались на свободу тотчас же, как только я выбегала на улицу. Эх, мамочка, не могла она понять, что нельзя из крыльев делать косы. Ну, никак нельзя!
В то время я совсем не умела ходить, а только бегать и летать, что было, почти, одно и тоже. Ведь когда быстро бежишь, это все равно, что летишь, только низко. А если раскинуть руки и по-особому подпрыгнуть, то можно взлететь высоко. И летать, и кружиться над землей, ощущая упругость вкусного воздуха и огромный, несравнимый ни с чем восторг, который, не умещаясь в сердце, заполняет целый МИР! Правда, так полетать удавалось только во сне, но в то время СОН и ЯВЬ не были так строго отделены. Если что-то случалось во сне, то все равно было частью жизненного опыта и пережитых впечатлений.
Поэтому я вполне серьезно считала себя летающей девочкой, не боялась никакой высоты, бесстрашно лазила по деревьям и заборам, зимой прыгала с крыши в снег. Одним словом старалась быть в полете, жила, как летала...
Полеты во сне и наяву продолжались лет до 8, а потом произошло событие, которое изменило всё...
В то время я с родителями жила недалеко от леспромхоза. Вот там-то и стоял сруб большого, трехэтажного дома, внутри и снаружи дом был в перекрытиях, в настилах из досок, и мы с мальчишками (а дружила я только с ними, девчонки меня раздражали куклами и нытьем) бегали и карабкались по ним, несмотря на крики и ругань взрослых. Было очень весело бежать по доскам, которые пружинили, прогибаясь, и подкидывали вверх. Уловив ритм упругого сопротивления, я самозабвенно стала прыгать, раскидывая руки и задорно вскрикивая - летала. Вдруг, я почувствовала, что доска подо мной немного накренилась, повернулась, и я, подпрыгнув, увидела под собой пустоту...
И тут начались чудеса. Все во мне сжалось и взорвалось яркой зеленой вспышкой. Я увидела себя немного сбоку, одновременно ощущая свое тело. Время стало тягучим, почти замерло... Мне казалось, что рядом появился кто-то сильный и большой, который думал за меня...
- Посмотри вниз, там лежит куча кирпичей и несколько больших, толстых бревен, туда падать нельзя, разобьешься! Вон там, в стороне, лежит пакля, целая гора пакли, нужно упасть туда.
- Но я лечу на кирпичи! Как я могу попасть на паклю?!
- Спокойно! Вон там балка, толстая нестроганая, когда подлетишь к ней, нужно быстро вытянуть правую руку, изо всей силы ее напрячь, рука ударится о балку, тело перевернется и упадет на паклю. Делай! Быстро!
Балка - рука - боль - шлёп! Я лежу с закрытыми глазами и думаю:
- Я уже умерла? Так тихо... Наверное, умерла!
Вдруг раздался топот и страшный мат, кто-то кричал, что ребенок разбился.
- Ну вот, сейчас попадет, может, даже уши надерут. Надо бежать!
Быстро подхватилась и побежала в лес, на мою любимую поляну с ромашками. Я бежала туда от любого детского лиха, там все беды проходили и жизнь расцветала. На поляне легла и закрыла глаза, стала думать, как это я умудрилась угодить на паклю, когда летела прямо на кирпичи. Прислушалась к ощущениям - плечо болело, и щека была ободрана, но остальное было в полном порядке. Чудеса! Может я и вправду птица, размечталась я... В этот момент снова - вспышка и ТОТ, КОТОРЫЙ ДУМАЕТ В МОЕЙ ГОЛОВЕ, сказал строго и убедительно.
- Ты не птица, а девочка, которая должна прожить долго и сделать много. Поэтому летать теперь будешь только во сне. Но, обещаю, дольше, чем другие.
Стало на минуточку темно и страшно, а потом все прошло. Я побежала домой, потому что очень захотелось холодного молока с булкой. Маме ничего рассказывать не стала, она занята и на работе и дома у нее все равно времени ни на что не хватит... Лучше я сама себя поругаю, зачем маму отвлекать и растраивать!
Прошло много, очень много лет. Но и сейчас во сне, хотя и редко, я так же напрягаю свое тело, раскидываю руки и ... ЛЕЧУ! Ощущая упругость вкусного воздуха и огромный, несравнимый ни с чем восторг, который, не умещаясь в сердце, заполняет целый МИР! И за спиной у меня трепещут на ветру то ли мои длинные, потерянные давно уже, волосы, то ли, два крыла, которые у меня отрастают во сне...
А ромашки… Ромашки - мои самые любимые цветы!
ИСКОРКИ.
Все началось с того, что я ощутила себя искрой. Мне тогда было около 3 лет.
Наденька очень, очень любит маму! Так хочется прижаться к ней крепко-крепко, обнять мягкую теплую руку и вдыхать вкусный мамин запах. Хорошо! Но нельзя, мама загорает, Наденька ей солнце загораживает. Непонятно, как можно солнце загородить, если оно везде светит?
- Иди, Наденька, камешки собирай, - говорит мама.
Наденька вздыхает и идет к морю, собирать камешки. Ску-у-учно! А волны прыгают катают камешки, играют, наверное. Наденька подошла совсем близко, соленые брызги смешно пощекотали ножки. Весело! Ближе, дальше, ближе, дальше, - играла она с волнами, прыгала, смеялась, а камешки все рассыпались, она их в волны кинула. Надо достать камешки, маме показать. Отдайте! Волна вдруг подхватила девочку и уронила в воду. Наденька испугалась, хотела закричать, заплакать, но потом увидела свои камешки. Они тут, рядышком. Потянулась, хотела взять, а камешки вдруг заскользили между пальчиков, такие красивые, разноцветные.
- Смотри, смотри какие красивые, - услышала она голос. Не бойся, смотри!
И Наденька увидела вокруг искорки, огоньки, которые танцевали, кружились. Их было много, они красивые, хорошие! И Наденька перестала бояться, наоборот, ей стало радостно, сердечко наполнилось восторгом. Наденька почувствовала, что вот еще немножечко, и она тоже станет такой искоркой, веселой и красивой. Ах, как славно будет танцевать вместе с другими огоньками! Девочка замерла, приготовилась и вдруг услышала, что кто-то очень недоволен, он сердится и не разрешает Наденьке быть веселой искоркой. Все вокруг стало сжиматься, крутиться, и вдруг изо рта полилась вода, стало больно и непонятно. Наденька закричала, открыла глаза и увидела маму, которая горько плакала, обнимала и целовала Наденьку и никуда не прогоняла.
Наденька очень-очень любит маму, она прижалась к ней крепко - крепко, засопела носом, вдыхая мамин запах, а мамины волосы так ласково щекотали щечку! И искорки никуда не делись, они кружились вокруг. И у даже внутри мамы билась искорка и у Наденьки тоже была своя, такая замечательная искорка. Хорошо, - подумала Наденька, вздохнула, улыбнулась и крепко заснула у мамы на руках.
***
Прошло несколько лет, а дар видеть внутри людей свет, искорку, остался. Долго я не знала, что другие люди ничего подобного не видят, а потом начались проблемы: я узнала, что я не такая, как все. Мама назвала меня странным словом - своебышная. До сих пор не знаю что это за слово такое…
Дождь идет, стучит по стеклу. Капли разбиваются и стекают вниз, догоняют друг друга, сливаются… От этого все за стеклом мутное, неясное, плывущее … Собака Найда высунула нос из будки, глаза печальные нос вытянула, скулит, тявкает и смотрит в окно на меня. Найда чувствует, что мне плохо, жалеет, а мама, почему-то нет… Сейчас открою окно, чтобы Найде было лучше меня видно, тогда она успокоится и уйдет в будку. А то промокла совсем. Подставляю лицо под струйки дождя, теперь капельки скатываются по моим щекам, догоняя слёзки. Теперь мама не догадается, что я снова плакала, и не будет наливаться красным пугающим светом.
Мама сидит в другой комнате и разговаривает с тетей Верой, она ее подруга. Прислушиваюсь.
- Трудно мне с ней, Вера, упрямая она, непослушная. Выдумывает всякую ерунду, что людей по цвету различает. Ко мне не подходит, говорит, что я красная, что боится, а отец пьяный придет, орет, посуду бьет - ей хоть бы что, может подойти обнять. Ничего не пойму, словно и не моя совсем дочка, как подменили…
- Да ладно тебе, нормальная развитая девчонка, в школе хорошо учится, это просто кризис возрастной, пройдет, не обращай внимания. Пойду я, устала, сегодня много работы было, люди на прием идут толпой, погода испортилась, простывают. Надо завтра в маске работать, а то еще подхвачу вирус…
Если бы меня спросили, я бы сказала, что тетя Вера уже заболела, и завтра на работу не пойдет, потому что у нее температура. Её искорка окутана мутным бледно-оранжевым светом. Я знаю - это цвет температурной болезни.
А папу я не боюсь, потому что он пьяный не злой, он просто становится маленький, как Сережка, и шалит. Только он забыл как весело шалить и поэтому бьет посуду. Ему кажется, что это весело и здорово, а мама пугается и плачет…
Мне жалко их всех, потому что они не понимают друг друга, не видят искорку. А надо мной смеются. Марипална сказала, что это я душу вижу людскую, чтобы я молилась и никому ничего не говорила. Я не знаю, как молится. И еще, Екатерина Павловна сказала, что Бога нет, и про Него говорить нельзя, а то из пионеров исключат. Только она обманывает, Бог есть, это он мне искорку показал. Если мне совсем плохо, я с ним разговариваю, и он мне иногда сны показывает про то, как и почему все происходит. А может это не Бог, может Ангел, я не знаю, только хорошо, что он есть. Даже если из пионеров исключат.