Страсбург рассмотрит жалобу имама, осужденного на три года за изъятую в Читинской мечети гранату
Европейский суд по правам человека зарегистрировал под номером 33335/11 жалобу “Kamurzoyev v. Russia”. Подал её бывший имам Читинской соборной мечети Муса Камурзоев, обвинивший российское правосудие в несправедливости. В 2010 году заявитель был осужден к трем годам колонии за найденную в мечети сотрудниками ФСБ гранату.
На 49 листах жалобы изложены доводы о грубых, по мнению заявителя, нарушениях Ингодинским районным судом Читы и Забайкальским краевым судом российского и международного права, передает корреспондент Открытого информагентства.
- Суды вольно и избирательно учли доказательства стороны обвинения, основанные преимущественно на противоречивых показаниях сотрудников ФСБ. А доводам защиты оценки практически не дали, - считает представитель Мусы Камурзоева в Европейском суде, директор Забайкальского правозащитного центра Виталий Черкасов.
В жалобе приведены факты того, как председательствующая в процессе судья Ингодинского райсуда Елена Мершиева не смогла остаться беспристрастной и объективной при допросе свидетелей, экспертов и исследовании вещественных доказательств.
Вывод о виновности имама в хранении гранаты основан на непроверенном в суде “компромате” - справке из УФСБ по Республике Ингушетия. В ней указано: Камурзоев обучался в религиозных центрах Ближнего Востока и Франции, был “одним из лидеров” ваххабитских общин Ингушетии, вел подрывную работу в Москве. А главное - “обучен методам диверсионной войны, имеет навыки по минно-взрывному делу”.
- Выходит, я с 90-х годов известен ФСБ как диверсант и подрывник. Но до 2010 года фактов моего задержания, как и уголовных дел, нет. Не поэтому ли в деле появилась справка ФСБ? Такую “улику”, при желании, можно найти на любого выходца с Кавказа, - считает Муса Камурзоев.
Об уровне профессионализма сотрудников Забайкальского УФСБ, расследовавших уголовное дело, говорит следующий факт. Свидетелем стороны обвинения в суде выступил оперативник - главный, как он сам пояснил, специалист по Исламу. Этот сотрудник на вопрос, есть ли доказательства участия Камурзоева в бандгруппах, не задумываясь ответил: “Люди, которые не хотели участвовать - они выезжали с территории Северного Кавказа”. Иными словами, всех оставшихся жителей этого региона чекист причислил к бандитам.
Сторона защиты фиксировала весь ход судебного следствия на диктофон. В итоге, защитники обнаружили в официальном протоколе судебного заседания более 100 фактов искажений показаний свидетелей и экспертов. И даже открытого давления на участников процесса.
- К примеру, судья и прокурор повторно вызвали свидетеля и понятого, ранее допрошенных, чтобы они изменили показания. Сама судья подсказывала им, как следует отвечать. Если кто-то терялся, она озвучивала и ответ. Но в протоколе судебного заседания все оказалось пристойно. Ни подсказок, ни давления, - утверждает Черкасов.
О фактах необъективности судьи защитники указали в дополнениях к кассационной жалобе. Но эти аргументы до суда второй инстанции не дошли. После вступления приговора в законную силу выяснилось - судья Мершиева их просто не направила по инстанции.
Отказался суд дать оценку показаниям ряда свидетелей о том, что гранату, изъятую в кабинете № 7 мечети, могли подбросить туда неделей ранее сами сотрудники УФСБ. Как утверждали свидетели, за неделю до обыска сотрудники нагрянули в мечеть, насильно вывели имама из кабинета, не дали закрыть дверь, и около двух часов кабинет был открытым. В это время произошел инцидент, свидетелем которого стали несколько прихожан. В кармане одежды одного из сотрудников УФСБ зазвонил телефон Камурзоева, оставленный имамом в кабинете № 7.
Не дал суд оценки и тому факту, что боеприпас, изъятый и опечатанный в два пакета, на экспертизу поступил упакованным в три пакета. Более того, пакеты, которые использовались для упаковки в мечети, и пакеты, поступившие на экспертизу, имели различия по цвету и надписям.
Суд отказался дать оценку показаниям свидетелей, утверждавшим, что подсудимый не имел отношения к ваххабизму, не призывал прихожан мечети к противоправной деятельности. Но суд приобщил к материалам уголовного дела помимо справки из УФСБ Ингушетии и акт внеплановой проверки краевым Управлением Минюста уставной деятельности мусульманской религиозной организации Читы. Эти документы, по мнению защиты, не имели отношения к уголовному делу. Но с их помощью правоохранители лишили Камурзоева общественной поддержки - как “ваххабита” и человека, “незаконно занявшего” должность имама мечети.
По мнению Мусы Камурзоева, единение мусульманской общины и приток в мечеть Читы новых прихожан - сразу после того как он стал имамом - вызывали беспокойство в УФСБ и полицейском Центре по противодействию экстремизму. Правоохранители стали часто с оружием и в масках входить в мечеть, прерывать богослужение, задерживать всех мужчин-прихожан, увозить их в свои подразделения. Во время многочасовых задержаний мусульманам запрещали звонить родным, без объективной необходимости фотографировали, снимали отпечатки пальцев, длительное время заставляли стоять лицом к стенке, задавали оскорбительные и провокационные вопросы, проявляли агрессию и грубость. Сами сотрудники УФСБ и Центра “Э”, по словам свидетелей, свое поведение объясняли неприятием мусульманской религии, а также тех, кто приехал в Читу с Кавказа и из Средней Азии.