Feb 25, 2009 18:22
Был такой русский поэт Леонид Чертков, которым восхищался еще Бродский и который в 1955 году написал это стихотворение:
Вот и все. Последняя ночь уходит,
Я еще на свободе, хоть пуст кошелек.
Я могу говорить о кино, о погоде, -
А бумаги свои я вчера еще сжег.
Я уверен в себе. У меня хватит наглости
Прокурору смеяться в глаза,
Я не стану просить заседательской жалости
И найду, что в последнем слове сказать.
Наплевать. Я давно в летаргической зоне,
Мне на что-то надеяться было бы зря:
У меня цыганка прочла на ладони
Концентрационные лагеря.
А другие? Один в потемках читает.
Этот ходит и курит, и так же она.
Да и что там гадать, откуда я знаю.
Может, каждый вот так же стоит у окна.
И никто, наверно, не ждет перемены.
И опять синяком затекает восток,
И я вижу, как незаметный военный
Подшивает мне в папку последний листок.
Разумеется, его вскоре посадили на пять лет. Умер он в Кельне. Этот пласт духовной аристократии середины (!) ХХ века для меня был до последнего времени закрыт, а сейчас немного в нем пытаюсь разобраться.
О духовной аристократии у того же Черткова есть хорошие стихи уже 87 года:
Действительно, мы жили как князья,
Как те князья, кого доской давили,
А наверху ордынцы ели-пили,
И даже застонать было нельзя.
поэзия