Фолкнер и российская история
"Пришли и старики (некоторые в вычищенных армейских мундирах, в которых они воевали за Конфедерацию). Они стояли на крыльце, на лужайке и вспоминали мисс Эмили, причем по их рассказам выходило, что мисс Эмили была их ровесницей, и они были уверены, что танцевали с ней и, возможно, даже ухаживали, чудовищно нарушая временную последовательность событий, как это всегда происходит со стариками, для которых прошлое не узкая, убегающая вдаль дорога, а, наоборот, огромная поляна, на которую никогда не опускается зима и которая отделена от них лишь узким бутылочным горлышком последнего десятилетия..." (Роза для Эмили)
Вспомнив, что Ханна Арендт считала Фолкнера лучшим романистом, писавшем о политике, решил почитать что-нибудь из него, и начал с крошечного рассказа "Роза для Эмили".
Первое ощущение - в России такой писатель невозможен. Второе - необходим как воздух. Невозможен, потому что невозможны в публичном дискурсе старики, пришедшие на похороны в мундирах РОА генерала Власова, невозможна коллизия освобождения от налогов одиноко живущей старой леди - за заслуги ее отца, невозможна тайна убийства, скрытая под покровами огромного частного дома. "Роза для Эмили" - рассказ о том, как в столкновении чести и страсти куется не сталь для "победы коммунизма", а сталь седых волос (последняя фраза рассказа "Один из нас протянул руку и что-то подобрал, и мы, наклонившись вперед и вдохнув эту сухую, невидимую, тошнотворную и щиплющую ноздри пыль, увидели длинную прядь седых волос стального цвета").
Необходим как воздух, потому что преступления, лежащие в фундаменте почти любой истории, без осмысления смердят.
Если бы мне вздумалось писать историю своей семьи, создавать свою Йокнапатофу, я бы начал с истории станицы Пресногорьковка, в которой родился мой отец в 1940 году. Он учился в школе, построенной еще в начале 20 века усилиями священника о. Василия Преображенского, который, подобно Энди Дюфрейну, завалил письмами множество высокопоставленных людей и собрал необходимую сумму для строительства школы. Во время гражданской войны "благодарные" станичники с ним же и расправились.
В интернете можно найти об этом следующее: "Батюшка был вызван в исполком и не вернулся. По воспоминаниям внучки Риммы Ивановны Козыриной (75 лет в 2015 году, Екатеринбург) бабушка Александра Христофоровна пошла за ним и получила ящик с разрубленными частями тела мужа. О зверской казни священника вспоминали многие жители станицы. Говорили, что его, привязанного к дереву, кололи штыками, резали кожу, привязали к лошади, которая долго таскала несчастного по степи. Говорили и о том, как гордо подняв голову, улыбаясь, шла с кладбища по улицам станицы матушка Александра, и лишь дети знали, что от горя у нее парализовало половину лица <...> сын священника в 1973 году побывал в Пресногорьковке и видел одного из палачей - старого седого ветерана. Я стал искать тех, кто партизанил в отряде ЧОН Ковалева и жил в станице в 70- годы. Круг разыскиваемых сузился до нескольких человек, но на конкретного убийцу я так и не вышел. Остались лишь предположения… События тех лет были окружены заговором молчания - будто люди, чувствуя огромную тяжесть вины за коллективное содеянное, старались не переносить ее на последующие поколения. Известный поэт Наум Коржавин, побывавший в Пресногорьковке в 70-годы, писал, что Первую мировую войну казаки помнили хорошо, а вот о событиях гражданской не спешили говорить даже внукам" (отсюда).
Этот заговор молчания коснулся не только моего отца ("внука" по терминологии Коржавина), никогда не говорившего со мной о прошлом своей семьи и своей страны, но и меня.
Беспамятство. Исторический вакуум. Власть палачей. Вместо "розы для Эмили" - "цветок несчастья" А. Введенского.
Цветок несчастья мы взрастили
Мы нас самих себе простили
Нам тем кто как зола остыли
Милей орла гвоздика...
Вспомнив, что Ханна Арендт считала Фолкнера лучшим романистом, писавшем о политике, решил почитать что-нибудь из него, и начал с крошечного рассказа "Роза для Эмили".
Первое ощущение - в России такой писатель невозможен. Второе - необходим как воздух. Невозможен, потому что невозможны в публичном дискурсе старики, пришедшие на похороны в мундирах РОА генерала Власова, невозможна коллизия освобождения от налогов одиноко живущей старой леди - за заслуги ее отца, невозможна тайна убийства, скрытая под покровами огромного частного дома. "Роза для Эмили" - рассказ о том, как в столкновении чести и страсти куется не сталь для "победы коммунизма", а сталь седых волос (последняя фраза рассказа "Один из нас протянул руку и что-то подобрал, и мы, наклонившись вперед и вдохнув эту сухую, невидимую, тошнотворную и щиплющую ноздри пыль, увидели длинную прядь седых волос стального цвета").
Необходим как воздух, потому что преступления, лежащие в фундаменте почти любой истории, без осмысления смердят.
Если бы мне вздумалось писать историю своей семьи, создавать свою Йокнапатофу, я бы начал с истории станицы Пресногорьковка, в которой родился мой отец в 1940 году. Он учился в школе, построенной еще в начале 20 века усилиями священника о. Василия Преображенского, который, подобно Энди Дюфрейну, завалил письмами множество высокопоставленных людей и собрал необходимую сумму для строительства школы. Во время гражданской войны "благодарные" станичники с ним же и расправились.
В интернете можно найти об этом следующее: "Батюшка был вызван в исполком и не вернулся. По воспоминаниям внучки Риммы Ивановны Козыриной (75 лет в 2015 году, Екатеринбург) бабушка Александра Христофоровна пошла за ним и получила ящик с разрубленными частями тела мужа. О зверской казни священника вспоминали многие жители станицы. Говорили, что его, привязанного к дереву, кололи штыками, резали кожу, привязали к лошади, которая долго таскала несчастного по степи. Говорили и о том, как гордо подняв голову, улыбаясь, шла с кладбища по улицам станицы матушка Александра, и лишь дети знали, что от горя у нее парализовало половину лица <...> сын священника в 1973 году побывал в Пресногорьковке и видел одного из палачей - старого седого ветерана. Я стал искать тех, кто партизанил в отряде ЧОН Ковалева и жил в станице в 70- годы. Круг разыскиваемых сузился до нескольких человек, но на конкретного убийцу я так и не вышел. Остались лишь предположения… События тех лет были окружены заговором молчания - будто люди, чувствуя огромную тяжесть вины за коллективное содеянное, старались не переносить ее на последующие поколения. Известный поэт Наум Коржавин, побывавший в Пресногорьковке в 70-годы, писал, что Первую мировую войну казаки помнили хорошо, а вот о событиях гражданской не спешили говорить даже внукам" (отсюда).
Этот заговор молчания коснулся не только моего отца ("внука" по терминологии Коржавина), никогда не говорившего со мной о прошлом своей семьи и своей страны, но и меня.
Беспамятство. Исторический вакуум. Власть палачей. Вместо "розы для Эмили" - "цветок несчастья" А. Введенского.
Цветок несчастья мы взрастили
Мы нас самих себе простили
Нам тем кто как зола остыли
Милей орла гвоздика...