Лучшие прочитанные книги 2013 года
1. Ю. И. Манин. Математика как метафора.
Пленила личность автора. Откровенно скажу, что некоторые главы "не осилил" (да и те, которые осилил, наверняка, осилил не на том уровне читательского восприятия, на который, вероятно, рассчитывал автор). Третья и четвертая части книги - воспоминания, статьи о прочитанных книгах, переводы стихов, короткие эссе. Их, конечно, читать было легче всего, хотя и здесь из-за незамысловатых сюжетов выглядывала улыбка математика, наводящего (находящего?) порядок в беспорядочном жизненном материале (напр., глава "Аркадий, Борис, Володя" - о Стругацких и Высоцком). Чудесна глава "Это - любовь" о книге американской писательницы, чья дочь больна аутизмом. Загадочна глава о визите в Ватикан (Манин - член Папской академии наук). Эрудиция автора, безусловно, завораживает. Первые две части - собственно о математике. С выходом в философию.
Например, таким: "На фундаментальном уровне наш мир не является ни вещественным, ни р-адическим: он адельный. По каким-то причинам, связанным с физической природой нашей разновидности живой материи (возможно, с тем, что мы состоим из массивных частиц), мы обычно проектируем адельную картину в вещественную сторону. С тем же успехом мы могли бы духовно проектировать ее в неархимедову сторону и вычислять наиболее важные вещи арифметически".
Иными словами, материализм - всего лишь идеологический конструкт. Так же как и спиритуализм. Истина - глубже этих ярлыков. И путь к ней пролегает через математику, метафоры которой куда глубже и точнее словарных.
Это из главы "Размышления об арифметической физике", в начале которой автор выдвигает идею, которую сам же называет "неправдоподобной" - что "самые глубокие приложения в физике получит теория чисел", а потом задается вопросом "можно ли подсчитать что-нибудь физическое с помощью средств, являющихся бесспорно теоретика-числовыми?" - и отвечает на него утвердительно, приводя в качестве примера одну формулу Эйлера.
Манин верит в Просвещение, которое называет упрямым чувством, И в перечне общеизвестных средств убеждения (личный опыт, авторитеты, показания свидетелей, научный эксперимент) он находит еще один, который называет "цивилизационным": "Культура математического рассуждения в цивилизационном аспекте есть важнейшая форма объективации абстрактного математического знания, способ его передачи от поколения к поколению".
Мы живем внутри этой цивилизации, более того, все глубже погружаемся в нее. Но при этом проект Просвещения становится все более хрупким.
Впрочем, сам Манин - не пессимист: "В конец науки я не верю, как не верю в конец истории, царство Разума и второе пришествие. В частности потому, что человечество не забывает ничего из однажды придуманного. Если уж выжили людоедство, астрология и генералы, то и наука не исчезнет" (глава "Пространство свободы")
Пленила личность автора. Откровенно скажу, что некоторые главы "не осилил" (да и те, которые осилил, наверняка, осилил не на том уровне читательского восприятия, на который, вероятно, рассчитывал автор). Третья и четвертая части книги - воспоминания, статьи о прочитанных книгах, переводы стихов, короткие эссе. Их, конечно, читать было легче всего, хотя и здесь из-за незамысловатых сюжетов выглядывала улыбка математика, наводящего (находящего?) порядок в беспорядочном жизненном материале (напр., глава "Аркадий, Борис, Володя" - о Стругацких и Высоцком). Чудесна глава "Это - любовь" о книге американской писательницы, чья дочь больна аутизмом. Загадочна глава о визите в Ватикан (Манин - член Папской академии наук). Эрудиция автора, безусловно, завораживает. Первые две части - собственно о математике. С выходом в философию.
Например, таким: "На фундаментальном уровне наш мир не является ни вещественным, ни р-адическим: он адельный. По каким-то причинам, связанным с физической природой нашей разновидности живой материи (возможно, с тем, что мы состоим из массивных частиц), мы обычно проектируем адельную картину в вещественную сторону. С тем же успехом мы могли бы духовно проектировать ее в неархимедову сторону и вычислять наиболее важные вещи арифметически".
Иными словами, материализм - всего лишь идеологический конструкт. Так же как и спиритуализм. Истина - глубже этих ярлыков. И путь к ней пролегает через математику, метафоры которой куда глубже и точнее словарных.
Это из главы "Размышления об арифметической физике", в начале которой автор выдвигает идею, которую сам же называет "неправдоподобной" - что "самые глубокие приложения в физике получит теория чисел", а потом задается вопросом "можно ли подсчитать что-нибудь физическое с помощью средств, являющихся бесспорно теоретика-числовыми?" - и отвечает на него утвердительно, приводя в качестве примера одну формулу Эйлера.
Манин верит в Просвещение, которое называет упрямым чувством, И в перечне общеизвестных средств убеждения (личный опыт, авторитеты, показания свидетелей, научный эксперимент) он находит еще один, который называет "цивилизационным": "Культура математического рассуждения в цивилизационном аспекте есть важнейшая форма объективации абстрактного математического знания, способ его передачи от поколения к поколению".
Мы живем внутри этой цивилизации, более того, все глубже погружаемся в нее. Но при этом проект Просвещения становится все более хрупким.
Впрочем, сам Манин - не пессимист: "В конец науки я не верю, как не верю в конец истории, царство Разума и второе пришествие. В частности потому, что человечество не забывает ничего из однажды придуманного. Если уж выжили людоедство, астрология и генералы, то и наука не исчезнет" (глава "Пространство свободы")