про живую телесность и музыку
начать надо с детства. и хотя все мы оттуда, музыка - самая осознанная и очевидная моя детская травма
я училась в музыкальной школе. даже в двух. и те, кто прошел через этот ужас, поймут меня очень хорошо. музыкалка была единственным местом, где мне регулярно сообщали, что я ни на что не гожусь. целых 8 лет подряд.
сперва играла я на скрипке, но из этих 2 первых лет мне запомнилось только "уж как я мою коровушку люблю", случай, когда меня выгнали с урока пения (единственный моей жизни) и опять же единственный в моей жизни обморок на уроке скрипки: был конец мая, жара, 7 лет, 40 минут стоя и бесконечный крик учительницы Светланы Федоровны. Потом я удачно порезала себе палец на левой руке до сухожилия и этим деянием навсегда закрыла себе путь к славе Паганини или хотя бы Ванессы-Мэй.
Не тут-то было. Моя мама не потерпела, чтобы ее ребенок не закончил музыкальной школы. Мне нашли учительницу виолончели на другом конце города, которая согласилась взять ребенка с плохо гнущимся указательным пальцем (подозреваю, что сейчас палец гнется нормально в основном благодаря этому). Учительница была молодая и очень милая, виолончель я до сих пор считаю самым красивым инструментом, но вот музыкальная школа была дантовым адом. И в этом аду девятым кругом был хор, а Люцифером, пожирающим Иуду - учительница пения. Хор сидел в 3 ряда: сопрано, альты и безнадежные. На стуле безнадежных я регулярно сидела одна. Но самое страшное нарушение всяческих границ в моей жизни - учительница хора Фаина Федоровна в очередной раз услышав мое фальшивое пение, взяла меня одной рукой за горло, второй закрыла ухо и кричала "пой со мной".
Добрая учительница виолончели забрала меня из хора в ансамбль, потом в оркестр, так что больше я с хором не сталкивалась. Травма же никуда не делась. Понадобилось много полевых сезонов, снесенный попой мальчика-гитариста кол, который я окапывала два горизонта и уроки игры на гитаре как следствие этого героического деяния, чтобы я начала петь. Каждый раз петь в новой компании для меня мука. Да и в старой я пою с убеждением, что меня терпят, потому что больше некому.
Короче, отчасти из-за elfmeta, но в основном чтобы изжить детскую травму, я пошла заниматься вокалом. Кажется, это меня и погубит.
Из смешного: чтобы я про себя ни думала, оказалось что у меня приличное сопрано, верх которого нравится моей учительнице, все нормально со слухом и координацией слуха и голоса. (Лучшее в нашей системе музыкального образования - когда ты после 8 лет со струнными смычковыми, на которых играют только по слуху, живешь всю оставшуюся жизнь с убеждением, что слуха у тебя нет).
Самое удивительное - это, конечно, физиология. Как во всяком новом деле, тело кажется совершенно неуправляемым: как дышать спиной я до сих пор не постигла, хотя очень стараюсь. Из вдохнуть-зевнуть-улыбнуться-петь у меня получается что-то одно, особенно не дается внутренняя улыбка, удивление и относиться к пению как к игре. При этом организм, подточенный детскими травмами и тонзиллитом, отчаянно сопротивляется: через сутки после первого занятия у меня началась самая настоящая ангина, а после вчерашнего я все утро кашляю. И именно последние два явления убеждают меня в том, что надо продолжать, чтобы избавиться и от страхов,и от болезней.
я училась в музыкальной школе. даже в двух. и те, кто прошел через этот ужас, поймут меня очень хорошо. музыкалка была единственным местом, где мне регулярно сообщали, что я ни на что не гожусь. целых 8 лет подряд.
сперва играла я на скрипке, но из этих 2 первых лет мне запомнилось только "уж как я мою коровушку люблю", случай, когда меня выгнали с урока пения (единственный моей жизни) и опять же единственный в моей жизни обморок на уроке скрипки: был конец мая, жара, 7 лет, 40 минут стоя и бесконечный крик учительницы Светланы Федоровны. Потом я удачно порезала себе палец на левой руке до сухожилия и этим деянием навсегда закрыла себе путь к славе Паганини или хотя бы Ванессы-Мэй.
Не тут-то было. Моя мама не потерпела, чтобы ее ребенок не закончил музыкальной школы. Мне нашли учительницу виолончели на другом конце города, которая согласилась взять ребенка с плохо гнущимся указательным пальцем (подозреваю, что сейчас палец гнется нормально в основном благодаря этому). Учительница была молодая и очень милая, виолончель я до сих пор считаю самым красивым инструментом, но вот музыкальная школа была дантовым адом. И в этом аду девятым кругом был хор, а Люцифером, пожирающим Иуду - учительница пения. Хор сидел в 3 ряда: сопрано, альты и безнадежные. На стуле безнадежных я регулярно сидела одна. Но самое страшное нарушение всяческих границ в моей жизни - учительница хора Фаина Федоровна в очередной раз услышав мое фальшивое пение, взяла меня одной рукой за горло, второй закрыла ухо и кричала "пой со мной".
Добрая учительница виолончели забрала меня из хора в ансамбль, потом в оркестр, так что больше я с хором не сталкивалась. Травма же никуда не делась. Понадобилось много полевых сезонов, снесенный попой мальчика-гитариста кол, который я окапывала два горизонта и уроки игры на гитаре как следствие этого героического деяния, чтобы я начала петь. Каждый раз петь в новой компании для меня мука. Да и в старой я пою с убеждением, что меня терпят, потому что больше некому.
Короче, отчасти из-за elfmeta, но в основном чтобы изжить детскую травму, я пошла заниматься вокалом. Кажется, это меня и погубит.
Из смешного: чтобы я про себя ни думала, оказалось что у меня приличное сопрано, верх которого нравится моей учительнице, все нормально со слухом и координацией слуха и голоса. (Лучшее в нашей системе музыкального образования - когда ты после 8 лет со струнными смычковыми, на которых играют только по слуху, живешь всю оставшуюся жизнь с убеждением, что слуха у тебя нет).
Самое удивительное - это, конечно, физиология. Как во всяком новом деле, тело кажется совершенно неуправляемым: как дышать спиной я до сих пор не постигла, хотя очень стараюсь. Из вдохнуть-зевнуть-улыбнуться-петь у меня получается что-то одно, особенно не дается внутренняя улыбка, удивление и относиться к пению как к игре. При этом организм, подточенный детскими травмами и тонзиллитом, отчаянно сопротивляется: через сутки после первого занятия у меня началась самая настоящая ангина, а после вчерашнего я все утро кашляю. И именно последние два явления убеждают меня в том, что надо продолжать, чтобы избавиться и от страхов,и от болезней.