Бедность - не порок
Оригинал взят у bydylai в Бедность - не порок
Таксист гладко выбрит и занудливо аккуратен. Я еще и сесть в машину не успел, как он начал диктовать железную волю: в машине не курить.
Ну, не курить, так не курить. Ехать в гости всего семнадцать километров, можно и потерпеть.
- Осторожней нельзя?! - возмущается он.
Сев, я нечаянно попал левой рукой в стоящий между сидениями кофе. Не разлил, так, сполоснул пальцы.
- Можно, - миролюбиво говорю я. - Извини. Мой косяк: с меня кофе.
- Да хули толку. Пятница, вечер, москвичи прут - пробки.Час будем ехать, и это только туда, а потом мне порожняком оттуда… Лучше бы в городе стоял, заработал бы больше. Мне с твоего заказа тридцать процентов надо отдать, а еще - бензин, а….
Господи, думаю, ну и зачем бы мне могло понадобиться это все знать?
- Слушай, - говорю я. - На тебе триста рублей сверху. Заодно и кофе новый купишь.
Мне хорошо, и хочется, чтоб хорошо было всем.
Он молча берет деньги с панели и сует их в карман.
- Блатной что ли? - спрашивает ехидно. - В руки давать - западло?
- Вот ведь, - тоскливо думаю я. - Россия, мать. Полстраны сидит - полстраны стережет. Все, все типа с пониманием, а кофе в котором я полоскал руки - не вылил: сидит и прихлебывает.
В гостях хорошо, если дома не лучше. Товарищ мой, Семен, сидит с мрачным лицом, и чем больше пьет - тем сильнее мрачнеет, и все незаметней порхает вокруг нас его жена.
- Сеня, - говорю я. - Ты чего смурной? Дела? Так отдыхаем, вроде…
- Пацана у меня на производстве сегодня из петли достали. Стал спрашивать - чего да как, получил зарплату - говорит, принес домой. Жена пошла, купила сумочку и босоножки, на что жить - хрен знает. Двадцать тысяч в один день, а горбатил месяц. Ну, ты видел, как они у меня работают, да? Притом, - говорит пацан, - ладно бы в первый раз она так, а то…
Жена Семена вздыхает. Я вспоминаю, как в две тысячи восьмом году, когда долбанул кризис, она начала его пилить: мол, зубы надо делать, то, се.. Сто двадцать, что ли, тысяч.
Он молчал с неделю, потом, пришел домой - пьяный, швырнул пачку денег: на, сказал. - Завтра не сделаешь новые - выбью старые.
- Вот как, как так можно, - плакалась она . - Как?! Уйду.
- Да время сейчас такое, - утешал ее я. - Рассосется. Образумится. Все на нерве.. Он же тебя не бил никогда.
Время у нас такое. Жизнь у нас такая. Все у нас такое, одно радует - сами мы не такие.
Осталась, двое детей, всю жизнь за мужем. Да даже если бы и бил, куда идти - казалось бы, причем тут бедность, да.
К концу вечера по собственной инициативе к нам присоединяется Витюша Длинный. Усаживается за стол, достает пакет - водка, коньяк, что-то там еще.
- Восемь двести, - говорит он, разводя руками. - Раскидаем на троих, парни? По две семьсот с носа?
У Витюши дела идут в гору вот уже лет семь. На руке часы, помню, хвастался - десятку отдал. Под окном мерин за сто пятьдесят штук. Один цех, второй, третий -маленький завод под Калугой. В достатке, и более чем.
- Бедность, - почему-то вслух думаю я, - Это не порок. Это болезнь, которая не лечится деньгами.
- Чего? - переспрашивает Витюша. - Ты о чем?
- Да ни о чем, - говорю я. - Раскидаемся, конечно, - говорю я.
Таксист гладко выбрит и занудливо аккуратен. Я еще и сесть в машину не успел, как он начал диктовать железную волю: в машине не курить.
Ну, не курить, так не курить. Ехать в гости всего семнадцать километров, можно и потерпеть.
- Осторожней нельзя?! - возмущается он.
Сев, я нечаянно попал левой рукой в стоящий между сидениями кофе. Не разлил, так, сполоснул пальцы.
- Можно, - миролюбиво говорю я. - Извини. Мой косяк: с меня кофе.
- Да хули толку. Пятница, вечер, москвичи прут - пробки.Час будем ехать, и это только туда, а потом мне порожняком оттуда… Лучше бы в городе стоял, заработал бы больше. Мне с твоего заказа тридцать процентов надо отдать, а еще - бензин, а….
Господи, думаю, ну и зачем бы мне могло понадобиться это все знать?
- Слушай, - говорю я. - На тебе триста рублей сверху. Заодно и кофе новый купишь.
Мне хорошо, и хочется, чтоб хорошо было всем.
Он молча берет деньги с панели и сует их в карман.
- Блатной что ли? - спрашивает ехидно. - В руки давать - западло?
- Вот ведь, - тоскливо думаю я. - Россия, мать. Полстраны сидит - полстраны стережет. Все, все типа с пониманием, а кофе в котором я полоскал руки - не вылил: сидит и прихлебывает.
В гостях хорошо, если дома не лучше. Товарищ мой, Семен, сидит с мрачным лицом, и чем больше пьет - тем сильнее мрачнеет, и все незаметней порхает вокруг нас его жена.
- Сеня, - говорю я. - Ты чего смурной? Дела? Так отдыхаем, вроде…
- Пацана у меня на производстве сегодня из петли достали. Стал спрашивать - чего да как, получил зарплату - говорит, принес домой. Жена пошла, купила сумочку и босоножки, на что жить - хрен знает. Двадцать тысяч в один день, а горбатил месяц. Ну, ты видел, как они у меня работают, да? Притом, - говорит пацан, - ладно бы в первый раз она так, а то…
Жена Семена вздыхает. Я вспоминаю, как в две тысячи восьмом году, когда долбанул кризис, она начала его пилить: мол, зубы надо делать, то, се.. Сто двадцать, что ли, тысяч.
Он молчал с неделю, потом, пришел домой - пьяный, швырнул пачку денег: на, сказал. - Завтра не сделаешь новые - выбью старые.
- Вот как, как так можно, - плакалась она . - Как?! Уйду.
- Да время сейчас такое, - утешал ее я. - Рассосется. Образумится. Все на нерве.. Он же тебя не бил никогда.
Время у нас такое. Жизнь у нас такая. Все у нас такое, одно радует - сами мы не такие.
Осталась, двое детей, всю жизнь за мужем. Да даже если бы и бил, куда идти - казалось бы, причем тут бедность, да.
К концу вечера по собственной инициативе к нам присоединяется Витюша Длинный. Усаживается за стол, достает пакет - водка, коньяк, что-то там еще.
- Восемь двести, - говорит он, разводя руками. - Раскидаем на троих, парни? По две семьсот с носа?
У Витюши дела идут в гору вот уже лет семь. На руке часы, помню, хвастался - десятку отдал. Под окном мерин за сто пятьдесят штук. Один цех, второй, третий -маленький завод под Калугой. В достатке, и более чем.
- Бедность, - почему-то вслух думаю я, - Это не порок. Это болезнь, которая не лечится деньгами.
- Чего? - переспрашивает Витюша. - Ты о чем?
- Да ни о чем, - говорю я. - Раскидаемся, конечно, - говорю я.