Клуб Двух Девяток
Последнее очное заседание Клуба Двух Девяток состоялось 27 июня 1996 года, за пару дней до того, как первый из нас покинул город. На повестке было два вопроса: что будем пить в честь окончания школы и кто рисует на стенах шары. С первым вопросом мы разобрались довольно быстро, забежав в магазин по пути, на второй, как обычно, потратили весь вечер.
Сейчас уже не вспомнить, кто заметил шары и рассказал о них остальным. К тому времени Клуб Двух Девяток, созданный для изучения и обсуждения самого неодобряемого учителями чтива - детективов, существовал уже несколько лет и мы были уверены: мы знаем все о том, как разгадывать тайны. Вот только тайн вокруг нас почти не было, однажды мы даже бросили ходить в библиотеку, потому что вычисляли убийц раньше, чем дочитывали до середины книги. Время от времени в качестве развлечения мы брались за олимпиадные задачи по математике или за мировые загадки из газеты «Совершенно секретно», но, расщелкав очередную, понимали - облегчение было временным. Мы отчаянно скучали без настоящего дела.
Первый шар был обнаружен прямо на старом здании школы. Немного неровный, нарисованный от руки, ярко-красный, с белым бликом на правом боку, на первый взгляд он не показался нам ничем особенным. Мы бы забыли про него, если бы через несколько недель шары не стали появляться в других местах: на торце универсама, где покупали продукты наши родители, на детской поликлинике, в которую мы по привычке заворачивали, хотя нас уже давно перевели во взрослую, на дверях библиотеки, куда мы сейчас заходили разве что за свежим номером «Кванта», на остановке троллейбуса № 15, возившего нас в бассейн и на каток, на самом пятнадцатом троллейбусе…
К окончанию школы у нас было двадцать четыре шара, но ни малейших идей о том, кто их рисует и зачем. Железные логики, неутомимые сыщики, мы не могли справиться с этой задачей. Тайна Нарисованных Шаров занимала наши умы круглые сутки. Теории строились и обрушивались, версии выдвигались и отвергались, некоторые сразу же, некоторые после длительных споров и размышлений. Иногда мы отвлекались на что-то более простое, вроде тайны Марии Целесты или Тунгусского метеорита, раскусывали очередной орех и возвращались к своей тайной страсти - шарам на стенах.
Перед отъездом мы завели общий почтовый ящик, чтобы обмениваться теориями и находками, и прощаясь, поклялись, что не оставим поиски разгадки.
Шли годы. Мы встречались, расставались, женились, выходили замуж, разводились, бросали семьи и оказывались брошены сами. Мы нарожали немного детей, сделали сотни открытий, написали несколько книг, прочитали - много тысяч. Мы вырастили пятнадцать грузовиков картошки и четыре площади цветов, заработали миллионы денег, съели горы еды, выпили озера напитков и выкурили по меньшей мере шесть табачных плантаций. Вокруг нас взрывались вулканы, падали самолеты, рос доллар, проходили международные конференции, развязывались локальные конфликты, сменялись президенты, горели леса, выпадали ледяные дожди... Шары появлялись, загадка не находила решения.
В 2011-м умерла Лара. Самая ответственная из нас, она поступила в противовес собственным принципам. Без предупреждения, не завершив никаких дел, не написав ни одного прощального слова, она совершенно бездарным образом бросила нас на половине пути к разгадке.
Не все из нас смогли приехать на похороны. Поэтому заседание Клуба не состоялось, мы просто выпили водки, вспомнили былые дни и разъехались по домам, отметив, между делом, несколько новых шаров по пути следования с кладбища на вокзал и в аэропорт.
В течение следующего года мы немного поумерили пыл. Нам внезапно стало казаться, что мы переросли игру, что Клуб Двух Девяток был бы уже хорош в качестве засушенного цветка или фотографии на память, аккуратно лежащей в старом чемодане с разбитыми колесиками. Где-то рядом с фатой, военным билетом и пинетками первенца.
Мы все еще заходили в наш почтовый ящик, больше по привычке - почесать ностальгию, подогреть ноющий интерес, но писем там почти не появлялось. Несколько заметок о новых шарах (Владивосток, Таганрог, Ялта… всего-то за целый год), краткие вспышки братской любви перед праздниками, несколько сугубо деловых записок тем, кого почему-то было нельзя разыскать другими способами.
Все мы были немного обижены на Лару. Ее теории были самими стройными, ее гипотезы самыми непротиворечивыми, ее отчеты о шарах - самыми аккуратными, к каждому прилагались фотографии. Теперь ничего этого не было, Лары не было, и мы словно остались без проводника, без стержня, на котором держалось существование Клуба Двух Девяток. Последний слог шарады потерялся при печати, и больше не было никаких шансов установить истину.
Шары продолжали появляться. Просто ими больше никто не интересовался.
Следующее письмо от Лары пришло ровно через двенадцать месяцев и четыре дня после ее смерти. «Здесь тоже есть шары. Я насчитала уже восемь». Фотографий в письме не было, но кто бы посмел упрекнуть в этом - Лару. В том, что это точно она, мы не усомнились ни на секунду. И не усомнившись, все-таки провели кое-какие изыскания, чтобы понять, откуда пришло письмо. На нашем свете не существовало не только такого почтового сервера, но и даже таких ай-пи. Письмо было, служебные заголовки были, но за ними начиналась пустота. Эту загадку мы постановили не разгадывать никогда.
Это была эпоха Возрождения. Мы очухались, встряхнулись и несколько разозлились. Мы щурились, курили на балконах и в подъездах, у нас болела голова, ныли ноги, ломались фотоаппараты, ноутбуки и судьбы, но мы снова вышли на тропу охоты за шарами. И на этот раз останавливаться не собирались. Шары сыпались на нас, как гречка из рваного пакета, а мы собирали их и ссыпали в почтовый ящик, чтобы голодным не остался никто. Москва и Мюнхен, Рим и Севастополь, Ростов-на-Дону и Ростов Великий, Чита и Вашингтон, города и поселки, столицы и деревни - мы находили их везде.
Больше всего писем присылал наш первый самопровозглашенный президент Клуба Двух Девяток - Женька, Жека, Евгений Витальевич, директор маленькой авиакомпании и действующий пилот. Это было неудивительно, ему никогда не сиделось на месте, он уехал первым, и главной его целью было - быть везде, лишь бы не останавливаться, лишь бы подальше от дома. Крайнее письмо от него пришло в середине апреля, как раз вовремя, чтобы мы успели изменить свои планы.
«Дорогие друзья! Приглашаю вас принять участие в очередном очном заседании Клуба 99, которое состоится 1 мая 2013 года в старом здании школы. В повестке дня:
1. объятия в честь встречи,
2. разгадка тайны нарисованных шаров,
3. разное.
Искренне ваш, первый самопровозглашенный президент Клуба 99 (ЕД)».
Мы приехали. Приехали все как один, наплевав на дачи и отели, бросив чад и домочадцев, переплатив за билеты, задыхаясь от нетерпения. В старом здании школы было пыльно и гулко. Мы забрались в бывший кабинет математики, расселись на старых партах, тех, что еще можно было признать безопасными для изрядно отяжелевших нас. На одной пристроили ноутбук с открытой почтой, чтобы Лара могла принимать участие в заседании вместе с нами. Как только подключили интернет, почтовый агент засвиристел уведомлениями о новых письмах - Лара изнывала в ожидании разгадки так же, как и мы.
- Дорогие мои участники Клуба Двух Девяток, - Жека был торжественен и многословен, его сияние хорошо оттеняло обшарпанные стены маткласса. - Я собрал вас здесь, чтобы наконец-то увидеть ваши прекрасные рожи, обнять ваши широкие плечи, заглянуть в ваши ошалевшие глаза и насладиться вашим замечательным обществом, как в те старые добрые времена, когда мы были невинны аки агнцы и любопытны как белки.
Мы дружелюбно, хотя и несколько нервно, посоветовали ему прекратить чесать язык о наши страдающие уши, и переходить к делу. Лара поддержала нас активным свистом из ноутбука.
- Хорошо! - Жека примирительно вскинул руки. - Я понимаю ваше нетерпение, ибо все мы сегодня здесь, чтобы наконец узнать разгадку самой великой тайны сразу двух веков, терзавшую умы и души Клуба Двух Девяток в течение многих лет…
Мы пообещали незамедлительно растерзать его самого, если он не начнет рассказывать, и Жека сдался. Лучше бы он этого не делал.
Мы не поверили сразу, не хотели верить, мы задавали вопросы, недоуменные и с подковыркой, пытались убедить его и себя, что это была шутка, глупая и жестокая, но все-таки просто штука. Но с каждым нашим вопросом и с каждым его ответом, становилось все понятнее: Жека не врет. Жека действительно нарисовал тот самый первый шар, и обратил на него наше внимание, и подогревал его, пока мы не решили, что эта история стоит того, чтобы занять ею свои изнывающие от подростковой скуки умы. И потом, после смерти Лары, он хотел нас взбодрить, напомнить унывающим нам и себе, что мы еще ого-го и почти ничего не изменилось. Он даже нанимал каких-то людей себе в помощь, если заранее знал, в какой город мы поедем и по каким улицам пройдем. Информация о наших передвижениях никогда не была секретной, мы охотно делились планами друг с другом в надежде, что пути пересекутся и мы встретимся, если не все, то хоть кто-то.
Конечно, не все шары были его рук делом, но так, оказывается, тоже бывает: простые, узнаваемые граффити иногда становятся популярными и разносятся по свету уже без участия их первого создателя. Маленькие крысы, выглядывающие из щелей самых разных домов в самых разных городах, противостояние двух шахматных фигурок, наши шары… Яркие, выпуклые, с белым бликом на правом боку. Нет ничего проще, чем нарисовать такой, Жеке повезло с последователями без фантазии.
Единственное, что Жека отрицал: свою причастность к письмам Лары. Он был уверен, что это кто-то из нас, и, кстати, если бы не ее первое после смерти письмо, возможно, он бы и не стал воскрешать наши поиски и надежды. А так, просто не смог удержаться, кто бы из вас удержался? Ноутбук молчал, но Жека стоял намертво, пока мы окончательно не поверили ему - во всем сразу.
Он еще пытался что-то объяснять нам, что-то про то, что иначе нас было не собрать, что мы постарели и стали унылы, что за столько лет мы виделись так редко и то не все сразу. Жека говорил, а мы уже не задавали вопросов, и вскоре он сбился, затих, втянув голову в плечи, ушел к доске.
Тогда мы начали кричать. Мы кричали, перебивая друг друга, кричали друг на друга и на Жеку, и в наших криках не было ничего конструктивного. Жеку мы обвиняли в предательстве и в том, что он столько лет водил нас за нос. Себе мы предъявляли претензии за наивность и легковерность. Небесам - за то, что жизнь оказалась просрана в поисках ответа на то, что не было и даже не могло быть загадкой. Досталось даже мертвой Ларе: она была самой ответственной из нас, самой прозорливой, самой потусторонней. Кто, если не она, мог бы остановить этот фарс раньше. Впрочем, теперь-то мы подозревали и ее в том, что она была поддельной. Ноутбук, кстати, молчал.
Затем замолчали и мы. Уставшие, рассыпавшиеся в клочья, потерявшие смысл жизни, мы разбрелись по комнате, устроились кто как мог. Растолстевшая за эти годы Оля сидела на корточках, обхватив голову руками. Егор размеренно бил кулаком дверной косяк, правый рукав его дорогого костюма был испачкан мелом. Толком не выросшая Наташа тихо плакала на груди у Андрея, Андрей, который так и не научился стричься в приличных парикмахерских, гладил ее по плечу. Димка с громким треском ломал пальцы, но ни одна из девчонок не прикрикнула на него, как это было раньше. Вечно бледная Вера стояла у окна, уткнувшись лбом в уцелевшее стекло, а взглядом - в серую стену второго корпуса, где когда-то были кабинеты истории и биологии. Я покачивался на шаткой парте и внимательно, словно мы с ними встретились впервые, разглядывал свои рыжие, из нарочито состаренной кожи ботинки. Красивые ботинки, только пыльные.
Жека сидел на учительском стуле, убитый нашим горем, отравленный нашим отчаянием, придавленный нашей обидой как бетонной балкой - мы даже видели ее туманные очертания на его теле: тяжелая, серая, щербатая. Он закусил губу, а в его глазах было что-то похожее на слезы, но наши слезы не давали нам рассмотреть как следует. Славная история Клуба Двух Девяток окончилась почти там же, где и началась, только гораздо глупее и скучнее.
Чуть позже мы, конечно, немного успокоились. Зашевелились, начали собираться, тыкались по комнате в поисках сумок, курток, блокнотов. Смаргивали слезы, хлопали себя по карманам, чтобы удостовериться в полной комплектности и сохранности. Кто-то начал договариваться пойти поесть, кто-то упорно отворачивался от остальных. И никто не глядел на Жеку.
- Ребята, смотрите… - Вера по-прежнему стояла у окна, ее голос сорвался. - Смотрите!
На стене второго корпуса был нарисован шар. Красный, с неизменным белым бликом на правом боку, знакомый до последнего штриха. Такой яркий и такой свежий, что краска еще стремилась вырваться за его границы и стечь вниз, к траве и битым кирпичам. Нам показалось, что мы чувствуем ее запах, хотя это было невозможно. Мы растерялись, за нашими спинами с трудом поднявшийся Жека разводил руками, мотал головой, открывал рот и тут же закрывал его обратно, он был удивлен не меньше нашего. Он ничего не понимал, как и мы, и вопросы были не нужны.
А на стене уже рос второй шар, чуть меньше первого, синий. Чья-то невидимая рука рисовала его быстро и аккуратно, технично выводила контур, размашисто закрашивала объем, бережно выписывала блик, делая шар настоящим, объемным. Потом шаров стало три, потом - четыре, пять… один за другим они возникали прямо на наших глазах.
Жека подошел к нам, медленно, робко, как подходят дети к родителям, которые только что их наказали и которые только и могут защитить их от своего же наказания. Но мы не были ему родителями. Мы были такими же обиженными детьми, как и он. А он был Жека, друг, брат, соучастник нашей жизни, первый самопровозглашенный президент Клуба Двух Девяток, и эти шары рисовал не он.
Написано для и благодаря txt_me
Сейчас уже не вспомнить, кто заметил шары и рассказал о них остальным. К тому времени Клуб Двух Девяток, созданный для изучения и обсуждения самого неодобряемого учителями чтива - детективов, существовал уже несколько лет и мы были уверены: мы знаем все о том, как разгадывать тайны. Вот только тайн вокруг нас почти не было, однажды мы даже бросили ходить в библиотеку, потому что вычисляли убийц раньше, чем дочитывали до середины книги. Время от времени в качестве развлечения мы брались за олимпиадные задачи по математике или за мировые загадки из газеты «Совершенно секретно», но, расщелкав очередную, понимали - облегчение было временным. Мы отчаянно скучали без настоящего дела.
Первый шар был обнаружен прямо на старом здании школы. Немного неровный, нарисованный от руки, ярко-красный, с белым бликом на правом боку, на первый взгляд он не показался нам ничем особенным. Мы бы забыли про него, если бы через несколько недель шары не стали появляться в других местах: на торце универсама, где покупали продукты наши родители, на детской поликлинике, в которую мы по привычке заворачивали, хотя нас уже давно перевели во взрослую, на дверях библиотеки, куда мы сейчас заходили разве что за свежим номером «Кванта», на остановке троллейбуса № 15, возившего нас в бассейн и на каток, на самом пятнадцатом троллейбусе…
К окончанию школы у нас было двадцать четыре шара, но ни малейших идей о том, кто их рисует и зачем. Железные логики, неутомимые сыщики, мы не могли справиться с этой задачей. Тайна Нарисованных Шаров занимала наши умы круглые сутки. Теории строились и обрушивались, версии выдвигались и отвергались, некоторые сразу же, некоторые после длительных споров и размышлений. Иногда мы отвлекались на что-то более простое, вроде тайны Марии Целесты или Тунгусского метеорита, раскусывали очередной орех и возвращались к своей тайной страсти - шарам на стенах.
Перед отъездом мы завели общий почтовый ящик, чтобы обмениваться теориями и находками, и прощаясь, поклялись, что не оставим поиски разгадки.
Шли годы. Мы встречались, расставались, женились, выходили замуж, разводились, бросали семьи и оказывались брошены сами. Мы нарожали немного детей, сделали сотни открытий, написали несколько книг, прочитали - много тысяч. Мы вырастили пятнадцать грузовиков картошки и четыре площади цветов, заработали миллионы денег, съели горы еды, выпили озера напитков и выкурили по меньшей мере шесть табачных плантаций. Вокруг нас взрывались вулканы, падали самолеты, рос доллар, проходили международные конференции, развязывались локальные конфликты, сменялись президенты, горели леса, выпадали ледяные дожди... Шары появлялись, загадка не находила решения.
В 2011-м умерла Лара. Самая ответственная из нас, она поступила в противовес собственным принципам. Без предупреждения, не завершив никаких дел, не написав ни одного прощального слова, она совершенно бездарным образом бросила нас на половине пути к разгадке.
Не все из нас смогли приехать на похороны. Поэтому заседание Клуба не состоялось, мы просто выпили водки, вспомнили былые дни и разъехались по домам, отметив, между делом, несколько новых шаров по пути следования с кладбища на вокзал и в аэропорт.
В течение следующего года мы немного поумерили пыл. Нам внезапно стало казаться, что мы переросли игру, что Клуб Двух Девяток был бы уже хорош в качестве засушенного цветка или фотографии на память, аккуратно лежащей в старом чемодане с разбитыми колесиками. Где-то рядом с фатой, военным билетом и пинетками первенца.
Мы все еще заходили в наш почтовый ящик, больше по привычке - почесать ностальгию, подогреть ноющий интерес, но писем там почти не появлялось. Несколько заметок о новых шарах (Владивосток, Таганрог, Ялта… всего-то за целый год), краткие вспышки братской любви перед праздниками, несколько сугубо деловых записок тем, кого почему-то было нельзя разыскать другими способами.
Все мы были немного обижены на Лару. Ее теории были самими стройными, ее гипотезы самыми непротиворечивыми, ее отчеты о шарах - самыми аккуратными, к каждому прилагались фотографии. Теперь ничего этого не было, Лары не было, и мы словно остались без проводника, без стержня, на котором держалось существование Клуба Двух Девяток. Последний слог шарады потерялся при печати, и больше не было никаких шансов установить истину.
Шары продолжали появляться. Просто ими больше никто не интересовался.
Следующее письмо от Лары пришло ровно через двенадцать месяцев и четыре дня после ее смерти. «Здесь тоже есть шары. Я насчитала уже восемь». Фотографий в письме не было, но кто бы посмел упрекнуть в этом - Лару. В том, что это точно она, мы не усомнились ни на секунду. И не усомнившись, все-таки провели кое-какие изыскания, чтобы понять, откуда пришло письмо. На нашем свете не существовало не только такого почтового сервера, но и даже таких ай-пи. Письмо было, служебные заголовки были, но за ними начиналась пустота. Эту загадку мы постановили не разгадывать никогда.
Это была эпоха Возрождения. Мы очухались, встряхнулись и несколько разозлились. Мы щурились, курили на балконах и в подъездах, у нас болела голова, ныли ноги, ломались фотоаппараты, ноутбуки и судьбы, но мы снова вышли на тропу охоты за шарами. И на этот раз останавливаться не собирались. Шары сыпались на нас, как гречка из рваного пакета, а мы собирали их и ссыпали в почтовый ящик, чтобы голодным не остался никто. Москва и Мюнхен, Рим и Севастополь, Ростов-на-Дону и Ростов Великий, Чита и Вашингтон, города и поселки, столицы и деревни - мы находили их везде.
Больше всего писем присылал наш первый самопровозглашенный президент Клуба Двух Девяток - Женька, Жека, Евгений Витальевич, директор маленькой авиакомпании и действующий пилот. Это было неудивительно, ему никогда не сиделось на месте, он уехал первым, и главной его целью было - быть везде, лишь бы не останавливаться, лишь бы подальше от дома. Крайнее письмо от него пришло в середине апреля, как раз вовремя, чтобы мы успели изменить свои планы.
«Дорогие друзья! Приглашаю вас принять участие в очередном очном заседании Клуба 99, которое состоится 1 мая 2013 года в старом здании школы. В повестке дня:
1. объятия в честь встречи,
2. разгадка тайны нарисованных шаров,
3. разное.
Искренне ваш, первый самопровозглашенный президент Клуба 99 (ЕД)».
Мы приехали. Приехали все как один, наплевав на дачи и отели, бросив чад и домочадцев, переплатив за билеты, задыхаясь от нетерпения. В старом здании школы было пыльно и гулко. Мы забрались в бывший кабинет математики, расселись на старых партах, тех, что еще можно было признать безопасными для изрядно отяжелевших нас. На одной пристроили ноутбук с открытой почтой, чтобы Лара могла принимать участие в заседании вместе с нами. Как только подключили интернет, почтовый агент засвиристел уведомлениями о новых письмах - Лара изнывала в ожидании разгадки так же, как и мы.
- Дорогие мои участники Клуба Двух Девяток, - Жека был торжественен и многословен, его сияние хорошо оттеняло обшарпанные стены маткласса. - Я собрал вас здесь, чтобы наконец-то увидеть ваши прекрасные рожи, обнять ваши широкие плечи, заглянуть в ваши ошалевшие глаза и насладиться вашим замечательным обществом, как в те старые добрые времена, когда мы были невинны аки агнцы и любопытны как белки.
Мы дружелюбно, хотя и несколько нервно, посоветовали ему прекратить чесать язык о наши страдающие уши, и переходить к делу. Лара поддержала нас активным свистом из ноутбука.
- Хорошо! - Жека примирительно вскинул руки. - Я понимаю ваше нетерпение, ибо все мы сегодня здесь, чтобы наконец узнать разгадку самой великой тайны сразу двух веков, терзавшую умы и души Клуба Двух Девяток в течение многих лет…
Мы пообещали незамедлительно растерзать его самого, если он не начнет рассказывать, и Жека сдался. Лучше бы он этого не делал.
Мы не поверили сразу, не хотели верить, мы задавали вопросы, недоуменные и с подковыркой, пытались убедить его и себя, что это была шутка, глупая и жестокая, но все-таки просто штука. Но с каждым нашим вопросом и с каждым его ответом, становилось все понятнее: Жека не врет. Жека действительно нарисовал тот самый первый шар, и обратил на него наше внимание, и подогревал его, пока мы не решили, что эта история стоит того, чтобы занять ею свои изнывающие от подростковой скуки умы. И потом, после смерти Лары, он хотел нас взбодрить, напомнить унывающим нам и себе, что мы еще ого-го и почти ничего не изменилось. Он даже нанимал каких-то людей себе в помощь, если заранее знал, в какой город мы поедем и по каким улицам пройдем. Информация о наших передвижениях никогда не была секретной, мы охотно делились планами друг с другом в надежде, что пути пересекутся и мы встретимся, если не все, то хоть кто-то.
Конечно, не все шары были его рук делом, но так, оказывается, тоже бывает: простые, узнаваемые граффити иногда становятся популярными и разносятся по свету уже без участия их первого создателя. Маленькие крысы, выглядывающие из щелей самых разных домов в самых разных городах, противостояние двух шахматных фигурок, наши шары… Яркие, выпуклые, с белым бликом на правом боку. Нет ничего проще, чем нарисовать такой, Жеке повезло с последователями без фантазии.
Единственное, что Жека отрицал: свою причастность к письмам Лары. Он был уверен, что это кто-то из нас, и, кстати, если бы не ее первое после смерти письмо, возможно, он бы и не стал воскрешать наши поиски и надежды. А так, просто не смог удержаться, кто бы из вас удержался? Ноутбук молчал, но Жека стоял намертво, пока мы окончательно не поверили ему - во всем сразу.
Он еще пытался что-то объяснять нам, что-то про то, что иначе нас было не собрать, что мы постарели и стали унылы, что за столько лет мы виделись так редко и то не все сразу. Жека говорил, а мы уже не задавали вопросов, и вскоре он сбился, затих, втянув голову в плечи, ушел к доске.
Тогда мы начали кричать. Мы кричали, перебивая друг друга, кричали друг на друга и на Жеку, и в наших криках не было ничего конструктивного. Жеку мы обвиняли в предательстве и в том, что он столько лет водил нас за нос. Себе мы предъявляли претензии за наивность и легковерность. Небесам - за то, что жизнь оказалась просрана в поисках ответа на то, что не было и даже не могло быть загадкой. Досталось даже мертвой Ларе: она была самой ответственной из нас, самой прозорливой, самой потусторонней. Кто, если не она, мог бы остановить этот фарс раньше. Впрочем, теперь-то мы подозревали и ее в том, что она была поддельной. Ноутбук, кстати, молчал.
Затем замолчали и мы. Уставшие, рассыпавшиеся в клочья, потерявшие смысл жизни, мы разбрелись по комнате, устроились кто как мог. Растолстевшая за эти годы Оля сидела на корточках, обхватив голову руками. Егор размеренно бил кулаком дверной косяк, правый рукав его дорогого костюма был испачкан мелом. Толком не выросшая Наташа тихо плакала на груди у Андрея, Андрей, который так и не научился стричься в приличных парикмахерских, гладил ее по плечу. Димка с громким треском ломал пальцы, но ни одна из девчонок не прикрикнула на него, как это было раньше. Вечно бледная Вера стояла у окна, уткнувшись лбом в уцелевшее стекло, а взглядом - в серую стену второго корпуса, где когда-то были кабинеты истории и биологии. Я покачивался на шаткой парте и внимательно, словно мы с ними встретились впервые, разглядывал свои рыжие, из нарочито состаренной кожи ботинки. Красивые ботинки, только пыльные.
Жека сидел на учительском стуле, убитый нашим горем, отравленный нашим отчаянием, придавленный нашей обидой как бетонной балкой - мы даже видели ее туманные очертания на его теле: тяжелая, серая, щербатая. Он закусил губу, а в его глазах было что-то похожее на слезы, но наши слезы не давали нам рассмотреть как следует. Славная история Клуба Двух Девяток окончилась почти там же, где и началась, только гораздо глупее и скучнее.
Чуть позже мы, конечно, немного успокоились. Зашевелились, начали собираться, тыкались по комнате в поисках сумок, курток, блокнотов. Смаргивали слезы, хлопали себя по карманам, чтобы удостовериться в полной комплектности и сохранности. Кто-то начал договариваться пойти поесть, кто-то упорно отворачивался от остальных. И никто не глядел на Жеку.
- Ребята, смотрите… - Вера по-прежнему стояла у окна, ее голос сорвался. - Смотрите!
На стене второго корпуса был нарисован шар. Красный, с неизменным белым бликом на правом боку, знакомый до последнего штриха. Такой яркий и такой свежий, что краска еще стремилась вырваться за его границы и стечь вниз, к траве и битым кирпичам. Нам показалось, что мы чувствуем ее запах, хотя это было невозможно. Мы растерялись, за нашими спинами с трудом поднявшийся Жека разводил руками, мотал головой, открывал рот и тут же закрывал его обратно, он был удивлен не меньше нашего. Он ничего не понимал, как и мы, и вопросы были не нужны.
А на стене уже рос второй шар, чуть меньше первого, синий. Чья-то невидимая рука рисовала его быстро и аккуратно, технично выводила контур, размашисто закрашивала объем, бережно выписывала блик, делая шар настоящим, объемным. Потом шаров стало три, потом - четыре, пять… один за другим они возникали прямо на наших глазах.
Жека подошел к нам, медленно, робко, как подходят дети к родителям, которые только что их наказали и которые только и могут защитить их от своего же наказания. Но мы не были ему родителями. Мы были такими же обиженными детьми, как и он. А он был Жека, друг, брат, соучастник нашей жизни, первый самопровозглашенный президент Клуба Двух Девяток, и эти шары рисовал не он.
Написано для и благодаря txt_me