Полторы недели проторчала на
Эквадорском конкурсе. Во второй тур не прошла, зато адренали-и-ину по самые ухи. Хе-хе. Конкурсный рассказ пока выкладывать не буду, пусть отлежится. Его доделывать и доделывать, а мне лень пока. Зато вот, под катом, другой рассказ. Он какой-то совершенно невозможный, если честно. Я его два года писала-писала, писала-писала. Открывала раз в два месяца файл, дописывала кусок, закрывала файл. Кошмар натурально. Сегодня получился последний кусок. Всё. Ничего переделывать-вычитывать-переписывать не буду, пусть его какой есть живет. Нельзя же так над людьми издеваться, право слово.
Таня по имени Оксана
Если кто-нибудь вам скажет, что Таню зовут Таней - не верьте. На самом деле ее зовут Оксаной. В подтверждение этому можно предъявить синюю кружку, на которой золотистым курсивом написано «Оксана» и значок с большой буквой «О». А уж какое там в документах имя, так мы же с вами не милиция, чтобы паспорт смотреть, правда? Да и нет у Оксаны паспорта еще. У нее из документов только свидетельство о рождении да дневник с тощим котом на обложке.
Вообще-то она хотела с собакой. Оксана, она ведь не Таня, она не котов любит, а собак. Но с собакой в «Детском мире» не было, и мама сказала не выпендриваться, потому что еще много чего купить надо, и некогда с собакой искать, глупости все это, смотри какая красивая киса. Киса была уродская, лохматая и с глупыми глазами, поэтому Оксана выбрала дневник с другой «кисой», еще более уродской, но она хотя бы тощая была, поэтому ее можно было жалеть.
Таня, то есть Оксана, вообще всех жалеет. Собак бродячих жалеет, героев в кино, когда они умирают, бомжей жалеет, одноклассников, когда они двойки получают, особенно Ленку Левицкую, потому что ее мать за плохие оценки лупит и Вадьку Морозова, потому что он вообще-то отличник, но иногда тоже двойки получает, и тогда становится такой грустный-грустный и видно, что ему плакать хочется, а мальчикам нельзя, он и крепится. Только все равно же видно.
Девочкам плакать можно, но Оксана тоже крепится. Потому что если она придет домой зареванная, то все сразу поймут, что случилось. И хотя не случилось ничего экстраординарного (ну, подумаешь, двойка, ну, чего они, двоек не видели, что ли?), все сразу станут злые, будто она кого-нибудь убила.
Мама скажет, садись за стол, а больше ничего не скажет, но и так ведь все понятно. Мама, когда злится, глаза прищуривает, и губы поджимает, и движения у нее такие резкие становятся: тарелку на стол - бух! вилку рядом - бамц! стакан с молоком - плюх! А когда поешь, она тоже: тарелку в мойку - дзынь! вилку туда же - звяк! молоко тоненькой струйкой в сливной отверстие - буль-буль-буль! (Оксана молоко не пьет, не любит, а кроме нее молоко только Павлику полагается, но не будет же Павлик за двоечницей допивать, вдруг таким же глупым вырастет).
Папа начнет кричать, что дочь у него бездарная бестолочь, позор семьи и пошла вон отсюда, чтобы я тебя сегодня не видел! И никаких мультфильмов!! Будешь сидеть у себя в комнате и уроки учить!!!
А Ольга не будет злая, ей все равно. Она уже совсем взрослая и красивая, у нее своих дел полно. Плохо только, если она тоже двойку получила. Ее тогда родители дома запрут и с Таней заниматься заставят. Ольга этого не любит, ее же Марат ждет, а она тут с этой дебилкой сидит, которая все равно ни черта не понимает, как ее еще из школы не выгнали-то, да еще и ревет, что ей ни скажи, подумаешь, какая нежная! Дура.
Оксана шмыгнула носом. Ну, зачем, зачем она у них родилась? Все равно ее никто не любит. На Павлика папа никогда не орет, за Ольгу мама заступается, нельзя, говорит, на нее кричать, у нее переходный период, да она и так не пропадет, вон красивая какая и умная тоже.
Тане вообще-то все равно, подумаешь, а Оксане всё обидно. Оксана не красивая и не умная. У нее двойка и в театральный кружок ее не взяли. Ее Ольга водила, она там уже пять лет занимается, и Таню привела, а Александр Борисыч посмотрел на нее и сказал, что таких малявок им не надо, а если бы и надо, то посимпатичней найти можно, и все смеялись. Оксана думала, что Ольга за нее заступится, но она не заступилась, а тоже смеялась. Тогда Оксана сказала, что если Александр Борисыч думает, что он такой умный, то ошибается, потому что поумней найти можно, и ушла. Ой, как Ольга тогда орала, вспомнить страшно, у Тани даже уши заложило. А что такого-то? Он первый начал.
Оксана брела по улице и пинала стекляшку. Стекляшка была красивая, коричневая и здоровски блестела на солнце. Оксана так лихо ее пинала, что развеселилась немного, даже не заметила, как допиналась до дэтэю. Дэтэю это Дом творчества юных, вообще-то, только его так никто не называет, длинно очень. Пока выговоришь, забудешь, чего сказать хотел. А так дэтэю и дэтэю, коротко и всё всем понятно. Ольга как раз сюда в театральный кружок и ходит. Интересно, она сейчас там? Сегодня же пятница, должна быть там. Только зачем ей Таня, ей все равно не до нее.
Оксана вздохнула и еще немного попинала стекляшку, но уже стало скучно, ну стекляшка, ну и что, нельзя же ее всю жизнь пинать. Оксана снова вспомнила про двойку, и решила всё-таки немного поплакать, вот только надо место найти, не реветь же у всех на виду.
Нет, реветь на виду у всех нельзя, это даже Таня понимает, зато, если зайти в дэтэю и сразу свернуть налево, то там есть такая дверь, через которую можно попасть во внутренний двор. Туда почти никто не ходит, там растет большое дерево и много-много одуванчиков, а если повезет, то можно услышать, как занимается духовая секция. Оксана не очень понимает, что это значит, но ей очень нравится музыка и словосочетание тоже нравится, «духовая секция», загадочно и красиво.
Оксана зашла в здание и сразу свернула налево, очень боялась, что вахтерша спросит куда, и приготовилась на этот случай соврать, что к сестре, в театральный кружок, совсем забыв о том, что вахтерша наверняка знает, что театральный вовсе не налево, а вверх по лестнице. Но вахтерша не остановила, посмотрела только на Оксану из своей будочки, а говорить ничего не стала. Дверь была на месте, тяжелая, и - ура! - незапертая, а за ней внутренний двор, там растет большое дерево и много-много одуванчиков.
Оксана бросила сумку с дневником с двойкой на землю и залезла на дерево. Мама не любит, когда Таня так делает, она говорит, что девочкам неприлично лазать по деревьям, а Таня и так как мальчишка, у всех дети как дети, а у меня не ребенок, а я не знаю что. А Оксане не важно, что неприлично, ей нравится сидеть на ветках, подумаешь, как мальчишка.
На дереве Оксана немного поревела, но больше так, для приличия, собралась же плакать, значит надо плакать, даже если уже не очень хочется. Потом начала думать, что ей делать дальше.
Сначала подумала, что может быть вообще сегодня домой не ходить. Попыталась представить, что будет, если она не вернется. Очень хотелось увидеть, как мама, и папа, и Ольга ищут ее, и плачут, и говорят, что больше не будут на нее злиться за двойки, но увиделось только, что мама покормит Павлика, Ольгу и папу, потом Ольга пойдет гулять с Маратом, Павлик ляжет спать, он же маленький, ему спать рано надо, а папа и мама сядут смотреть новости, а потом кино, и про Таню никто не вспомнит. Она все равно все время у себя в комнате сидит.
Ну его, думать об этом. Во-первых, все равно деваться некуда, а во-вторых, деваться все равно некуда и домой идти придется. Но это потом, ладно? - спросила Оксана сама у себя и сама себе ответила: ладно.
Духовая секция сегодня не занималась, это жалко, зато во двор пришла Чуча. Чуча это местная собака, она беспородная, но очень умная, Оксана даже просила маму, чтобы ее домой взять, но мама не разрешила, потому что дома и так бардак и хаос, и куда мне еще и собаку блохастую, совсем с ума сошла. Это она зря, конечно, нет у Чучи блох, ее моют. Ее девчонки из зоокружка моют, с шампунем специальным, поэтому и блох нет никаких.
Здравствуй, Чуча, говорит Оксана и слезает с дерева. Оксана любит собак, а Чучу больше всех, потому что она умная и с Оксаной дружит.
Здравствуй, Оксана, говорит Чуча, то есть, не говорит, конечно, собаки разговаривать не умеют, она хвостом машет, но пусть будто сказала, ладно?
Оксана слезла с дерева, ободралась немножко, да ну, ерунда. Здравствуй, Чуча, говорит Оксана, я очень рада тебя видеть, Чуча, говорит Оксана. Ты - самая лучшая собака.
Самая лучшая собака Чуча немного смущается, но все равно она согласна с тем, что она - самая лучшая собака в мире. А Таня - самая лучшая Оксана в мире. Чуча обязательно бы это сказала, если бы умела говорить. Но она не умеет.
Давай играть? - говорит Оксана. Нет, говорит Чуча, сегодня мы играть не будем, говорит Чуча, то есть не говорит, конечно, а головой качает. И хвостом так, туда-сюда: ты хорошая, но мы сегодня играть не будем. А что мы будем? - спрашивает Оксана. Что?
Пойдем, говорит Чуча. То есть, не говорит, конечно, а… ну, понятно. Пойдем.
Куда ты? Куда ты, Чучка? - пищит Оксана и идет за самой лучшей собакой в мире в дальний угол двора, где нет одуванчиков, зато есть крапива. Много.
Там крапива, Чуча, говорит Таня. А Оксана ничего не говорит, она идет через крапиву за Чучей, подумаешь крапива. После двойки - и какая-то там крапива, а ведь еще и ногу ободрала. Ерунда ведь, после двойки-то. Особенно, когда за крапивой - дверь, а на двери собака нарисована. Это тебя, Чуча, нарисовали, да? - спрашивает Оксана. Вместо ответа Чуча скребет в дверь лапой.
Там закрыто, говорит Таня, там закрыто, глупенькая. А Оксана ничего не говорит, она толкает дверь, которая вовсе даже не закрыта. А вовсе даже открыта, а за дверью ступеньки. Пойдем, говорит Чуча и спускается вниз, где темно. Таня колеблется, нет, нет, говорит, я туда не полезу ни за что! А Оксана берет себя в руки и идет за самой лучшей собакой в мире, она ведь не подведет, правда?
Немного страшно, но только что там может быть страшного, это же дэтэю, а не замок с привидениями, ну, крысы может быть, но Оксана, она же все-таки не Таня, она крыс не боится. Тогда зимой Димка Колесников в класс крысу притащил, и все кричали, девчонки кричали, и даже пацаны немного кричали, а больше всех, конечно, Маргарита Вадимовна кричала, убери эту тварь отсюда, сейчас к директору пойдешь, чертов мальчишка, всю кровь у меня выпили. А чего кричать-то? Только крысу напугали. Оксана тогда ее жалела сильно. Но не боялась ни капельки.
А тут крыс нет вовсе и совсем не страшно, и даже не темно уже. Совсем не темно и не страшно, потому что в углу стоит абрикосовый торшер и на столе лампа под апельсиновым абажуром. И свет от них такой, щекотный немножко. И везде книги. Много-много. А за столом сидит большой и мохнатый, и что-то пишет в толстой тетрадке. У Ольги есть такая тетрадка, она в ней тоже пишет. Дневник называется. Таня один раз хотела посмотреть, что такое дневник, а Ольга кричала и чуть не стукнула, не лезь, куда не разрешали, дура. А здесь тоже дневник, да? Ну, интересно же.
Оп-па, говорит кто-то, кого Оксана не видит, оп-па, здрасти, это еще кто у нас тут? Мохнатый поднимает голову и смотрит на Оксану. Он молчит, но тоже… как-то…оп-па, кто это еще у нас тут?
Это я, Таня, то есть Оксана, говорит Таня. То есть Оксана. А Чуча говорит, что да, это Оксана, не чужой кто-нибудь. Даже не Таня.
Оп-па, снова говорит кто-то, кого Оксана так еще и не видит, оп-па, это же нам Чуча эксперта привела, точно!
Точно, говорит Чуча.
Нет, говорит Оксана, я не эксперт, я Оксана. Ок-са-на!
Ай ладно, говорит кто-то, только теперь Оксана его видит. Кто-то похож на маленького, очень маленького, почти не выше Оксаны, жирафа. Ага, на жирафа, не ошибешься, Оксана на картинке видела. Только она думала, что они желтые. А они вот… синие. И с руками еще.
Ай! Ладно, говорит жираф, эксперт, Оксана, какая разница. Пришла и хорошо. Чаю хочешь?
Хочу, говорит Оксана. Наверное. Сладкий?
Конечно, сладкий. Другого не держим, говорит жираф. Садись. Садись, чего стоишь-то.
Оксана садится в большое кресло, которое стоит под торшером. От торшерного света щекотно, а от кресла тепло. И спать немножечко хочется.
Жираф приносит Оксане чай. В синей кружке, на которой золотистым курсивом написано «Оксана», но это неважно, главное, что чай - сладкий-сладкий!
А вы кто? - спрашивает Оксана, допив.
Жираф пожимает плечами и смотрит на Чучу. Чуча машет хвостом, она хоть и умная собака, но разговаривать все-таки не умеет, и смотрит на большого и мохнатого. Большой и мохнатый закрывает тетрадку, толстую такую тетрадку, как у Ольги.
Мы, это, говорит мохнатый, это, мы, короче… Он переводит дыхание и тычет пальцем в потолок. Мы, того, говорит мохнатый, оттуда… мы…. короче… да.
А это? - Оксана тоже тычет пальцем. В книги. Которых много.
А это, говорит мохнатый, мы это… фантастику собираем. Вашу. Ну, это… он опять переводит дыхание и делает круглое движение руками. Для библиотеки, короче… Да...
Для библиотеки, понятно. Нет, правда, понятно. Оксана умная, почти как Чуча умная и все понимает. Она тоже считает, что лучше фантастических книг на Земле и нет ничего. Ну, может только мороженое, особенно когда его сгущенкой полить. Хотя нет, мороженое заканчивается быстро, особенно сгущенкой политое, ого. А книжку можно читать долго, а потом еще раз прочитать, если захочется. А мороженое как еще раз съесть? То-то. Поэтому ничего лучше фантастики и нету.
Дома у нее, правда, книжек нет таких. Папа говорит, что глупости, уроки делай. И мама тоже говорит, лучше бы делом занялась. Только Оксана в библиотеку ходит, там фантастики мно-о-ого. Она почти всё уже прочитала, а некоторые книжки по два раза. Про Алису, например. И про Звездного зверя. И даже про Кольцо, хотя ей считается, что рано. А чего рано, она все поняла. Только Фродо жалко было в конце, когда ему палец Горлум откусил. И Горлума тоже жалко, он же не виноват, что такой стал. Это его никто не любил, ну и кольцо, конечно, вот он и получился такой плохой. Уж Оксана-то знает.
Вот, говорит мохнатый, вот… так вот… как-то, да. Поможешь? Нам это…эксперт нужен.
Помогу, говорит Оксана, конечно, помогу. Только я не эксперт. Я не эксперт, я Оксана.
Ай, ладно, машет хвостом жираф, какая разница, эксперт, Оксана, главное ты про книжки знаешь. Знаешь, ну?
Знаю, конечно, говорит Оксана. Ей весело и немного щекотно от абрикосового торшера. Оксана даже про двойку забыла, ну какая там двойка, когда тут такое… такое… ТАКОЕ, в общем. Какая уж там двойка.
Быть экспертом очень легко. Это надо говорить, какая книжка хорошая и ее надо брать, а какая так себе и ее стоит оставить. Оксана и говорит. Только у нее все хорошие выходят. Даже скучные, даже те, которые она еще не читала. Потому что несправедливо будет. Потом, какая Оксане не понравилась, она кому-нибудь другому понравиться может. Так ведь?
Наверно, Оксана не очень правильный эксперт. Но никто не ругается, наоборот, всем весело. Оксана и жираф таскают книжки, мохнатый записывает в тетрадку, как у Ольги. Там оказывается не дневник, а вовсе каталог, вот. А Чуча лежит в кресле и жмурится от абрикосового торшера. И еще все всё время чай пьют. Сладкий. У Оксаны уже в животе булькает, а она тоже пьет. Ну, вкусно потому что. А чего?
Там, наверху, уже темно, думает Таня. А Оксана ничего не думает, темно, не темно, какая разница. Здесь-то светло и здорово. И книжек много, вон сколько стопок. Вот и вот. И вон еще одна книжечка в уголок завалилась, бедненькая. И нужно сказать, какие хорошие, а потом уложить аккуратно в коробки специальные. И Оксана говорит, что все хорошие, и укладывает. И жираф укладывает. А мохнатый записывает, какие уже уложили.
А потом книжки заканчиваются. То есть не вообще, а не уложенные. Раз и все. Пустая комната.
Ну, вот, говорит мохнатый, вот, значит. Закончили… это, да. Закончили. Спасибо.
Пожалуйста, говорит Оксана. Ее радость начинает улетучиваться, потому что закончили, это значит все, совсем все, то есть… это, да. Книжки разобраны, все свободны и идут по домам. А дома - двойка. То есть, двойка, конечно, здесь, в портфеле во дворе валяется, но ее надо нести домой, а там все станут такие злые, будто она кого-нибудь убила… Тане-то ничего вообще-то, подумаешь. А Оксане - плохо.
А вы совсем, да? - спрашивает Оксана и сама себе отвечает - Совсем, да.
Мохнатый и жираф молчат, смотрят только сочувственно и молчат. А чего говорить-то, когда и все так понятно.
А возьмите меня с собой, а? - Оксана шепчет, потому что говорить громко уже не получается, потому что хочется плакать, а плакать нельзя, потому что плакать на виду у всех - последнее дело. Ну, возьмите, а?
И Чуча хвостом тоже машет: возьмите, а? Оксана хорошая, она же не Таня, ей здесь плохо. Тане - нормально, а Оксане плохо.
Возьмите, а?
Мохнатый смотрит на Оксану, на Таню. На Чучу тоже смотрит и на жирафа. Ну что, говорит, не знаю… это… короче. Не знаю. Вот так вот сразу, возьмите. И все… это. Возьмите, ого!
А жираф молчит, так молчит, носом сопит синим задумчиво. И тоже на Таню смотрит, на Оксану. А что, говорит вдруг, а что, ну, допустим.
Оксана даже дышать забыла немного. И плакать уже не хочет. Невозможно просто. Чего тянут?
А что, говорит жираф, допустим. Можно, да, и головой крутит с Чучи на мохнатого, можно и взять. Оксану взять. Таня нам вообще-то не нужна, да и искать ее будут. Зачем? А Оксану, да. Можно.
И все обрадовались сразу. Потому что, ну раз сказал уже что можно, значит все. Можно. Оксану можно, а Таня никому и не нужна. Пусть ее остается. Ура.
Ура, тихо сказала Оксана. Ура.
Ура, сказал мохнатый, которому Оксана очень нравится.
Ура, конечно, сказал жираф, которому Оксана нравится не меньше. Конечно, ура.
И Чуча хвостом машет, она говорить не умеет, но все равно видно, что ура.
Ой! Говорит вдруг Оксана. А Чуча? А Чуча как? Я улечу, а Чуча останется?
А что Чуча? говорит жираф. Чего вдруг останется? Чуча с нами. Куда она без нас? Это мы давно уже решили, сразу практически. Никуда она не останется. Вот еще.
Вот еще, говорит мохнатый, чего это она останется. С нами… она… это. Вот.
Совсем ура.
Ну и все, собственно. Все улетели. Мохнатый улетел. Жираф улетел. Чуча улетела. И Оксана улетела.
А Таня домой пошла. Пожала плечами и пошла себе. Подумаешь.
Если вам когда-нибудь скажут, что Таню звали Оксаной - не верьте. Вот еще глупости: Таня и вдруг Оксана. У нее паспорта, конечно, еще нет, но есть свидетельство о рождении и дневник с красивой кисой на обложке. Там четко и ясно написано, что Таню зовут Таней. А Оксана? Вот еще, какая Оксана?! Вы что-то перепутали. Точно.