Ремарк. Три товарища.
Бледная и худая, она стояла на пустой, серой улице. Такой я встретил ее много лет назад, когда жил один, тупо, бездумно и безнадежно. Сначала она была недоверчива, как и все эти девушки, но потом, после того как мы поговорили несколько раз, привязалась ко мне. Это была странная связь. Случалось, я не видел ее неделями, а потом она стояла где-то на тротуаре и ждала меня. Тогда мы оба не имели никого, и даже те немногие крупицы тепла, которые мы давали друг другу, были для каждого значительны. Я давно уже не видел ее. С тех пор, как познакомился с Пат.
- Где ты столько пропадала, Лиза?
Она пожала плечами:
- Не всё ли равно? Просто захотелось опять увидеть тебя… Ладно, могу уйти…
- А как ты живешь?
- Оставь ты это… - сказала она. - Не утруждай себя…
Ее губы дрожали. По ее виду я решил, что она голодает.
- Я пройду с тобой немного, - сказал я.
<…>
Я принялся развертывать покупки. Лиза переодевалась. Сперва она сняла платье, а не ботинки, хотя у нее всегда сильно болели ноги, я это знал. Ведь ей приходилось так много бегать. Она стояла посреди комнатки в своих высоких до колен, лакированных ботинках и в черном белье.
- Как тебе нравятся мои ноги? - спросила она.
- Классные, как всегда…
Мой ответ обрадовал ее, и она с облегчением присела на кровать, чтобы расшнуровать ботинки.
- Сто двадцать марок стоят, - сказала она, протягивая мне их. - Пока заработаешь столько, износятся в пух и прах.
Она вынула из шкафа кимоно и пару парчовых туфелек, оставшихся от лучших дней; при этом она виновато улыбнулась. Ей хотелось нравиться мне. Вдруг я почувствовал ком в горле, мне стало грустно в этой крохотной каморке, словно умер кто-то близкий.
Мы ели, и я осторожно разговаривал с ней. Но она заметила какую-то перемену во мне. В ее глазах появился испуг. Между нами никогда не было больше того, что приносил случай. Но, может быть, как раз это и привязывает и обязывает людей сильней, чем многое другое. Я встал.
- Ты уходишь? - спросила она, как будто уже давно опасалась этого.
- У меня еще одна встреча…
Она удивленно посмотрела на меня:
- Так поздно?
- Важное дело, Лиза. Надо попытаться разыскать одного человека. В это время он обычно сидит в «Астории». Нет женщин, которые понимают эти вещи так хорошо, как девушки вроде Лизы. И обмануть их труднее чем любую женщину. Ее лицо стало каким-то пустым.
- У тебя другая…
- Видишь, Лиза… мы с тобой так мало виделись… скоро уже год… ты сама понимаешь, что…
- Нет, нет, я не об этом. У тебя женщина, которую ты любишь! Ты изменился. Я это чувствую.
- Ах, Лиза…
- Нет, нет. Скажи!
- Сам не знаю. Может быть…
Она постояла с минуту. Потом кивнула головой.
- Да… да, конечно… Я глупа… ведь между нами ничего и нет… - Она провела рукой по лбу. - Не знаю даже, с какой стати я…
Я смотрел на ее худенькую надломленную фигурку. Парчовые туфельки… кимоно… долгие пустые вечера, воспоминания…
- До свидания, Лиза…
- Ты идешь… Не посидишь еще немного? Ты идешь… уже?
Я понимал, о чем она говорит. Но этого я не мог. Было странно, но я не мог, никак не мог. Я чувствовал это всем своим существом. Раньше такого со мной не бывало. У меня не было преувеличенных представлений о верности. Но теперь это было просто невозможно. Я вдруг почувствовал, как далек от всего этого.
Она стояла в дверях.
- Ты идешь… - сказала она и тут же подбежала к комоду. - Возьми, я знаю, что ты положил мне деньги под газету… я их не хочу… вот они… вот… иди себе…
- Я должен, Лиза.
- Ты больше не придешь…
- Приду, Лиза….
- Нет, нет, ты больше не придешь, я знаю! И не приходи больше! Иди, иди же наконец… - Она плакала. Я спустился по лестнице, не оглянувшись.
- Где ты столько пропадала, Лиза?
Она пожала плечами:
- Не всё ли равно? Просто захотелось опять увидеть тебя… Ладно, могу уйти…
- А как ты живешь?
- Оставь ты это… - сказала она. - Не утруждай себя…
Ее губы дрожали. По ее виду я решил, что она голодает.
- Я пройду с тобой немного, - сказал я.
<…>
Я принялся развертывать покупки. Лиза переодевалась. Сперва она сняла платье, а не ботинки, хотя у нее всегда сильно болели ноги, я это знал. Ведь ей приходилось так много бегать. Она стояла посреди комнатки в своих высоких до колен, лакированных ботинках и в черном белье.
- Как тебе нравятся мои ноги? - спросила она.
- Классные, как всегда…
Мой ответ обрадовал ее, и она с облегчением присела на кровать, чтобы расшнуровать ботинки.
- Сто двадцать марок стоят, - сказала она, протягивая мне их. - Пока заработаешь столько, износятся в пух и прах.
Она вынула из шкафа кимоно и пару парчовых туфелек, оставшихся от лучших дней; при этом она виновато улыбнулась. Ей хотелось нравиться мне. Вдруг я почувствовал ком в горле, мне стало грустно в этой крохотной каморке, словно умер кто-то близкий.
Мы ели, и я осторожно разговаривал с ней. Но она заметила какую-то перемену во мне. В ее глазах появился испуг. Между нами никогда не было больше того, что приносил случай. Но, может быть, как раз это и привязывает и обязывает людей сильней, чем многое другое. Я встал.
- Ты уходишь? - спросила она, как будто уже давно опасалась этого.
- У меня еще одна встреча…
Она удивленно посмотрела на меня:
- Так поздно?
- Важное дело, Лиза. Надо попытаться разыскать одного человека. В это время он обычно сидит в «Астории». Нет женщин, которые понимают эти вещи так хорошо, как девушки вроде Лизы. И обмануть их труднее чем любую женщину. Ее лицо стало каким-то пустым.
- У тебя другая…
- Видишь, Лиза… мы с тобой так мало виделись… скоро уже год… ты сама понимаешь, что…
- Нет, нет, я не об этом. У тебя женщина, которую ты любишь! Ты изменился. Я это чувствую.
- Ах, Лиза…
- Нет, нет. Скажи!
- Сам не знаю. Может быть…
Она постояла с минуту. Потом кивнула головой.
- Да… да, конечно… Я глупа… ведь между нами ничего и нет… - Она провела рукой по лбу. - Не знаю даже, с какой стати я…
Я смотрел на ее худенькую надломленную фигурку. Парчовые туфельки… кимоно… долгие пустые вечера, воспоминания…
- До свидания, Лиза…
- Ты идешь… Не посидишь еще немного? Ты идешь… уже?
Я понимал, о чем она говорит. Но этого я не мог. Было странно, но я не мог, никак не мог. Я чувствовал это всем своим существом. Раньше такого со мной не бывало. У меня не было преувеличенных представлений о верности. Но теперь это было просто невозможно. Я вдруг почувствовал, как далек от всего этого.
Она стояла в дверях.
- Ты идешь… - сказала она и тут же подбежала к комоду. - Возьми, я знаю, что ты положил мне деньги под газету… я их не хочу… вот они… вот… иди себе…
- Я должен, Лиза.
- Ты больше не придешь…
- Приду, Лиза….
- Нет, нет, ты больше не придешь, я знаю! И не приходи больше! Иди, иди же наконец… - Она плакала. Я спустился по лестнице, не оглянувшись.