Телеграмма
Эта удивительная история описана в воспоминаниях Олега Осетинского. Поначалу подумалось, что это фейк, но затем нашлись и другие свидетельства.
Олег Осетинский. Писатель. Родился 9 июля 1937 г. В сентябре 1953 г. был исключен из 9 класса школы за выпуск антисоветской стенной газеты "Одесские новости". В 1961 году окончил Высшие сценарно-режиссерские курсы. Автор сценариев 12-ти художественных фильмов, самые известные из которых сериал "Михайло Ломоносов" и "Звезда пленительного счастья" (в соавторстве). В 1993 г. самостоятельно снял любительской камерой знаменитую ленту о Венедикте Ерофееве "Веня, или Как пьют и умирают в России".
Из воспоминания Олега Осетинского, опубликованных в сентябре 2007 года.
"Был я когда-то московским советским мальчиком, любил, как почти все дети того времени, читать сентиментальные рассказы писателя Константина Паустовского. Потом поехал в Сибирь, прошёл там суровейшую школу выживания. Вернувшись в Москву, стал пробиваться в кино. Все мы тогда бредили Западом, русской культуры как бы стеснялись. Было время хрущёвской оттепели, первая духовная "перестройка"... Однажды раздался звонок Андрона Кончаловского: "Марлен Дитрих приехала! Она в Доме кино!"
Вечером у Дома кино на Воровского было не пробиться. Но Андрон достал места в партер. И вот выходит она: узкое белое платье, потрясающая фигура. Колье из сияющих бриллиантов. Запела! Чуть хрипловато, бесстрастно, как бы сверху... чудовищно эротично. "Лили Марлен"... Мы лопались от священного восторга: вот оно, вот он, волшебный Запад! Зал ревел.
Напились мы тогда у Андрона по-страшному. Орали, визжали: "К чёрту Россию лапотную - только Запад! Там изощрённость, раскрепощённость, свобода!" Проснулись днём, продолжили восторги, и вечером сил пойти на второй концерт Марлен Дитрих уже не было.
Прошло много лет и сбылись наши оттепельные мечты. Пришла Перестройка. Дюжина олигархов и двадцать тысяч обкомовцев-вээлкаэсэмовцев скупили за гроши всю Россию. Страной правили новые русские мошенники, блатные и горсть новых бюрократов. Я от этой грязи сбежал на Запад, с ужасом слушал новости о Жириновском, об "авторитетах", правящих целыми областями, о путанах, ставших главными звёздами медиа, о Березовских и Потаниных, о батальонах киллеров и прочей пене нашего лже-капитализма. Прошло 15 лет.
Я вернулся в Москву, башенную и "безбашенную". Съездил в Крым, страну нашего юного диссидентства. С ужасом бежал из шалманистого, грохочущего Коктебеля. Заехал в Старый Крым и случайно попал в маленький, только что открытый музейчик советского писателя, кумира моего детства Константина Паустовского. Осмотрел простенькую экспозицию и со снисходительной полуусмешкой умудрённого путешествиями по земному шару небожителя заметил вдруг на стене странную фотографию: Константин Паустовский, а перед ним на коленях какая-то странная женщина. Наклонился, щурясь, и, не веря своим глазам, обернулся к девушке-заведующей. Она кивнула мне с улыбкой понимания: "Да, это Марлен Дитрих".
Признаюсь, я испытал лёгкий шок, а когда девушка рассказала мне историю этой фотографии, то испытал шок настоящий. Оказалось, что 35 лет назад, на втором вечере Марлен в ЦДЛ, куда мы с Андроном не дошли, случилось нечто фантастическое.
В конце концерта на сцену ЦДЛ вышел с поздравлениями и комплиментами большой начальник и любезно спросил Дитрих: "Что бы вы хотели еще увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, Хрущёва, казино?". И эта богиня в бриллиантах вдруг тихо сказала: "Я бы хотела увидеть советского, русского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет".
Присутствующие были ошарашены. Мировая звезда - и какой-то Паустовский! Что за бред? Все зашептались - что-то тут не то... Начальник, тоже обалдевший поначалу, опомнился первым. Он понял: звезда с жиру бесится, но ничего, и не такие причуды полоумных звёзд выполняли. Натурально - всех на ноги! К вечеру Паустовского - полуживого, умирающего в дешёвой больнице, разыскали. Объяснили суть. Но он отказался. Потребовали. Не вышло. Пришлось умолять! Умолили...
При огромном скоплении народа, в конце второго концерта немецко-американской дивы и звезды Голливуда на сцену ЦДЛ с букетом вышел, чуть пошатываясь, высокий, худой старик. Вдруг легендарная звезда, гордая валькирия, подруга Ремарка и Хемингуэя, не сказав ни единого слова, молча грохнулась перед ним на колени. А потом, схватив его руку, начала её целовать, и долго прижимала к своему лицу, залитому слезами. Большой зал ахнул и замер, как в параличе. Потом медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то, начал вставать. Встали все. Прозвучал чей-то потрясенный женский крик и зал вдруг взорвался бешеным водопадом рукоплесканий.
Потом, когда замершего от неожиданности Паустовского усадили в старое кресло, и зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что прочла немало книг, но самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ Константина Паустовского "Телеграмма", который случайно прочитала в переводе на немецкий в каком-то сборнике, рекомендованном для чтения немецкому юношеству.
Утерев бриллиантовую слезу, Марлен сказала очень просто: "С тех пор я чувствовала некий долг - поцеловать руку писателя, который это написал. И вот - сбылось! Я счастлива, что успела это сделать. Спасибо вам всем - и спасибо России".
Когда я прочел эту историю в переложении Олега Осетинского, то подумал, а вдруг это легенда? Слишком уж фантастически она выглядит. Пришлось обратиться к мемуарам свидетелей и, прежде всего, самой Марлен Дитрих. Оказалось, нет, не выдумка. И хотя в изложении Марлен и других очевидцев, она выглядит несколько по-иному, но кардинально в ней ничего не меняется. Лишь добавилось несколько штрихов.
Из воспоминаний Галины Арбузовой, дочери Алексей Арбузова и падчерицы Константина Паустовского:
Константин Георгиевич очень хотел пойти на концерт Марлен Дитрих в Дом литераторов, но врачи его не пускали (у него было несколько инфарктов и тяжелая астма). Кроме того, он только что выписался из больницы. Но его любимый домашний врач, Виктор Абрамович Коневский, сказал: "Ну хорошо, я пойду с вами".
После концерта Марлен Дитрих задали несколько вопросов: "Знаете ли вы русскую литературу?", "Есть ли у вас любимый русский писатель?" Она сказала: "Я люблю Паустовского, и особенно его рассказ "Телеграмма". Когда она это сказала, то по залу пошел шумок: "Паустовский здесь, Паустовский здесь..." Переводчик ей это перевел, и она стала смотреть в зал, думая, что писатель сейчас поднимется. А Паустовский (он был застенчивым человеком) не вставал. Тогда зал стал аплодировать, как бы вызывая его на сцену... В конце концов, Константин Георгиевич вышел, и тут Марлен, не говоря ни слова, встала перед ним на колени в своем вечернем платье, расшитом камнями. Платье было таким узким, что нитки стали лопаться и камни посыпались по сцене. Люди, думая, что это драгоценные камни, бросились их собирать, чтобы отдать ей. А Марлен в своем узком платье стояла на коленях и сама не могла подняться. Доктор Коневский подбежал к сцене и сказал Паустовскому: "Ни в коем случае не поднимайте!"
Паустовский несколько мгновений стоял в растерянности. Наконец, Марлен помогли подняться, Паустовский поцеловал ей руку, и неловкость исчезла. Потом Дитрих прислала ему три свои фотографии на память. Одна из них висит у нас в Тарусе".
Ну и, наконец, предоставим слово Марлен Дитрих.
Марлен Дитрих. Паустовский (глава из книги воспоминаний):
Однажды я прочитала рассказ «Телеграмма» Паустовского (в книге рядом с русским текстом шел английский перевод). Он произвел на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть. Мне не удавалось разыскать другие книги этого удивительного писателя.
Когда я приехала на гастроли в Россию, то в московском аэропорту спросила о Паустовском. Тут собрались сотни журналистов, они не задавали глупых вопросов, которыми мне обычно досаждали в других странах. Их вопросы были очень интересными. Наша беседа продолжалась больше часа. Когда мы подъезжали к моему отелю, я уже все знала о Паустовском. Он в то время был болен, лежал в больнице. Позже я прочитала оба тома «Повести о жизни» и была опьянена его прозой.
Мы выступали для писателей, художников, артистов, часто бывало даже по четыре представления в день. И вот в один из таких дней, готовясь к выступлению, Берт Бакарак и я находились за кулисами. К нам пришла моя очаровательная переводчица Нора и сказала, что Паустовский в зале. Но этого не могло быть, мне ведь известно, что он в больнице с сердечным приступом, так мне сказали в аэропорту в тот день, когда я прилетела. Я возразила: «Это невозможно!» Нора уверяла: «Да, он здесь вместе со своей женой».
Представление прошло хорошо. По окончании шоу меня попросили остаться на сцене. И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить ни слова, не нашла иного способа высказать ему свое восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени.
Волнуясь о его здоровье, я хотела, чтобы он тотчас же вернулся в больницу. Но его жена успокоила меня: «Так будет лучше для него». Больших усилий стоило ему прийти, чтобы увидеть меня. Он вскоре умер. У меня остались его книги и воспоминания о нем. Он писал романтично, но просто, без прикрас. Я не уверена, что он известен в Америке, но однажды его «откроют». В своих описаниях он напоминает Гамсуна. Он - лучший из тех русских писателей, кого я знаю. Я встретила его слишком поздно".
пс. Ну и последнее. Если кто-то захочет прочесть рассказ, так поразивший Дитрих, то это можно сделать здесь: http://smartfiction.ru/prose/telegram/ Лишь одно предупреждение - рассказ весьма сентиментальный и действует прежде всего на женщин. Впрочем, это не отменяет того факта, что написан он мастерски, прекрасным языком и действительно производит мощное впечатление на читателя.