Первая декада
Вчера кануло 10 лет с того дня, как мы приехали в Германию.
Помню все, как будто это было сегодня утром, и ухмыляюсь многому.
Прежде всего - своей редкой наглости и самонадеянности. Уж кому-кому, но мне - на тот момент достаточно известному в городе учителю иврита с семилетним стажем, выпустившему в другое небо сотни учеников и не устававшему им повторять, что язык под этим другим небом - не только самое важное, но его знание будет для каждого солидным гандикапом на старте - мне, говорю, нелишне было б знать при пересечении тогдашних европейских границ в незабываемом Згоржелеце/Гёрлице чуть больше, чем "хенде хох", "данке" и "гутен таг"...
Жизнь предотъездного года у меня просто кипела в любой точке, куда ни ткни, и я как-то все чудом успевал в последний момент. Наверно, все было предопределено, и поэтому явная помощь неких сил чувствовалась очень часто. Помню, как мне дико не хотелось тащиться в ОВИР родного района с документами, но туда надо было только лично. Я понес туда свое перекошенное отвращением лицо ранним утром сырого февральского дня, причем об съесть что-то этим утром не могло быть и речи. Очередь к инспектору была такая, что я с облегчением решил уходить - а тут объявили, что вышел из отпуска старший инспектор, и как раз мой сектор домов был в ее ведении. Так что я зашел через 10 минут. Еще через 3 выяснилось, что тетя эта, перед фамилией которой трепетал весь район, живет в моем доме (там, где я был прописан) и даже прекрасно знает, что я "прописан, но не живу" (квартиру я последние 4 года после маминой смерти сдавал). Мы очень душевно поговорили, все документы оказались на месте, и она прекрасно все у меня приняла без малейших дополнительных вливаний, слухами о необходимости которых опять же полнился весь район.
В течение года я упорно посылал ключевые слова к кроссвордам газеты "Телескоп" (интересно, есть ли она сейчас?) и все надеялся, что мне по жребию наконец достанется приз. Это произошло ровно за 2 недели до отъезда, когда выписанный внутренний паспорт уже был сдан в ОВИР, а загранпаспорт еще не получен, и в качестве документа я захватил с собой комсомольский билет (в свое время мне его вернули на добрую память) и старый профсоюзный. Естественно, книжку Чейза мне дали без всяких документов, а оба этих билетика так и остались лежать у меня в дорожной барсетке и приехали со мной сюда.
Увольнялся с родного завода я тоже преступно поздно, когда уже давно пора было сдаваться в ОВИР. Наш главный конструктор Женя Л-ко, знавший меня 17 лет, еще в бытность свою комсоргом нашего СКБ, был настолько уныл, скрупулезен и нуден, что получил от вверенного коллектива стойкую кличку "Интерфейс". Я боялся, что он начнет вести со мной задушевно-увещевательные беседы, а обратный отсчет уже был запущен, и каждая минута настойчиво стучала по голове. Но получив ровно через минуту свое заявление обратно с жениной резолюцией "Не возражаю", я где-то даже обиделся. Мог бы и в глаза ренегату взглянуть на прощанье. Стоит ли говорить о том, что при всей моей застарелой неприязни к числу "6" указ о моем увольнении был подписан 6 июля и имел номер 66?..
Вдобавок ко всему ровно за день до выписки моего паспорта я еще успел продать акции родного завода (мне они как ветерану предприятия были положены, и даже на вполне симпатичную в те времена сумму - что-нибудь около 400 долларов) - их можно было продать, только будучи прописанным. С выпиской тогда ни у кого особых сложностей не было, поскольку бумага из налоговой у меня, опять-таки по чистой случайности, была - все учителя иврита в Сохнуте получали ее как совместители, а недели через 2 после того, как мне ее выдали, в налоговую уже выстроились очереди с бодряще-зимними ночными дежурствами. Кроме же бумаги этой, все необходимое для быстрой выписки было известно каждому: бутылка коньяка и коробка конфет в аккуратном пакете.
И всё как-то покатилось быстрее и стремительнее - последний урок в Сохнуте 18 августа, по дороге на урок удивляюсь: и c чего это все обменки закрыты? Удивительно, но доплатить за "перевес" багажа - лишних килограмм 200 книг - я еще успел до дефолта, по старому курсу. Последний частный урок, с гениальным ученым и потрясающим человеком Яковом Е. А-гом - 20 августа. Мы занимались вечером, и вот часов в 10 уже пересекаю почти пустую Площадь, как-то становится понятно, что вот теперь уж многое - в последний раз, учить ивриту, скорее всего, тоже не буду никогда, и Площадь вот так пересекать, почти не спеша - вряд ли.
Потом еще были проводы у нас дома, на которых была распита ждавшая этого момента год бутылка редкого вина, купленная в монастыре латрунских отшельников-молчальников под Иерусалимом.
Уезжали мы 22-го, знаменитой и ныне почившей фирмой "Эталон". Фирма была серьезная, за месяц до отъезда они проводили инструктаж для отъезжающих. Тяни ходила туда и аккуратно все конспектировала, потом мы с Толкаем долго догадывались, что бы могло значить в этих записях загадочное "Таможня - шашни"?.. Найти того, с кем их будут крутить, так и не удалось, а таможня, как выяснилось, носит имя Шегини. У кого из моих компатриотов, ездивших автобусом в Европы, не ёкнет сердечко, когда по нему шаркнут этим славным именем?
День освобождения Харькова, 23 августа, мы встретили в автобусе. 24-го наконец вкатились в Германию. Первая большая остановка, когда все наконец-то вывалились из автобуса, расслабились и вытащили заныканные марки - называлась Dresdener Tor. Я зашел внутрь помещения и понял, что жизнь-то действительно наступает другая. Не то чтоб какие-то особо иные люди или одежды. Но здесь по-другому пахло все, и воздух в том числе. А это уже серьезно.
К первой своей общаге в Мееране мы прикатились около 6 вечера. Что сразу поразило - обилие людей разного возраста (человек 15), которые все были родственники и все - из Баку. Они зато оказались отзывчивые и дружно помогли нам таскать бесчисленные бебехи, а главное - 25 коробок (около 600 килограмм) книг. В этот же день случилась и трагическая потеря - я забыл в автобусе под сиденьем дорожный баульчик с остатками еды и, что гораздо грустнее - двухтомником Абрама Терца и двумя книжками Белого, в багаж не вписавшимися и впихнутыми в последний момент. Книжки и еда проехали впоследствии с теми же водилами весь обратный путь, и когда еда испустила мощный дух - сумка была ими по этому духу обнаружена. Потом я книжки забрал в свой первый приезд в Харьков через несколько месяцев. Кстати, вся моя первая здесь телефонная карточка в 50 марок ушла на звонок этому водиле домой, чтоб найти следы книжек - он спал после рейса, и жена его долго будила... Звонил я, естественно, напрямую, не будучи обогащен знанием тайн Call-by-call - то бишь по 2 марочки в минуту.
Вообще в первые эти дни было много уморительного. Души в общаге, которые выключались через каждую минуту, и их надо было стимулировать по новой. Километровые простыни писем из Социала, которые я разбирал по слову, поскольку, как уже сказано, в первоначальном моем капитале немецких слов было всего три. Игры в карты ("девятки") в общаге. Я еще зачем-то каждый день слушал по приемнику "Коль Исраэль" - мнил сохранить языковую форму.
Через 2 недели, 7 сентября, нас отправили в славный город Дёбельн (он же Doebeln в телеграфной нотации - как мило русскому глазу и как соответствует сути этого места ;)), началась другая жизнь, в которой всего было много, и хорошего и разного.
Выводов и моралей никаких не усматриваю. Жалеть ни о чем не жалею - это совершенно бессмысленно по определению. Лучше всего сказала Токарева в "Римских каникулах": Хорошо, что та жизнь была. И хорошо, что кончилась. "Все, что не имеет перспектив, должно окончиться рано или поздно. Даже человек."
Не люблю и не хочу обобщений, но конкретно моя жизнь в прошлой стране перспектив не имела. В Сохнуте все рухнуло меньше чем через год. Ангелоподобная Леночка З., существо с шелестящим небесными перезвонами голосом, сногcшибательной библейской красоты - Суламифь рядом с ней отдыхала - выбившись в начальство, окрепла голосом и нахрапом и устраивала еще работавшим там моим коллегам громоподобные скандалы в присутствии учеников. Потом, еще через пару лет, свернули почти все образовательные программы... Мой некогда блиставший и командой, и техникой отдел на заводе усох до трех бабонек, и, превратившись в жалкую группешку, был упразднен, оставшихся присоединили к уборщицам и слесарям.
Одна из многочисленных бабушкиных домработниц осталась в анналах исторической своей фразой "Правыльно зробылось!". Наверное, так.
И сегодня - первый денек моей второй здесь декады. Полет нормальный?..
ЗЫ Взгляд Тяни на предмет и исторические фото - здесь.
Помню все, как будто это было сегодня утром, и ухмыляюсь многому.
Прежде всего - своей редкой наглости и самонадеянности. Уж кому-кому, но мне - на тот момент достаточно известному в городе учителю иврита с семилетним стажем, выпустившему в другое небо сотни учеников и не устававшему им повторять, что язык под этим другим небом - не только самое важное, но его знание будет для каждого солидным гандикапом на старте - мне, говорю, нелишне было б знать при пересечении тогдашних европейских границ в незабываемом Згоржелеце/Гёрлице чуть больше, чем "хенде хох", "данке" и "гутен таг"...
Жизнь предотъездного года у меня просто кипела в любой точке, куда ни ткни, и я как-то все чудом успевал в последний момент. Наверно, все было предопределено, и поэтому явная помощь неких сил чувствовалась очень часто. Помню, как мне дико не хотелось тащиться в ОВИР родного района с документами, но туда надо было только лично. Я понес туда свое перекошенное отвращением лицо ранним утром сырого февральского дня, причем об съесть что-то этим утром не могло быть и речи. Очередь к инспектору была такая, что я с облегчением решил уходить - а тут объявили, что вышел из отпуска старший инспектор, и как раз мой сектор домов был в ее ведении. Так что я зашел через 10 минут. Еще через 3 выяснилось, что тетя эта, перед фамилией которой трепетал весь район, живет в моем доме (там, где я был прописан) и даже прекрасно знает, что я "прописан, но не живу" (квартиру я последние 4 года после маминой смерти сдавал). Мы очень душевно поговорили, все документы оказались на месте, и она прекрасно все у меня приняла без малейших дополнительных вливаний, слухами о необходимости которых опять же полнился весь район.
В течение года я упорно посылал ключевые слова к кроссвордам газеты "Телескоп" (интересно, есть ли она сейчас?) и все надеялся, что мне по жребию наконец достанется приз. Это произошло ровно за 2 недели до отъезда, когда выписанный внутренний паспорт уже был сдан в ОВИР, а загранпаспорт еще не получен, и в качестве документа я захватил с собой комсомольский билет (в свое время мне его вернули на добрую память) и старый профсоюзный. Естественно, книжку Чейза мне дали без всяких документов, а оба этих билетика так и остались лежать у меня в дорожной барсетке и приехали со мной сюда.
Увольнялся с родного завода я тоже преступно поздно, когда уже давно пора было сдаваться в ОВИР. Наш главный конструктор Женя Л-ко, знавший меня 17 лет, еще в бытность свою комсоргом нашего СКБ, был настолько уныл, скрупулезен и нуден, что получил от вверенного коллектива стойкую кличку "Интерфейс". Я боялся, что он начнет вести со мной задушевно-увещевательные беседы, а обратный отсчет уже был запущен, и каждая минута настойчиво стучала по голове. Но получив ровно через минуту свое заявление обратно с жениной резолюцией "Не возражаю", я где-то даже обиделся. Мог бы и в глаза ренегату взглянуть на прощанье. Стоит ли говорить о том, что при всей моей застарелой неприязни к числу "6" указ о моем увольнении был подписан 6 июля и имел номер 66?..
Вдобавок ко всему ровно за день до выписки моего паспорта я еще успел продать акции родного завода (мне они как ветерану предприятия были положены, и даже на вполне симпатичную в те времена сумму - что-нибудь около 400 долларов) - их можно было продать, только будучи прописанным. С выпиской тогда ни у кого особых сложностей не было, поскольку бумага из налоговой у меня, опять-таки по чистой случайности, была - все учителя иврита в Сохнуте получали ее как совместители, а недели через 2 после того, как мне ее выдали, в налоговую уже выстроились очереди с бодряще-зимними ночными дежурствами. Кроме же бумаги этой, все необходимое для быстрой выписки было известно каждому: бутылка коньяка и коробка конфет в аккуратном пакете.
И всё как-то покатилось быстрее и стремительнее - последний урок в Сохнуте 18 августа, по дороге на урок удивляюсь: и c чего это все обменки закрыты? Удивительно, но доплатить за "перевес" багажа - лишних килограмм 200 книг - я еще успел до дефолта, по старому курсу. Последний частный урок, с гениальным ученым и потрясающим человеком Яковом Е. А-гом - 20 августа. Мы занимались вечером, и вот часов в 10 уже пересекаю почти пустую Площадь, как-то становится понятно, что вот теперь уж многое - в последний раз, учить ивриту, скорее всего, тоже не буду никогда, и Площадь вот так пересекать, почти не спеша - вряд ли.
Потом еще были проводы у нас дома, на которых была распита ждавшая этого момента год бутылка редкого вина, купленная в монастыре латрунских отшельников-молчальников под Иерусалимом.
Уезжали мы 22-го, знаменитой и ныне почившей фирмой "Эталон". Фирма была серьезная, за месяц до отъезда они проводили инструктаж для отъезжающих. Тяни ходила туда и аккуратно все конспектировала, потом мы с Толкаем долго догадывались, что бы могло значить в этих записях загадочное "Таможня - шашни"?.. Найти того, с кем их будут крутить, так и не удалось, а таможня, как выяснилось, носит имя Шегини. У кого из моих компатриотов, ездивших автобусом в Европы, не ёкнет сердечко, когда по нему шаркнут этим славным именем?
День освобождения Харькова, 23 августа, мы встретили в автобусе. 24-го наконец вкатились в Германию. Первая большая остановка, когда все наконец-то вывалились из автобуса, расслабились и вытащили заныканные марки - называлась Dresdener Tor. Я зашел внутрь помещения и понял, что жизнь-то действительно наступает другая. Не то чтоб какие-то особо иные люди или одежды. Но здесь по-другому пахло все, и воздух в том числе. А это уже серьезно.
К первой своей общаге в Мееране мы прикатились около 6 вечера. Что сразу поразило - обилие людей разного возраста (человек 15), которые все были родственники и все - из Баку. Они зато оказались отзывчивые и дружно помогли нам таскать бесчисленные бебехи, а главное - 25 коробок (около 600 килограмм) книг. В этот же день случилась и трагическая потеря - я забыл в автобусе под сиденьем дорожный баульчик с остатками еды и, что гораздо грустнее - двухтомником Абрама Терца и двумя книжками Белого, в багаж не вписавшимися и впихнутыми в последний момент. Книжки и еда проехали впоследствии с теми же водилами весь обратный путь, и когда еда испустила мощный дух - сумка была ими по этому духу обнаружена. Потом я книжки забрал в свой первый приезд в Харьков через несколько месяцев. Кстати, вся моя первая здесь телефонная карточка в 50 марок ушла на звонок этому водиле домой, чтоб найти следы книжек - он спал после рейса, и жена его долго будила... Звонил я, естественно, напрямую, не будучи обогащен знанием тайн Call-by-call - то бишь по 2 марочки в минуту.
Вообще в первые эти дни было много уморительного. Души в общаге, которые выключались через каждую минуту, и их надо было стимулировать по новой. Километровые простыни писем из Социала, которые я разбирал по слову, поскольку, как уже сказано, в первоначальном моем капитале немецких слов было всего три. Игры в карты ("девятки") в общаге. Я еще зачем-то каждый день слушал по приемнику "Коль Исраэль" - мнил сохранить языковую форму.
Через 2 недели, 7 сентября, нас отправили в славный город Дёбельн (он же Doebeln в телеграфной нотации - как мило русскому глазу и как соответствует сути этого места ;)), началась другая жизнь, в которой всего было много, и хорошего и разного.
Выводов и моралей никаких не усматриваю. Жалеть ни о чем не жалею - это совершенно бессмысленно по определению. Лучше всего сказала Токарева в "Римских каникулах": Хорошо, что та жизнь была. И хорошо, что кончилась. "Все, что не имеет перспектив, должно окончиться рано или поздно. Даже человек."
Не люблю и не хочу обобщений, но конкретно моя жизнь в прошлой стране перспектив не имела. В Сохнуте все рухнуло меньше чем через год. Ангелоподобная Леночка З., существо с шелестящим небесными перезвонами голосом, сногcшибательной библейской красоты - Суламифь рядом с ней отдыхала - выбившись в начальство, окрепла голосом и нахрапом и устраивала еще работавшим там моим коллегам громоподобные скандалы в присутствии учеников. Потом, еще через пару лет, свернули почти все образовательные программы... Мой некогда блиставший и командой, и техникой отдел на заводе усох до трех бабонек, и, превратившись в жалкую группешку, был упразднен, оставшихся присоединили к уборщицам и слесарям.
Одна из многочисленных бабушкиных домработниц осталась в анналах исторической своей фразой "Правыльно зробылось!". Наверное, так.
И сегодня - первый денек моей второй здесь декады. Полет нормальный?..
ЗЫ Взгляд Тяни на предмет и исторические фото - здесь.