Откуда есть пошла самостийнисть. Ч.2
Продолжение отрывка из книги Геннадия Неделько «История государства, которого никогда не было» (2013). Начало здесь.
Когда-то мне доводилось сталкиваться с мнением, что государства, дескать, создают не политики и не вожди, а талантливые поэты и писатели, способные своим творчеством пробудить в народе его самосознание, его национальное «эго». И лишь только после того как эти черты начинают проявляться, за дело берутся политики. Возможно это так и есть, но только для того чтобы народ понял и принял ту или иную идею такого певца-предтечи, надо непременно, чтобы источником из которого он черпает ту живую воду своего творчества, которая способна дать жизнь чему-то или кому-то, был сам народ, с его культурой, традициями, с его живой исторической памятью в виде легенд, былин, народных сказаний. Надо чтоб его творчество горело неугасаемым, вечным огнём любви, надежды и веры. Всё это легко можно обнаружить у Гердера, Гётте, Шиллера, Пушкина, Есенина. Можем ли мы тоже самое сказать о Шевченко? Нет! Поэзия Шевченко никогда не имела глубоких корней, уходивших в глубь столетий, никогда не черпала вдохновения из глубин устных народных преданий и легенд, потому что у того народа который воспевал поэт их не было. Не встретим мы в его стихах и любви - одна злоба, нытьё и зависть. «Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал - писал Белинский Аненкову о творчестве Шевченко - (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы)... Шевченку послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь его судьею, я сделал-бы не меньше». Вы знаете, я почти согласен с Белинским, тем более, что кое-что из шевченковских віршей не только читать, но и зубрить мне доводилось. И, тем не менее, как это не противоречиво выглядит, я убеждён, всегда говорил и говорить буду, что Шевченко великий поэт. И обладай он вместо тех свойств, которые ему присущи (злоба, нытьё, зависть) всеми выше перечисленными (вера, надежда, любовь) возможно и стали бы украинцы с его подачи нормальной самостоятельной нацией, связанной братскими узами с российским народом, а не нацией, «сиротою» во всём похожей на своего Великого Кобзаря, но…. - В чём же велик Шевченко как поэт? В старину, когда умирал человек, для того чтобы контрастней обозначить картину постигшего их горя, родственники покойного приглашали плакальщиков. Среди таких плакальщиков нередко встречались настоящие виртуозы своего дела. Они абсолютно без всякой жалости к усопшему, без капли сострадания к его родным и близким, так причитали над лежащим в гробу покойником, что слёзы на глазах появлялись буквально у всех, кто находился рядом, исключая, конечно, покойного. Шевченко обладал высочайшим искусством плакальщика. Да, действительно, Белинский прав, поле деятельности плакальщика лежит в чрезвычайно узкой плоскости и особого ума не требует, но плакать даже там, где другой бы смеялся, для этого надо обладать талантом. Так в своём стихотворении к Гоголю Шевченко писал:
Ти смієшся, а я плачу,
Великий мій друже.
Давайте поинтересуемся, с чего же это вдруг пробило на слезу нашего Кобзаря именно в тот момент, когда Гоголь так возрадовался? Оказывается от того что:
Не заревуть в Україні
Вольнії гармати.
Не заріже батько сина,
Своєї дитини,
За честь, славу, за братерство,
За волю Вкраїни.
Белинский считал, что стихи Шевченко «нисколько не злы». Вот тут я с ним совсем не согласен, надо было все-таки Белинскому пару тройку віршів прочесть. Ведь невозможно заподозрить в доброте человека, плачущего от того что «не заріже батько сина». Поэзия Кобзаря не то, что злая - она хищная, и без крови и трупов представить её трудно. Кровавые сценарии подобные ниже приведённому присущи чуть ли не четверти всех віршів и поэм Кобзаря:
Вже не три дні, не три ночі
Б’ється пан Трясило.
Од Лимана до Трубайла
Трупом поле крилось.
Но живописно преподнесённая картина побоища поэту кажется неубедительной, и он продолжает упиваться кровью и смаковать мертвячину.
Червоною гадюкою
Несе Альта вісті,
Щоб летіли круки з поля
Ляшків-панків їсти.
Налетіли чорні круки
Вельможних будити,
Зібралося козачество
Богу помолитись.
Закрякали чорні круки,
Виймаючи очі.
Заспівали козаченьки
Пісню тії ночі,
Тії ночі кривавої,
Що славою стала
Тарасові, козачеству,
Ляхів що приспала.
Что примечательно, исторические познания Шевченко глубже поры казачества фактически не опускаются. Все его познания в истории сводятся к тому, что:
Було колись - в Україні
Ревіли гармати;
Було колись - запорожці
Вміли пановати.
Пановали, добували
І славу, і волю;
Минулося - осталися
Могили на полі.
Постоянное нытьё поэта, постоянное стремление выглядеть самым несчастным; жалобы на свою несчастливую долю являются отличительной чертой его творчества. Он даже не стесняется совершенно беспочвенно завидовать своему другу Н. Маркевичу и хнычет, размазав по щекам соплю со слезою пополам:
Бандуристе, орле сизий,
Добре тобі, брате,
Маєш крила, маєш силу,
Є коли літати.
Тепер летиш в Україну,
Тебе виглядають.
Полетів би за тобою,
Та хто привітає?
Я й тут чужий, одинокий,
І на Україні
Я сирота, мій голубе,
Як і на чужині.
Кто плохо знает биографию поэта, может и впрямь подумать, что его жизнь и судьба в корне отличалась от всех тех, кто его окружал. Что в отличие от остальных, у которых, как дано Богом и устроено природой, жизнь подобна зебре, и чёрная полоса непременно чередуется со светлой, - у бедного несчастного поэта вся жизнь сплошной мрак, и не единого светлого пятнышка. И это тогда когда его окружали искренне любящие его друзья и сотни, не чаявших в нём души, поклонников его таланта? Конечно, у него были по-настоящему счастливые дни, которые можно и нужно было воспеть, были друзья, которых можно было прославлять, просто Шевченко был чистейшим прообразом своего же героя:
Отакий-то Перебендя,
Старий та химерний!
Заспіває весільної,
А на журбу зверне.
Журба, зависть и сопли по любому поводу, будь то любовь к женщине:
Багатого губатого
Дівчина шанує,
Надо мною, сиротою,
Сміється, кепкує.
Или наоборот любовь к мужчине, особенно если этот мужчина «москаль»:
Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі - чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Москаль любить жартуючи,
Жартуючи кине;
Піде в свою Московщину,
А дівчина гине...
У украинца-казака любовь конечно более пылкая. От неё даже привязанная косами к сосне сгорела Галя. И вообще, нескрываемая, патологическая нелюбовь к «москалям», граничащая с ненавистью, его постоянное оплакивание Украины:
Україно, Україно
Ненько моя, ненько!
Як згадаю тебе, краю,
Заплаче серденько...
Де поділось козачество,
Червоні жупани?
Де поділась доля-воля?
Бунчуки? Гетьмани?
Более того Шевченко научился плакать от имени самой несчастной Украины:
Сини мої на чужині,
На чужій роботі.
Дніпро, брат мій, висихає,
Мене покидає,
І могили мої милі
Москаль розриває...
Нехай риє, розкопує,
Не своє шукає
Такие вот стоны приносили Шевченко широкую популярность во всей огромной империи. Нет не в народе, народная популярность будет гораздо позже и придёт уже после смерти поэта. Им поначалу восхищались аристократы, пресытившаяся богатством, передовая интеллигенция, такие же любители побыть несчастненькими, или, по крайней мере, хотя бы постоять рядом. Это не обязательно были малороссы, чаще наоборот, российская интеллигенция желала послушать великого плакальщика. Им надоели любовные романы и поэмы, высокие чувства и светская мораль, надоели им весёлые водевили и поэты, славящие Родину и царя. Они очень были тронуты долей украинского народа, при этом как-то совсем забыв о таком же самом, с теми же самыми проблемами, народе российском. Они тяжело воздыхали и вместе с поэтом, который великолепно себя чувствовал в их обществе, винили во всём царя и правительство, но никто из них не догадался сам облегчить долю хотя бы своих крестьян, и дать им вольную не дожидаясь царского постановления. Большинство из них по окончанию чтений Шевченковских стихов тут же забывали о несчастной Украине и её несчастных, живущих в ней, нерусских украинцах. Но были и такие, что уходили с твёрдым намерением посвятить свою жизнь свободе и счастью украинского народа, вернуть ему утраченную волю. «Публика образованная, но не занимавшаяся специально исторической наукой, увлекаясь художественным воспроизведением минувшей жизни, чувствуя верность обрисовки исторической эпохи, воспроизведенной художником, принимала его произведения как исторический материал и, под влиянием общей исторической картины быта, считала и подробности быта, и подробности образов исторически верными, не заботилась о критической проверке отдельных более или менее крупных фактов. Такое отношение публики тем естественнее, что поэт воспроизводил нередко эпизоды не только в его время, но и поныне почти не разработанные наукой. Я не сомневаюсь, что большинство интеллигентной публики, читавшей произведения Шевченка, уверено в том, например, что Гонта казнил собственных детей, что Палий кончил жизнь в Межигорском монастыре, что Подкова и Гамалия ходили походами на Царьград и Скутари и т. п. И не только читающая публика, не занимавшаяся специально исторической наукой, готова была видеть в поэтических творениях Шевченка точное фактическое воспроизведение событий: по временам, даже исторические писатели разделяли взгляды публики…». Так писал о творчестве Шевченко и влиянии его на массы современной интеллигентной публики В.Б. Антонович. И действительно, ведь со взглядами на историю поэта поначалу были согласны и даже вдохновляли его на столь сомнительное творчество его «собратья» по «Кирилло-Мефодиевскому братству» Костомаров и Кулиш. Но со временем и Кулиш и Костомаров, как люди способные анализировать и критически подходить к проблеме, разобравшись, во что превращается вскормленное на фальсификации и мифах украинофильство, перешли на позиции признания русского единства. Пришло это осознание своих ошибок уже после смерти поэта. И если Костомаров в 70-х годах, поняв, что самую лучшую часть своей жизни он шёл по ложному пути как-то сник и утратил прежний свой азарт и яркость таланта, и даже тяжело заболел, то Кулиш после глубокого изучения истории Украины, не только нашёл в себе силы подвергнуть критике свои старые взгляды, но и обличить фальшивый, антинародный патриотизм Шевченко и, подражая великому поэту, писал:
Не герої правди й волі
В камиші ховались
Та з татарином дружили
З турчином єднались
……… ………. ……….
Павлюківці й Хмельничани
Хижаки - п’яниці,
Дерли шкуру з України
Як жиди з телиці,
А зідравши шкуру, мясом
З турчином делились,
Поки всі поля кістками
Білими покрились.
К сожалению, очень малое число интеллигентных людей, даже таких которые увлекались историей, были способны разобраться, где чистая история, а где миф. Как известно, широко разошедшаяся в светском обществе рукопись «Истории руссов» была весьма далека от того, чтобы можно было черпать из неё достоверные исторические факты. Совершенно превратно воспринимал исторические события из истории Малороссии и Шевченко, и извращённые, ретранслировал их в общество. О многих исторических документах, которые известны сегодня тогда никто и не догадывался. Правда, десятки антоновичей, костомаровых, кулишей, максимовичей, собирали в XIX столетии богатый урожай с полей украинского народного творчества, но вот отделить зерно истины от «плевел», дано было далеко не каждому, тем более, что было немало тех, кто эти «плевела» культивировал и специально выращивал. Так советник некоронованного короля польской эмиграции Адама Чарторыйского Франтишек Духинский создал свою собственную теорию происхождения польского украинского и российского народа. «Франтишек Духинский (1816 - 1893) родился на Правобережной Украине в украинско-польской семье. В 1834 году приехал для продолжения образования в Киев. Только что основанный Киевский университет стал тогда рассадником либеральных идей, а также значительно сблизил польских и украинских студентов» Так писала 2 апреля 2005 года ежедневная всеукраинская газета «День». И хотя университет святого Владимира в Киеве был русским и все науки в нем преподавались по-русски, но только русских (украинских) студентов там было не густо и украинский историк Д. Дорошенко писал, что: «…головна маса студентів у ньому були діти польських поміщиків з правобережної України». «Это было время, когда в среде польской интеллигенции была очень популярной идея объединения с украинцами («малороссами») для совместной борьбы против России и восстановления «общей родины» - Речи Посполитой», уверяет нас газета. А вот учившийся там в 50-х годах Драгоманов, как-то не заметил в поляках стремления к объединению и писал в своей автобиографии: «Рожденний на лівому березі Дніпра, я не мав наглядного понятя про Поляків, - і спочував ім, як жертвам російского деспотизму… Прийіхавши на правий беріг Дніпра, у Киів, я побачив, що Поляки тут - аристократія, а не народ, і був потрясений тим, що навіть студенти Поляки бють своіх слуг і ходять у косцьоли, де усердно клянчать…(молятся Н.Г.). Вкупі с тим мені кидалася в очи нетерпимість Поляків до Росіян і особливо до Малороссів, або Украінців». Вот так вот выглядела на самом деле эта «идея объединения». А о том кто и как стремился к восстановлению «общей родины» красноречиво говорят 55 зафиксированных на Правобережье восстаний крестьян против польской шляхты только за период с 1845 по 1848 годы. В связи с этим в 1847 - 1848 годах киевский генерал-губернатор Бибиков провёл так званную инвентарную реформу, которая ограничивала панщину до трёх дней; помещики не имели право самовольно отдавать крестьян в рекруты или ссылать в Сибирь, вмешиваться в личную жизнь своих подданных и наказывать их без суда. Естественно такой шаг значительно облегчил положение украинского крестьянина, но польским помещикам удалось добиться отмены этой реформы и угнетение крестьян ещё более усилилось. Духинский в это время уже уехал за границу, где Господь сподобил его заняться «научной» работой по перекройке истории России, Польши и Украины. «Не все из написанного им принято современной исторической наукой; однако, нельзя забывать, что вся его жизнь и творчество прошли на фоне насильственного подчинения Польши Москвой, во времена двух жестоко подавленных Польских восстаний и что Франтишек Духинский всегда имел только одну цель - содействовать восстановлению Польского государства». Как переживательно-сочувственно относится к Духинскому и его антинаучной теории газета «День». Хотелось бы мне знать, что же именно принято из шарлатанских измышлений Духинского «современной исторической наукой»? Но сначала коротко о самой теории Духинского.
Благотворный заграничный климат так разжижил его мозги, что ему вдруг открылась доселе скрытая от всех истина, заключающаяся в том, что украинцы и поляки это один и тот же народ. Что словаки, чехи, словенцы, хорваты, сербы и т.д. «вышли из Польши надвислянской, надднестрянской и надднепрянской и то во времена не слишком давние, а в VI и VII веках нашей эры». По мнению Духинского: «С Вислы выводят свое начало даже Славяне, жившие в Новгороде и на Днепре, и вообще все народы славянские, проживающие вне Польши, объединившейся в XIV веке». Он выяснил что слово «славяне» имело чужеземное происхождение, то ли финское, то ли германское, а своим национальным названием для славян было название «лехи». Оказывается все Рюриковичи, «…в Галиче, на Волыни, на Подолии, на Литве, на протяжении средних веков стремились к соединению с Польшей надвислянской, и память о которых мы самым несправедливым образом выбрасываем из нашей истории, или безразлично говорим об этих творцах нашего национального единства. Есть даже такие, - возмущался Духинский, - которые причисляют их к Москалям, потому что Рюриковичи господствовали также и над Москалями!» И вообще, по мнению Духинского, «История Руси до XIV века есть историей подготавливавшей жителей этих земель, и Рюриковичей и Славян, к соединению со Славянами надвислянскими». Поэтому он предлагает, отбросив название Русины, украинцев называть «восточными Поляками» или «славянами Польши восточного обряда», когда надо будет отличать их от собратьев «обряда латинского», то есть самих поляков. Что же касается великороссов, которых Духинский именует не иначе как «москалями», то о них говорится следующее: «Знайте, что они Славянами являются только по языку, но не по духу, не по характеру цивилизации; что в этом отношении Москали принадлежат к народам туранской ветви». По-видимому, в связи с этим он считает что «москали» должны называться «турками». «Москалями или Масками, Масыками, Мокселями назывались народы уральские, в Москве жившие и это название известно там с VI века нашей эры» просвещает заграничную публику «великий» польский «историк». А чтобы было совсем понятно кто такие «москали» он поясняет, что их национальное название было «мерды», и что оно выводится от названий племен меря, мурома, мордва. Отсюда, согласно Духинскому, происходит слово «смерд», состоящее из «с» и «мерд», что означало «потомок мерда»; так же как слово «шляхта» происходит от слов «с ляхов». А ещё «москалей» следует называть «монстрами» или «чудовищами» от финского слова «чудь» или «скифами», ибо название «скифов» или «скитов» происходит от слова «скитаться» т.е. кочевать, бродяжничать. Отсюда слово «скифы» заимствовали греки. Что же касается казаков, которыми, кстати, сегодня так гордится Украина, и почему-то особенно, не имеющая никакого отношения к казакам Западная, то «...по происхождению, по характеру цивилизации, по организации, казаки были чужды Славянам, потому, что были Киргизами-кайсаками, Каракалпаками и других названий кочевыми народами, происхождения туранского, которые из глубины средней Азии распространились до устья Днепра». Именно эти туранцы-казаки взбаламутили несчастных «восточных Поляков» и с помощью «чудовищ-москалей» захватили исконно польские земли, поэтому Духинский призывает: «На Днепро! На Днепро! К Киеву! О, народы Европы! Там ваше единство, так как там, малороссы ведут борьбу против Москвы за защиту своей европейской цивилизации». В итоге Духинский выражал светлую надежду, что в будущем Малая Русь все-таки отделится от Москвы и соединится с Польшей, однако при этом указывал, что «…если Малорусины захотят вернуться к давнему единству, то должны жертвой крови своей в борьбе против врагов Польши искупить ошибку своего отрыва...». Кого Духинский подразумевает под врагом, я думаю, объяснять не стоит, ну а на счёт крови - они и так пролили её немало.
Продолжение.