ДЕНЬ КОШКОДАВА
Жизнь возможна лишь в пространстве мифа…
Это я, твой звездный Близнец, и я возвращаюсь назад, к тебе…
На том берегу Реки, которому люди дали имя Птичьих Гор, наверное оттого, что Гор, Бог Неба, смотрел с высоты их на Город внизу за Рекой, неподалеку от Пирамиды Учения, с ее садами, где ветер был осторожен, когда с деревьев осыпались цветы… встречала лучи восходящего Солнца Та что звалась… Имя ее было… Это могло быть и твое имя, и какое угодно другое, и в имени ли дело… В который раз, о дух, уловленный лабиринтом ощущений, ты играешь в эту игру без правил, в который раз ты, дававший себе слово помнить, забываешь то, ради чего… Когда ты делаешь роковой шаг, что приводит тебя в эту вечно сумрачную зону, где в отчаянии и беспамятстве ты произносишь звуки, лишенные силы? Ты говоришь «уж теперь-то я смогу», и попадаешься всякий раз, потому что правила всякий раз меняются, все меняется, и вокруг только кривые зеркала, бездна и вечность… Прости, это все потому что мне трудно дышать без тебя…
Но иногда чье-то имя вдруг становится для тебя знаком - из тех, что разбрасывает среди разных подробностей и мелочей мира тот, кто играет на победителя в «кто не сбежит». И знаки эти собираются в узоры, проявляют тебе совсем иной - пугающий, завораживающий - смысл пошленького сюжетца. Разные энергетические уровни определяют разные реальности, но все они находится здесь, как в матрешке, как в луковице - простоватой сестре возвышенного брата лотоса. Вот, кстати, послушай…
ПРЕПЯТСТВИЕ, ЦЗЯНЬ 39, 09.11.03
Город вечерний шумит разноцветной толпой,
залитый утренним солнцем поет воробьями весной,
теплым уютом домов согревает друзей черно-белой зимой...
Город - иллюзия. Знаю, на самом-то деле
люди ушли, даже птицы давно улетели
Там, где тяжелые волны опасностью дышат
на глубине - затонувшего города крыши
Бродят по городу призраки - куклы и тени
А над водой только башни холодные стены
Стены у башни крепки, но смыкаясь
как будто становятся ближе
И потолок с каждым днем опускается ниже и ниже
Двое нас в башенке: Я и моя Паранойя
"Как же все это случилось? - спрошу у нее я с тоскою -
И отчего это имя ты странное носишь такое..?
Всех поглотила пучина - любовь, и надежду, и веру -
так велика была, видно, отчаянья мера.
Друг настоящий - он только в беде познается,
счастье такое не каждому в жизни дается.
Горечь измены и боль ты со мной разделяешь,
так почему же ты имени тайну от друга скрываешь?"
Ветер завыл и обрушился ревом прибоя.
Странной улыбкой осклабясь, ответила мне Паранойя:
"Видимо, греком был древний отец мой, создатель.
Что нам до греков... Ты лучше зови меня Катей!"
В 1968 году в Пестуме (Paestum, первоначально Посидония Ποσειδωνία, Posidonia, Посидония Ποσειδωνία, Posidonia, греческая колония, основанная в 7 в. до н.э. на юго-востоке Салерно в Италии) была обнаружена "гробница ныряльщика (Tomba del tuffatore). Это единственный полностью дошедший до наших дней ансамбль греческой фресковой живописи классического периода. Пять росписей, наряду с другими античными находками, ныне находятся в Национальном археологическом музее Пестума.
Фреска ныряльщика (в действительности изображающая не водные процедуры, а символический «прыжок» в загробный мир) - «единственный образец греческой фигурной живописи, сохранившийся от архаики и классики в своей целостности. Среди тысяч известных греческих гробниц этого времени (700-400 гг. до н.э.) только эта гробница декорирована фресками с изображениями людей».