Византизм и русскость
Существует широко распространенный миф, что на Западе всегда презирали Византию и считали её пространством дикости и упадка. Ведь именно такое мнение господствовало в XVIII-ХХ веках и кочевало из книги в книгу. Каждый автор, даже писавший о Византии благожелательно, считал своим долгом обязательно посвятить несколько страниц её слабостям и причинам падения. А русские «западники» непременно воспроизводили в своих текстах штампы о растленной и презренной Византии: «Повинуясь нашей злой судьбе мы обратились к жалкой, глубоко презираемой Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания» (писал П.Я. Чадаев).
Но, на самом деле, это очень поздний взгляд. В XI-XIII вв. на латинском Западе относились к Византии с завистью и ненавистью, как к прекраснейшему месту на земле, в которое очень хочется попасть и которое очень хочется ограбить. Именно это и сделали крестоносцы в ходе четырёх крестового похода. Впрочем и тогда у великого Данте в чертогах рая появляется император Юстиниан. В Италии эпохи Возрождения на Византию смотрели как на источник всякого знания и премудрости. Как на место, откуда прибывают бежавшие от турок гуманисты с рукописями никогда прежде не читанных в оригинале философов, историков, античных трагиков. Ведь именно Византия, а не средневековые западные монахи, спасла античную цивилизацию. Большинство произведений великих греков - Платона, Аристотеля, Плотина, Эсхила, Еврипида, Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Плутарха сохранялись в Константинополе и дошли до нас в полном виде. Напротив, латинские сочинения римских авторов, хранившиеся на Западе, дошли до нас лишь частично - Тит Ливий, Тацит, Саллюстий, даже Цицерон. Парадоксально, но факт - более молодую римскую литературу мы знаем хуже, чем более старую греческую.
Во Франции времен расцвета классицизма и абсолютизма царил настоящий культ Византии. Еще Людовик XIII - выдающийся полководец и композитор, почему-то представленный в романах Дюма ничтожеством, собственноручно перевел с греческого наставления диакона Агапита императору Юстиниану о добром правлении. При его сыне Людовике XIV королевская типография начала выпуск роскошно изданной многотомного собрания произведений греческих историков, до сих пор сохраняющей местами свое научное значение. В предисловии к серии её издатель Лаббе писал об «удивительной по количеству событий, привлекательной по разнообразию, столь замечательной по прочности монархии». Ни о каком «упадке и разрушении», как видим, речь не шла. Напротив, Византию воспринимали как образец удивительно крепкой и долговечной монархии. Как ни странно, именно любовь к Византии при Версальском дворе и стала причиной «дурной репутации», созданной этой империи впоследствии. Начав войну с абсолютизмом просвещенцы развернули настоящую клеветническую кампанию против Византии, представляя её как «позор человеческого ума» (Вольтер) - общество убожества, упадка, разврата и дурного управления. Били по Юстиниану, чтобы попасть в Людовика.
Этими идеями просвещенцев и вдохновлялся Эдуард Гиббон (1737-1794) когда сочинял свою «Историю упадка и разрушения Римской Империи». Вообще-то сначала Гиббон хотел написать именно историю Рима, а заодно показать, что Христианство очень вредно для здоровья государств. Затем он увлекся и решил на конкретном примере Византии продемонстрировать до чего доводит принятие Христианства. И, разумеется, тысячелетняя история Византии превратилась у него в саркастическое нагромождение всевозможных ужасов. При этом надо учитывать, что Гиббон был прекрасным писателем, но очень плохо знал греческий язык. Поэтому он бойко пишет до 518 года, пока списывает из «Истории императоров» Тиллемона - крупнейшего церковного историка XVII века. А всё дальнейшее описано Гиббоном после разбора непонятных ему текстов буквально «по слогам» и со множеством ошибок. Так что черный миф о Византии имеет сравнительно недавнее происхождение и основан частично на антихристианских и антимонархических предрассудках деятелей эпохи просвещения, частично на недостаточной лингвистической грамотности и научной подготовке.
Есть, впрочем, и еще одна причина, более глубокая. Отчасти в таком отношении виноваты сами византийцы, прежде всего - византийские историки. Историческая наука лишь в ХХ веке начала выходить из под обаяния позиции первоисточника. Обычно, если древний и средневековый историк талантлив, его оценки и характеристики принимались исследователями без серьезной критики. А, к несчастью для византийцев, у них существовала богатая и развитая традиция критики собственных правителей, совершенно не присущая ни грекам и римлянам (за исключением Тацита), ни западноевропейским хроникерам, ни, к примеру, русским летописцам. Византийцы имели склонность рассматривать своих правителей пристально, как сквозь увеличительное стекло, и с недоброжелательством. А уж если к этому прибавлялась еще и клевета, то репутационный удар жертвам подобной историографии наносился страшный.
Особенно большую роль в самодемонизации Византии сыграли два выдающихся историка. Прокопий Кесарийский с его «Тайной историей» - которую современные исследователи довольно единодушно рассматривают как собрание недостоверных бабьих сплетен, но которая на столетия определила репутацию великого императора Юстиниана. И, особенно, Михаил Пселл, с его «Хронографией» - он ярко и в мельчайших подробностях описал период упадка Византии от смерти Василия Болгаробойцы до воцарения Алексия Комнина, и без того невеликая эпоха приобрела под его язвительным пером характер прямо-таки оранжереи гнили и упадка. При этом Пселл, однако, не счел нужным слишком подчеркивать, что он сам был активным участником этого распада. Именно его интриги привели, к примеру, к отречению от престола Исаака Комнина - выдающегося полководца, обещавшего стать выдающимся императором. Отречение Комнина привело к проигрышу греками битвы при Манцикерте и покорению Малой Азии турками сельджуками - это был смертельный удар Византии. Были, конечно, и редкие исключения. Принцесса Анна Комнина написала великолепную книгу о своём отце Алексии Комнине - «Алексиаду», где император выведен безупречным героем, события значительны, люди благородны, подвиги великолепны. Эта книга - уникальная возможность заглянуть в другую Византию. Но, возможно, дело в том, что её писала женщина, который не был присущ характерный для греческих мужчин этой эпохи желчный и скептичный ум, мстивший за придворную лесть приватными обличениями. Так или иначе, наш образ Византии нуждается в очистке как от «гиббоновщины», так и от характерной для самих византийцев излишней желчности.
Патриарху российской византинистики Г.Г. Литаврину принадлежит замечательная формула, которой он подвел своеобразный итог своих многолетних исследований Византии: «Теперь я склонен больше интересоваться вопросом не о том, почему империя погибла, а о том, где она черпала силы, чтобы в течение тысячелетия противостоять обстоятельствам, находясь почти непрерывно в экстремальных условиях».
И в самом деле - тысячу с лишним лет, с 11 мая 330 года по 29 мая 1453 в Восточном Средиземноморье существовала великая империя, наследовавшая Римской Империи Цезаря Августа (эта последняя как державный геополитический организм просуществовала лишь шесть столетий, а «официально» - пять). Почти все это время (с перерывом лишь 1204-1261) столицей и символом империи как целого был Новый Рим (Nea Roma), или, по-гречески, просто Град (Πόλις). Из тех государств, которые возникли одновременно с Византией на развалинах Римской Империи не дожило до XV века ни одно. Многие могущественные империи, например - Арабский Халифат, империя Карла Великого, империя Чингисхана, возникшие позже Византийской и частично её потеснившие, уже сошли в могилу, а Град всё еще стоял, пусть и не в прежней силе, но в прежнем необычайном великолепии.
Византийской империей, существовавшая все это время держава никогда не называлась, это имя придумали европейские ученые. Но, не совсем безосновательно - на том самом месте, где был построен Константинополь до этого много столетий существовал греческий город Византий. И византийские писатели, прежде всего историки, которые в своих сочинениях ориентировались на древние, античные образцы, очень часто называли и столицу империи «Византием», и жителей её «византийцами», так же как русских, например, они обычно именовали «тавроскифами», печенегов - «скифами», венгров - «гуннами» и так далее… Поэтому жители империи, если бы прочли сейчас слово «Византия» в общем-то поняли бы о чем речь. Но сами они себя называли «ромайой», «ромеи», что означало «римляне». Имелось в виду, что Византийская империя с центром в Константинополе является даже не продолжением великой Римской Империи, а той же самой империей, попросту сменившей столицу. Конечно, ромеи на протяжении большей части своей истории обычно не знали латыни, бывшей официальным языком римлян, категорически не принимали язычества, лежавшего в основе римской цивилизации, но все это ничуть им не мешало.
Западноевропейцев византийцы именовали «латинянами» или «франками» и за «римлян» их не считали, что было совершенно справедливо, поскольку на Западе в основном жили потомки варваров, разрушивших Римскую империю и все её культурное наследие. В то время как на территории Византии по большей части все-таки жили потомки граждан Римской империи, как она существовала при Константине. Этнически ромеи были очень неоднородны - там были и потомки перебравшейся на запад римской аристократии, и греки, - именно греческий язык был в империи официальным, и сирийцы, и армяне, игравшие империи очень большую роль, и славяне, роль которых также была существенна, и выходцы из западной и северной Европы. Но большинство граждан империи объединял один общий признак - это исповедание православной христианской веры.
Византийцы не могли даже представить себе что значит «отделение Церкви от государства». Для них это прозвучало бы как «отделение души от тела», то есть смерть. Они верили, что мистическое Тело Христово - православная Церковь, и Ромейская империя полностью или почти полностью совпадают. Любой православный христианин, где бы он ни жил - ромей, а любой ромей должен быть православным христианином. Подобно тому, как у человека есть материальное, вещественное тело, которое является такой же значимой нашей составляющей, как и душа, византийцы верили, что и у Церкви есть материальное, вещественное тело - империя и это тело так же как и душа призвано соединиться с Богом. Ведь Сын Божий, пришедший на землю и воплотившийся, был не призраком, а живым человеком из плоти и крови. Для византийцев не было ничего более отвратительного, чем какие-то сомнения в действительности воплощения Христа. И они считали, что именно Господь Иисус Христос является подлинным главой владыкой и Церкви и Царства.
А на земле, как постепенно сложилась теория, выраженная в законодателном трактате «Эпанагога», составленном святым патриархом Фотием. Слугами главы Церкви и Царства - Христа являются император, заведующий материальными, мирскими делами, и патриарх Константинополя, который должен не только заведовать делами духовными, но и быть своеобразной совестью империи, являть собой образ живого Христа, и обличать всякую неправду. И в самом деле, лучшие византийские патриархи не раз и не два восставали с протестом против неблагочестивых и несправедливых поступков царей и добивались от могущественных владык покаяния. Например, тех царей, которые приходили к власти путем заговора и государственного переворота Церковь всегда принуждала к очень жесткому публичному покаянию, без которого их власть священной не считалась.
Византия была монархическим государством, императору или, по-гречески, василевсу, принадлежала практически абсолютная власть, хотя византийцы и не одобряли тех царей, которые считали, что они выше законов. Однако наследственность власти устанавливалась в Византии с большим трудом. Византийцы считали, что власть должна принадлежать достойнейшему и тому, кому хватит смелости и силы, чтобы удержать её. Поэтому постоянной реальностью жизни Византии были государственные перевороты и заговоры. Хотя и жители Константинополя, и армия, и Церковь хранили искреннюю верность потомкам великих и славных царей и на какое-то время устанавливались достаточно устойчивые династии - Македонская династия - 6 поколений, династия Комнинов - 4 поколения, династия Палеологов - 6 поколений. При этом ближе к концу империи династический принцип устанавливался все более прочно. Когда в середине XIV века исключительно талантливый человек Иоанн Кантакузин (1347-1354) попытался стать императором, то, в конечном счете, большинство народа его не поддержало и он вынужден был постричься в монахи - хотя, возможно, этот выдающийся военачальник и вместе с тем замечательный историк и православный богослов, смог бы придать угасавшей империи новый жизненный импульс.
В отсутствии у византийцев династической системы была и их сила и их слабость. Сила, потому что когда империя сталкивалась с новыми неожиданными обстоятельствами, она всегда могла ответить на них сменой династии и выдвижением сильных правителей из народа. А многие новые императоры выдвигались нет только из аристократов, но и из простых солдат, придворных конюших и так далее, ценили человека по таланту, а не по месту в социальной иерархии, ведь каждый человек в одинаковой степени был христианином. Но, с другой стороны, атмосфера заговоров и переворотов не способствовала стабильности, в самый неподходящий момент Византию начинали раздирать гражданские войны и мятежи, в которых участвовали и гибли лучшие полководцы со своими армиями. Это было для империи серьезной потерей - ведь она непрерывно воевала.
Византия в свою эпоху была настоящим факелом культуры и цивилизации для всего мира. Константинополь был богатейшим и красивейшим городом во вселенной. Поля были ухожены, земли плодородны, византийская золотая монета - солид, была надежнейшей твердой валютой во всем мире. А вокруг империи царили настоящий упадок и крах. Большую часть времени её существования у соседних народов царила анархия - и на Западе, захваченном варварами, и на востоке, где после гибели персидской империи установился арабский халифат, а затем и он рухнул под ударами диких турецких племен из глубин Азии. Лишь к концу Византийской истории в Западной Европе начался некоторый культурный и политический подъем и европейцы постарались убрать Византию как конкурента и воспользоваться её богатствами.
Соответственно византийцам приходилось непрерывно воевать. В каждые сто лет на войны приходилось восемьдесят. Византия то наступала, как в VI веке при святом императоре Юстиниане Великом (527-565), покорившем Италию, Северную Африку, Испанию и избавившем тамошних православных от гнета еретиков-ариан. То следовали страшные потери, как в VII веке при императоре Ираклии (610-641), после того, как он подался ереси монофелитства. Пока этот император сохранял верность Православию ему все удавалось и он одерживал блестящие победы над Персидской империей. Но стоило ему поддержать еретиков, как арабы мусульмане пришедшие из пустыни всего за несколько лет захватили Сирию, Египет, Африку, едва не дошли до Константинополя.
При императорах-иконоборцах в VIII веке Византия утратила большую часть Италии. Династия Каролингов положила начало новому Западу, который стал, в конечном счете, могильщиком Византии. Иконоборческий кризис вообще был центральным формативным событием византийской истории, решением вопроса о той или иной идентичности. Превратится ли Византия в человеческую империю, исповедующую Христианство в еретической, иконоборческой форме, или сохранит верность идее богочеловеческой империи, в которой икона соединяет одном пространстве два порядка бытия - священный и мирской. Победила, как мы знаем, богочеловеческая альтернатива иконопочитателей. Помимо прочего, это означало, что Церковь как общество отстояла, ценой крови мучеников и страданий исповедников, свои права и свой голос в борьбе с императорским деспотизмом. Православным государям Македонской династии в IX и X веках удалось укрепить позиции империи в Италии, отнять у арабов остров Крит, отвоевать значительную часть Сирии. Началась впечатляющая духовная экспансия Византии в славянский мир благодаря просветительской миссии святых братьев Кирилла и Мефодия и патриарха Фотия.
Патриарх Фотий (858-867, 877-886) - это одна из центральных фигур византийской истории, да и вообще истории Европы. Это был образованнейший человек своего времени в самом буквальном смысле - он прочел больше книг, чем кто-либо в то время на планете, а значительную часть их описал и охарактеризовал в своем «Мириобиблионе». Богослов, философ, оратор, историк, библиофил, литературный критик, наконец энергичный церковный и государственный деятель, вынужденный непрерывно сражаться с врагами, пытавшимися лишить его патриаршества.
Случилось так, что Патриарх Фотий обозначил две линии, определяющие дальнейшие историю Европы.
Во-первых, он оказал энергичное сопротивление экспансии римских пап в византийские дела. «Фотианская схизма» обозначила расхождения католицизма и православия (точнее папизма и византизма). Два культурных сообщества, особенно западное, начали самоопределяться через отрицание другого. Запад как Запад никогда бы не появился, если бы Фотий не обозначил его пределы. Запад от Фомы Аквинского и Данте до Гёте и Джона Леннона - это ответ на брошенный фотианским византизмом вызов, на отторжение Запада от византийской модели образованности.
Во-вторых, именно Фотий обозначил выбор Византии в пользу Севера. Крещение Болгар, хазарская и моравская миссия св. братьев, наконец - первое крещение Руси, установка на интеграцию далеких северных народов в пространство византийской цивилизации - всё это прямые или косвенные плоды деятельности патриарха Фотия. И православный мир, прежде всего Россия, в своей несводимости к Западу, это именно заслуга патриарха Фотия.
Начавшийся с патриарха Фотия и императора Василия Македонянина (867-886) период - это апогей византийской цивилизации. Эпоха внешних военных успехов - особенно при императорах Никифоре Фоке (963-969) и Иоанне Цимисхии (969-976), далеко раздвинувших границы Империи во все стороны. Эпоха интенсивного культурного творчества при императоре Льве Мудром (886-912) и энциклопедического собирания знания при его сыне Константине Багрянородном (945-959). В этот период Царьград - настоящий центр мира, куда устремлены франки, болгары, русские, арабы, персы, чтобы восхититься и позавидовать.
Знаменитый император Василий II (976-1025), прозванный «Болгаробойцей», - тот самый, сестра которого Анна вышла замуж за крестителя Руси князя Владимира, разгромил угрожавшее Византии на севере болгарское царство, причем сделал это с невероятной жестокостью - отрубал десяткам тысяч пленных руки, выкалывал глаза. Тут-то и проявились свойства специфической византийской гордыни - болгары были уже больше ста лет православным народом, обладавшим высокой культуры. Один из болгарских царей - Симеон (885-927), даже мечтал взять Константинополь и самому стать византийским императором. И вот этого-то византийцы болгарам не простили. Для них православный, который не признает главенства империи, казался как бы и не православным вовсе, почти еретиком. Сначала византийцы натравили на христиан-болгар язычника - князя Святослава, который их разгромил, потом выбили из Болгарии самого Святослава и подговорили печенегов его убить и, наконец, жестоко покорили всю Болгарию. Жестокая расправа над болгарскими воинами, впрочем, рассматривалась с официальной точки зрения как месть за жестокие убийства теми византийских воинов.
И вот, наверное, за этот грех при приемниках Василия II империя начала приходить в упадок. На территориях, которые прежде защищала Болгария, появились те самые печенеги, и начали византийцам жестоко досаждать. С другой стороны, из Азии, пришли турки-сельджуки и разгромив византийцев в битве при Манцикерте (1071) захватили большую часть Малой Азии, нынешней Турции. В Сицилии и Южной Италии высадились северные разбойники, называвшиеся викингами или норманами и начали захватывать оставшиеся у византийцев земли. В этот критический момент пришла новая династия - династия Комнинов. Алексей Комнин (1081-1118) отбил удары норманнов, разбил печенегов, потеснил турок-сельджуков и очень грамотно использовал начавшиеся с Запада Крестовые походы - крестоносцы завоевали много земель не только для себя, но и для византийцев.
Однако отношения между Византией и поднимавшейся западной Европой были не простые. Европейцев вдохновляли римские папы, которые решили, что именно им принадлежит и священная и мирская власть, что они являются единственными непогрешимыми глашатаями воли Христа. Для Византийцев, считавших, что никто конкретно из людей, но только вся Церковь как целое имеют монополию на истину, папизм был совершенно неприемлем. Византийцы считали, что иной раз и вся вселенная может ошибаться, а прав будет один простой монах, который станет мужественно защищать истину. И тогда все-таки история повернется и те, кто отрекся от правды, вернутся к ней вновь. Неприемлемы были для византийцев и идеи пап, что им якобы принадлежит светская власть, подобное смешение духовного и мирского им казалось недопустимым. В итоге между римскими папами и византийскими императорами и патриархами произошел разрыв и западная и восточная церкви пошли своим путем.
Между латинянами и византийцами начали нарастать отчуждение и ненависть, тем более, что обитателям Запада очень хотелось поживиться богатствами Византии. Этой враждой воспользовались венецианцы, жители города Венеция, который некогда входил в состав Византийской империи, пользовался крупными торговыми привелегиями и на этом приобрел свои богатства, заложившие основу для развития мирового капитализма. И вот теперь венецианцы решили Константинополь сокрушить - они уговорили рыцарей, отправившихся в четвертый крестовый поход завернуть по дороге в Константинополь, и захватить его - якобы для незаконно свергнутого византийского императора. Когда город был захвачен, то латиняне навязали этому императору совершенно невыполнимые условия, он должен был им в награду выплатить огромные суммы. И когда византийцы платить отказались, латиняне в 1204 году взяли город еще раз и начали разнузданный грабеж и насилия, - повторились еще раз описанные ужасы оккупации Фессалоники.
Однако вот что интересно, взятие Константинополя не только не сокрушило Византию, но и вызвало необычный подъем духа и патриотизма. У византийцев поубавилось спеси, они стали более дружелюбно смотреть на другие православные народы, огромную роль начали играть патриархи, обладавшие среди православных всего мир большим авторитетом, поубавилась и спесь корыстного столичного чиновничества. И вот через 57 лет после захвата Константинополь был освобожден. Правда вошел в него не представитель династии Ласкарей, отвоевавшей большую часть империи у оккупантов, а свергший ее Михаил Палеолог (1259-1282), - человек талантливый, яркий, но, в каком-то смысле, роковой для Византии.
Начав свое царствование с преступления, ослепления последнего представителя династии Ласкарей, Палеолог внес смуту в Церковь, подписав… соглашение об объединении с Римом и признании Римского Папы главой Церкви. Это была вещь совершенно немыслимая - после всего того, что сделали латиняне, самым абсурдным, чего можно было ожидать от византийцев, было подписание таких соглашений. И однако Михаил Палеолог пошел на этот абсурд, не страшась даже отлучения от православной Церкви. Ничем ему это не помогло, поскольку римские папы его тоже отлучили. А когда он умер (в декабре того же 1282 года), никто, даже его сын, не решился нарушить запрещение Церкви и вероотступника похоронить. Однако все императоры-Палеологи, кроме одного, так и продолжали вести переговоры с Западом и помощи. Запад либо не хотел, либо не мог помочь, зато генуэзские купцы, получившие от императоров немыслимые привилегии, исправно выкачивали из империи последние деньги и ресурсы, а вокруг оставшихся Византийских земель расползалась империя турок-османов, разгромивших соседние православные страны - Болгарию и Сербию. И лишь в далекой, но тоже страдавшей от монгольского ига Руси, относились с Константинополю с неизменным дружелюбием. Впрочем, как и не раз бывало до того, Бог ясно показал византийцам, что даже в самом отчаянном положении Он способен избавить Свой народ от врагов. Когда турки уже совсем были готовы добить Византию, неожиданно они сами едва не были уничтожены. Незадолго до этого чудом, заступничеством Божией Матери через Владимирскую икону, отошедший от пределов Руси грозный Тамерлан, обрушился на османов и разгромил их в 1402 году в битве у Ангоры. На полвека турки могли практически забыть о завоеваниях и их начали теснить со всех сторон.
Но Византия «не узнала часа посещения своего». Византийцы не только не перестали вести торг о вере с Западом, но и занялись этим еще активней. В 1439 году на соборе во Флоренции византийские епископы, патриарх и император подписали унию, а по сути капитуляцию и в вопросе вероучения и в вопросе церковной власти, перед римскими папами. Лишь один человек, Марк, митрополит Эфесский (1392-1444), выдающийся богослов, в пух и прах разбивавший на соборе аргументы латинян, отказался поставить свою подпись. Узнав, что Марк Эфесский унию не подписал, римский папа бросил фразу: «Итак, мы ничего не сделали». И в самом деле, поработить византийцев в вере католикам не удалось, народ унию не принимал, а Марка прославлял как святого. Однако последнего вероотступничества оказалось достаточно, чтобы переполнить чашу Божия Терпения, через 14 лет после подписания духовной капитуляции Константинополь пал под ударом турецкого султана Мехмеда Завоевателя (29 мая 1453 г.). Турки полностью уничтожили империю, захватили все оставшиеся богатства, превратили храм Святой Софии в мечеть. Так тысячелетняя история Византии и закончилась.
Где империя со всех сторон окруженная врагами черпала свои силы? Этим источником было, прежде всего, чудо.
Для византийцев чудо было привычкой, повседневной реальностью, в которой они существовали. Ведь, как говорил Христос в евангелиях, если будете иметь веры хоть с горчичное зерно, то сможете двигать горы. И византийцы безусловно верили этим словам - они не сомневались в том, что если их империя - это политическая структура, объединяющая членов мистического тела Христова - Церкви, то значит в ней зримо действует Сам Святой Дух, источник всех чудес. Если их царство является земным прообразом небесного Царства, то в этом земном царстве слепые должны прозревать, а хромые ходить. Что в этом царстве, в жизни людей, должна быть восстановленная изначальная, не поврежденная грехопадением человеческая природа - мало того, природа, пронизанная Духом Святым. При этом византийцам был совершенно чужд излишний пафос, излишний спиритуализм, считавший, что религия и чудо - то дела, касающиеся только высоких предметов. Они искренне любили и почитали Бога, а потому совершенно не нуждались в фальшивом и лицемерном благоговении.
Пресвятую Богородицу, которой молился святой Василий, византийцы вообще почитали главной защитницей их империи и особенно Города Константинополя. Именно Её заступничеству они приписывали неприступность своей столицы. И в самом деле, враги не раз подступали к Константинополю, так что город был обложен со всех сторон и вот уже должен был бы пасть, когда в нем недостаточно было солдат, стены были ветхими, а продовольствия было мало. Казалось не хватает лишь одной последней соломинки, которая переломит спину верблюду. Но вот именно этой соломинки-то раз за разом у врагов и не оказывалось. И наоборот - на них начинали обрушиваться эпидемии, в стане врагов начинались раздоры, буря топила подходившие к Константинополю корабли.
А в чем была её слабость? Прежде всего, в том, что за мистикой византийцы несколько забыли необходимость прочной социальной организации общества. Ведь здоровое человеческое общество держится на десятках разных связей - национальных, семейных, родовых, экономических, политических, культурных, в нем есть сословия, корпорации, различные общественные организации. И вот в Византии этого мощного слоя, поддерживавшего социальную солидарность людей, того, что сегодня мы именуем «гражданским обществом», практически не существовало.
Византия появилась на свет в результате страшной Гражданской Войны, раздиравшей почти столетие Римскую Империю. Окончательная победа христиан во главе с Константином Великим (306-337) в длительной язычески-христианской религиозной гражданской войне положила основание византизму. Сменилось не просто царствование, сменился «эон», сменилась столица империи, ее духовные и идеологические основания, трансформацию пережила армия, установлены были новые начала государственного управления. В общем сложилось всё то, что позднее названо было византизмом.
Константин во всех своих войнах не потерпел ни одного поражения - и именно с его правления чудо стало для империи военно-стратегическим фактором. Но Константин понял и еще одно - что в условиях, когда за время предыдущего кризиса города-полисы пришли в упадок, когда социальные связи между людьми распались, Церковь является единственной крепкой социальной структурой соединяющей людей. И именно на эту церковную структуру императоры возложили основную нагрузку в организации жизни народа. В итоге в Византии сложилась парадоксальная ситуация, когда человек ни на секунду не забывал о том, что он - православный христианин, но далеко не всегда чувствовал себя гражданином. Иногда это тоже приводило к весьма печальным последствиям.
Византиец был одинок и перед Богом, и перед другими людьми. Его поддержкой были только церковь и семья. Для спасения души этого было достаточно, а вот для нормальной жизни государства - маловато. Не случайно империя серьезно ожила и укрепилась именно тогда, когда весь Балканский полуостров заселили славянские племена с их общинной организацией, со взаимной солидарностью людей. Именно из обращенных в православие славян долгое время комплектовались лучшие войска Византии. Командовали ими полководцы - выходцы в основном из армян, поскольку у армян была сильна и родовая аристократия и очень развито этническое самосознание, которое поддерживало солидарность между ними.
А вот главной структурой, которую порождали сами ромеи, было, к сожалению, чиновничество. Империя держалась на бюрократии и очень сильно от нее зависела. Связано это было с тем, что в условиях упадка городов, упадка хозяйства империя могла держаться и финансировать армию только за счет сверхцентрализованной налоговой и бюджетной системы. Чиновники на местах старались выжать из людей максимум и переправить в столицу. А уж из столицы кое-что возвращалось назад, после удовлетворения нужд армии, двора, после прокормления столичного населения, среди которого было немало откровенных бездельников, после рассылки взяток и подарков соседним варварским правителям, воспринимавшим эти подарки как дань. Нетрудно понять, сколько собранных денег прилипало по пути к нечистым рукам чиновников, сколько новых специальных поборов было ими выдумано, чтобы получше обеспечить свои интересы. Чиновники эти были и православными, и патриотами, но вот не грабить народ в их патриотизм, к сожалению, не входило. И поделать с ними императоры ничего не могли, скорее это сами чиновники пытались что-то поделать с императорами или с военными, которые составляли чиновникам своеобразную оппозицию.
Религия так и оставалась в центре византийских интересов. Однако и здесь разные части общества разделились. Если для одних Бог оставался живой реальностью, а Истина была превыше всего, то других охватили равнодушие и скептицизм. Одному из интеллигентов той эпохи, когда императоры больше всего были озабочены идеей - как договориться с Западом, Варлааму Калабрийцу принадлежала замечательная в своей простоте идея. Надо просто признать, - говорил он, - что о Боге ни мы, ни они ничего не знаем, что Истина нам неведома, а потому и не надо спорить о догматах. Этот метод Варлаама очень, кстати, понравился западноевропейцам и его не случайно считают отцом итальянского «гуманизма» и «ренессанса».
Варлааму возражал величайший православный богослов поздней Византии святитель Григорий Палама. Мы не только знаем истину о Боге, но Бог дан нам также в ощущениях, как и любая другая реальность. Как человеческие глаза видят солнечный свет, так и глаза души человека, который молится истинной молитвой и который побеждает в себе грех, видят нетварный Божественный свет. Ничего более конкретного, более ощутимого, чем православное предание, чем истина о Боге, попросту нет. Мнение Паламы после длительной борьбы восторжествовало и в Византии. Но от скептицизма в отношении к истине византийцы так до конца и не избавились, униатство продолжалось и закончилось флорентийской унией и гибелью империи, о которой мы уже говорили. Но идеи святителя Григория Паламы не пропали всуе. Его преемники и последователи знали, какой конец надвигается на Византию. Именно поэтому еще в XIV веке, еще при преподобном Сергии Радонежском, святителе митрополите Алексии и святом князе Димитрии Донском, они начали, если так можно выразиться «переводить» значительную часть «духовных активов» на Русь. Всеми способами и мерами поддерживать хранившую верность православию Москву против её конкурентов, особенно Литвы.
А конец XIV века, эпоха Куликовскую битвы, и в самом деле были удивительным временем, когда политику Московского княжества определяли святые. Церковь прославила как святых и великого князя, и митрополита и их духовного наставника преподобного Сергия. И лучшие византийцы предвидели и это. Ученик Паламы патриарх Филофей Коккин писал Дмитрию Донскому, что считает русских «святым народом» и молится за нас больше, чем за все остальные народы. Так что идея, что «Москва - Третий Рим» придумали не в России, а в самой Византии, предвидя падение «Второго Рима». И с этого патриаршего благословения, в русское сознание крепко вошла идея Святой Руси.
Источник: Сто книг
Но, на самом деле, это очень поздний взгляд. В XI-XIII вв. на латинском Западе относились к Византии с завистью и ненавистью, как к прекраснейшему месту на земле, в которое очень хочется попасть и которое очень хочется ограбить. Именно это и сделали крестоносцы в ходе четырёх крестового похода. Впрочем и тогда у великого Данте в чертогах рая появляется император Юстиниан. В Италии эпохи Возрождения на Византию смотрели как на источник всякого знания и премудрости. Как на место, откуда прибывают бежавшие от турок гуманисты с рукописями никогда прежде не читанных в оригинале философов, историков, античных трагиков. Ведь именно Византия, а не средневековые западные монахи, спасла античную цивилизацию. Большинство произведений великих греков - Платона, Аристотеля, Плотина, Эсхила, Еврипида, Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Плутарха сохранялись в Константинополе и дошли до нас в полном виде. Напротив, латинские сочинения римских авторов, хранившиеся на Западе, дошли до нас лишь частично - Тит Ливий, Тацит, Саллюстий, даже Цицерон. Парадоксально, но факт - более молодую римскую литературу мы знаем хуже, чем более старую греческую.
Во Франции времен расцвета классицизма и абсолютизма царил настоящий культ Византии. Еще Людовик XIII - выдающийся полководец и композитор, почему-то представленный в романах Дюма ничтожеством, собственноручно перевел с греческого наставления диакона Агапита императору Юстиниану о добром правлении. При его сыне Людовике XIV королевская типография начала выпуск роскошно изданной многотомного собрания произведений греческих историков, до сих пор сохраняющей местами свое научное значение. В предисловии к серии её издатель Лаббе писал об «удивительной по количеству событий, привлекательной по разнообразию, столь замечательной по прочности монархии». Ни о каком «упадке и разрушении», как видим, речь не шла. Напротив, Византию воспринимали как образец удивительно крепкой и долговечной монархии. Как ни странно, именно любовь к Византии при Версальском дворе и стала причиной «дурной репутации», созданной этой империи впоследствии. Начав войну с абсолютизмом просвещенцы развернули настоящую клеветническую кампанию против Византии, представляя её как «позор человеческого ума» (Вольтер) - общество убожества, упадка, разврата и дурного управления. Били по Юстиниану, чтобы попасть в Людовика.
Этими идеями просвещенцев и вдохновлялся Эдуард Гиббон (1737-1794) когда сочинял свою «Историю упадка и разрушения Римской Империи». Вообще-то сначала Гиббон хотел написать именно историю Рима, а заодно показать, что Христианство очень вредно для здоровья государств. Затем он увлекся и решил на конкретном примере Византии продемонстрировать до чего доводит принятие Христианства. И, разумеется, тысячелетняя история Византии превратилась у него в саркастическое нагромождение всевозможных ужасов. При этом надо учитывать, что Гиббон был прекрасным писателем, но очень плохо знал греческий язык. Поэтому он бойко пишет до 518 года, пока списывает из «Истории императоров» Тиллемона - крупнейшего церковного историка XVII века. А всё дальнейшее описано Гиббоном после разбора непонятных ему текстов буквально «по слогам» и со множеством ошибок. Так что черный миф о Византии имеет сравнительно недавнее происхождение и основан частично на антихристианских и антимонархических предрассудках деятелей эпохи просвещения, частично на недостаточной лингвистической грамотности и научной подготовке.
Есть, впрочем, и еще одна причина, более глубокая. Отчасти в таком отношении виноваты сами византийцы, прежде всего - византийские историки. Историческая наука лишь в ХХ веке начала выходить из под обаяния позиции первоисточника. Обычно, если древний и средневековый историк талантлив, его оценки и характеристики принимались исследователями без серьезной критики. А, к несчастью для византийцев, у них существовала богатая и развитая традиция критики собственных правителей, совершенно не присущая ни грекам и римлянам (за исключением Тацита), ни западноевропейским хроникерам, ни, к примеру, русским летописцам. Византийцы имели склонность рассматривать своих правителей пристально, как сквозь увеличительное стекло, и с недоброжелательством. А уж если к этому прибавлялась еще и клевета, то репутационный удар жертвам подобной историографии наносился страшный.
Особенно большую роль в самодемонизации Византии сыграли два выдающихся историка. Прокопий Кесарийский с его «Тайной историей» - которую современные исследователи довольно единодушно рассматривают как собрание недостоверных бабьих сплетен, но которая на столетия определила репутацию великого императора Юстиниана. И, особенно, Михаил Пселл, с его «Хронографией» - он ярко и в мельчайших подробностях описал период упадка Византии от смерти Василия Болгаробойцы до воцарения Алексия Комнина, и без того невеликая эпоха приобрела под его язвительным пером характер прямо-таки оранжереи гнили и упадка. При этом Пселл, однако, не счел нужным слишком подчеркивать, что он сам был активным участником этого распада. Именно его интриги привели, к примеру, к отречению от престола Исаака Комнина - выдающегося полководца, обещавшего стать выдающимся императором. Отречение Комнина привело к проигрышу греками битвы при Манцикерте и покорению Малой Азии турками сельджуками - это был смертельный удар Византии. Были, конечно, и редкие исключения. Принцесса Анна Комнина написала великолепную книгу о своём отце Алексии Комнине - «Алексиаду», где император выведен безупречным героем, события значительны, люди благородны, подвиги великолепны. Эта книга - уникальная возможность заглянуть в другую Византию. Но, возможно, дело в том, что её писала женщина, который не был присущ характерный для греческих мужчин этой эпохи желчный и скептичный ум, мстивший за придворную лесть приватными обличениями. Так или иначе, наш образ Византии нуждается в очистке как от «гиббоновщины», так и от характерной для самих византийцев излишней желчности.
Патриарху российской византинистики Г.Г. Литаврину принадлежит замечательная формула, которой он подвел своеобразный итог своих многолетних исследований Византии: «Теперь я склонен больше интересоваться вопросом не о том, почему империя погибла, а о том, где она черпала силы, чтобы в течение тысячелетия противостоять обстоятельствам, находясь почти непрерывно в экстремальных условиях».
И в самом деле - тысячу с лишним лет, с 11 мая 330 года по 29 мая 1453 в Восточном Средиземноморье существовала великая империя, наследовавшая Римской Империи Цезаря Августа (эта последняя как державный геополитический организм просуществовала лишь шесть столетий, а «официально» - пять). Почти все это время (с перерывом лишь 1204-1261) столицей и символом империи как целого был Новый Рим (Nea Roma), или, по-гречески, просто Град (Πόλις). Из тех государств, которые возникли одновременно с Византией на развалинах Римской Империи не дожило до XV века ни одно. Многие могущественные империи, например - Арабский Халифат, империя Карла Великого, империя Чингисхана, возникшие позже Византийской и частично её потеснившие, уже сошли в могилу, а Град всё еще стоял, пусть и не в прежней силе, но в прежнем необычайном великолепии.
Византийской империей, существовавшая все это время держава никогда не называлась, это имя придумали европейские ученые. Но, не совсем безосновательно - на том самом месте, где был построен Константинополь до этого много столетий существовал греческий город Византий. И византийские писатели, прежде всего историки, которые в своих сочинениях ориентировались на древние, античные образцы, очень часто называли и столицу империи «Византием», и жителей её «византийцами», так же как русских, например, они обычно именовали «тавроскифами», печенегов - «скифами», венгров - «гуннами» и так далее… Поэтому жители империи, если бы прочли сейчас слово «Византия» в общем-то поняли бы о чем речь. Но сами они себя называли «ромайой», «ромеи», что означало «римляне». Имелось в виду, что Византийская империя с центром в Константинополе является даже не продолжением великой Римской Империи, а той же самой империей, попросту сменившей столицу. Конечно, ромеи на протяжении большей части своей истории обычно не знали латыни, бывшей официальным языком римлян, категорически не принимали язычества, лежавшего в основе римской цивилизации, но все это ничуть им не мешало.
Западноевропейцев византийцы именовали «латинянами» или «франками» и за «римлян» их не считали, что было совершенно справедливо, поскольку на Западе в основном жили потомки варваров, разрушивших Римскую империю и все её культурное наследие. В то время как на территории Византии по большей части все-таки жили потомки граждан Римской империи, как она существовала при Константине. Этнически ромеи были очень неоднородны - там были и потомки перебравшейся на запад римской аристократии, и греки, - именно греческий язык был в империи официальным, и сирийцы, и армяне, игравшие империи очень большую роль, и славяне, роль которых также была существенна, и выходцы из западной и северной Европы. Но большинство граждан империи объединял один общий признак - это исповедание православной христианской веры.
Византийцы не могли даже представить себе что значит «отделение Церкви от государства». Для них это прозвучало бы как «отделение души от тела», то есть смерть. Они верили, что мистическое Тело Христово - православная Церковь, и Ромейская империя полностью или почти полностью совпадают. Любой православный христианин, где бы он ни жил - ромей, а любой ромей должен быть православным христианином. Подобно тому, как у человека есть материальное, вещественное тело, которое является такой же значимой нашей составляющей, как и душа, византийцы верили, что и у Церкви есть материальное, вещественное тело - империя и это тело так же как и душа призвано соединиться с Богом. Ведь Сын Божий, пришедший на землю и воплотившийся, был не призраком, а живым человеком из плоти и крови. Для византийцев не было ничего более отвратительного, чем какие-то сомнения в действительности воплощения Христа. И они считали, что именно Господь Иисус Христос является подлинным главой владыкой и Церкви и Царства.
А на земле, как постепенно сложилась теория, выраженная в законодателном трактате «Эпанагога», составленном святым патриархом Фотием. Слугами главы Церкви и Царства - Христа являются император, заведующий материальными, мирскими делами, и патриарх Константинополя, который должен не только заведовать делами духовными, но и быть своеобразной совестью империи, являть собой образ живого Христа, и обличать всякую неправду. И в самом деле, лучшие византийские патриархи не раз и не два восставали с протестом против неблагочестивых и несправедливых поступков царей и добивались от могущественных владык покаяния. Например, тех царей, которые приходили к власти путем заговора и государственного переворота Церковь всегда принуждала к очень жесткому публичному покаянию, без которого их власть священной не считалась.
Византия была монархическим государством, императору или, по-гречески, василевсу, принадлежала практически абсолютная власть, хотя византийцы и не одобряли тех царей, которые считали, что они выше законов. Однако наследственность власти устанавливалась в Византии с большим трудом. Византийцы считали, что власть должна принадлежать достойнейшему и тому, кому хватит смелости и силы, чтобы удержать её. Поэтому постоянной реальностью жизни Византии были государственные перевороты и заговоры. Хотя и жители Константинополя, и армия, и Церковь хранили искреннюю верность потомкам великих и славных царей и на какое-то время устанавливались достаточно устойчивые династии - Македонская династия - 6 поколений, династия Комнинов - 4 поколения, династия Палеологов - 6 поколений. При этом ближе к концу империи династический принцип устанавливался все более прочно. Когда в середине XIV века исключительно талантливый человек Иоанн Кантакузин (1347-1354) попытался стать императором, то, в конечном счете, большинство народа его не поддержало и он вынужден был постричься в монахи - хотя, возможно, этот выдающийся военачальник и вместе с тем замечательный историк и православный богослов, смог бы придать угасавшей империи новый жизненный импульс.
В отсутствии у византийцев династической системы была и их сила и их слабость. Сила, потому что когда империя сталкивалась с новыми неожиданными обстоятельствами, она всегда могла ответить на них сменой династии и выдвижением сильных правителей из народа. А многие новые императоры выдвигались нет только из аристократов, но и из простых солдат, придворных конюших и так далее, ценили человека по таланту, а не по месту в социальной иерархии, ведь каждый человек в одинаковой степени был христианином. Но, с другой стороны, атмосфера заговоров и переворотов не способствовала стабильности, в самый неподходящий момент Византию начинали раздирать гражданские войны и мятежи, в которых участвовали и гибли лучшие полководцы со своими армиями. Это было для империи серьезной потерей - ведь она непрерывно воевала.
Византия в свою эпоху была настоящим факелом культуры и цивилизации для всего мира. Константинополь был богатейшим и красивейшим городом во вселенной. Поля были ухожены, земли плодородны, византийская золотая монета - солид, была надежнейшей твердой валютой во всем мире. А вокруг империи царили настоящий упадок и крах. Большую часть времени её существования у соседних народов царила анархия - и на Западе, захваченном варварами, и на востоке, где после гибели персидской империи установился арабский халифат, а затем и он рухнул под ударами диких турецких племен из глубин Азии. Лишь к концу Византийской истории в Западной Европе начался некоторый культурный и политический подъем и европейцы постарались убрать Византию как конкурента и воспользоваться её богатствами.
Соответственно византийцам приходилось непрерывно воевать. В каждые сто лет на войны приходилось восемьдесят. Византия то наступала, как в VI веке при святом императоре Юстиниане Великом (527-565), покорившем Италию, Северную Африку, Испанию и избавившем тамошних православных от гнета еретиков-ариан. То следовали страшные потери, как в VII веке при императоре Ираклии (610-641), после того, как он подался ереси монофелитства. Пока этот император сохранял верность Православию ему все удавалось и он одерживал блестящие победы над Персидской империей. Но стоило ему поддержать еретиков, как арабы мусульмане пришедшие из пустыни всего за несколько лет захватили Сирию, Египет, Африку, едва не дошли до Константинополя.
При императорах-иконоборцах в VIII веке Византия утратила большую часть Италии. Династия Каролингов положила начало новому Западу, который стал, в конечном счете, могильщиком Византии. Иконоборческий кризис вообще был центральным формативным событием византийской истории, решением вопроса о той или иной идентичности. Превратится ли Византия в человеческую империю, исповедующую Христианство в еретической, иконоборческой форме, или сохранит верность идее богочеловеческой империи, в которой икона соединяет одном пространстве два порядка бытия - священный и мирской. Победила, как мы знаем, богочеловеческая альтернатива иконопочитателей. Помимо прочего, это означало, что Церковь как общество отстояла, ценой крови мучеников и страданий исповедников, свои права и свой голос в борьбе с императорским деспотизмом. Православным государям Македонской династии в IX и X веках удалось укрепить позиции империи в Италии, отнять у арабов остров Крит, отвоевать значительную часть Сирии. Началась впечатляющая духовная экспансия Византии в славянский мир благодаря просветительской миссии святых братьев Кирилла и Мефодия и патриарха Фотия.
Патриарх Фотий (858-867, 877-886) - это одна из центральных фигур византийской истории, да и вообще истории Европы. Это был образованнейший человек своего времени в самом буквальном смысле - он прочел больше книг, чем кто-либо в то время на планете, а значительную часть их описал и охарактеризовал в своем «Мириобиблионе». Богослов, философ, оратор, историк, библиофил, литературный критик, наконец энергичный церковный и государственный деятель, вынужденный непрерывно сражаться с врагами, пытавшимися лишить его патриаршества.
Случилось так, что Патриарх Фотий обозначил две линии, определяющие дальнейшие историю Европы.
Во-первых, он оказал энергичное сопротивление экспансии римских пап в византийские дела. «Фотианская схизма» обозначила расхождения католицизма и православия (точнее папизма и византизма). Два культурных сообщества, особенно западное, начали самоопределяться через отрицание другого. Запад как Запад никогда бы не появился, если бы Фотий не обозначил его пределы. Запад от Фомы Аквинского и Данте до Гёте и Джона Леннона - это ответ на брошенный фотианским византизмом вызов, на отторжение Запада от византийской модели образованности.
Во-вторых, именно Фотий обозначил выбор Византии в пользу Севера. Крещение Болгар, хазарская и моравская миссия св. братьев, наконец - первое крещение Руси, установка на интеграцию далеких северных народов в пространство византийской цивилизации - всё это прямые или косвенные плоды деятельности патриарха Фотия. И православный мир, прежде всего Россия, в своей несводимости к Западу, это именно заслуга патриарха Фотия.
Начавшийся с патриарха Фотия и императора Василия Македонянина (867-886) период - это апогей византийской цивилизации. Эпоха внешних военных успехов - особенно при императорах Никифоре Фоке (963-969) и Иоанне Цимисхии (969-976), далеко раздвинувших границы Империи во все стороны. Эпоха интенсивного культурного творчества при императоре Льве Мудром (886-912) и энциклопедического собирания знания при его сыне Константине Багрянородном (945-959). В этот период Царьград - настоящий центр мира, куда устремлены франки, болгары, русские, арабы, персы, чтобы восхититься и позавидовать.
Знаменитый император Василий II (976-1025), прозванный «Болгаробойцей», - тот самый, сестра которого Анна вышла замуж за крестителя Руси князя Владимира, разгромил угрожавшее Византии на севере болгарское царство, причем сделал это с невероятной жестокостью - отрубал десяткам тысяч пленных руки, выкалывал глаза. Тут-то и проявились свойства специфической византийской гордыни - болгары были уже больше ста лет православным народом, обладавшим высокой культуры. Один из болгарских царей - Симеон (885-927), даже мечтал взять Константинополь и самому стать византийским императором. И вот этого-то византийцы болгарам не простили. Для них православный, который не признает главенства империи, казался как бы и не православным вовсе, почти еретиком. Сначала византийцы натравили на христиан-болгар язычника - князя Святослава, который их разгромил, потом выбили из Болгарии самого Святослава и подговорили печенегов его убить и, наконец, жестоко покорили всю Болгарию. Жестокая расправа над болгарскими воинами, впрочем, рассматривалась с официальной точки зрения как месть за жестокие убийства теми византийских воинов.
И вот, наверное, за этот грех при приемниках Василия II империя начала приходить в упадок. На территориях, которые прежде защищала Болгария, появились те самые печенеги, и начали византийцам жестоко досаждать. С другой стороны, из Азии, пришли турки-сельджуки и разгромив византийцев в битве при Манцикерте (1071) захватили большую часть Малой Азии, нынешней Турции. В Сицилии и Южной Италии высадились северные разбойники, называвшиеся викингами или норманами и начали захватывать оставшиеся у византийцев земли. В этот критический момент пришла новая династия - династия Комнинов. Алексей Комнин (1081-1118) отбил удары норманнов, разбил печенегов, потеснил турок-сельджуков и очень грамотно использовал начавшиеся с Запада Крестовые походы - крестоносцы завоевали много земель не только для себя, но и для византийцев.
Однако отношения между Византией и поднимавшейся западной Европой были не простые. Европейцев вдохновляли римские папы, которые решили, что именно им принадлежит и священная и мирская власть, что они являются единственными непогрешимыми глашатаями воли Христа. Для Византийцев, считавших, что никто конкретно из людей, но только вся Церковь как целое имеют монополию на истину, папизм был совершенно неприемлем. Византийцы считали, что иной раз и вся вселенная может ошибаться, а прав будет один простой монах, который станет мужественно защищать истину. И тогда все-таки история повернется и те, кто отрекся от правды, вернутся к ней вновь. Неприемлемы были для византийцев и идеи пап, что им якобы принадлежит светская власть, подобное смешение духовного и мирского им казалось недопустимым. В итоге между римскими папами и византийскими императорами и патриархами произошел разрыв и западная и восточная церкви пошли своим путем.
Между латинянами и византийцами начали нарастать отчуждение и ненависть, тем более, что обитателям Запада очень хотелось поживиться богатствами Византии. Этой враждой воспользовались венецианцы, жители города Венеция, который некогда входил в состав Византийской империи, пользовался крупными торговыми привелегиями и на этом приобрел свои богатства, заложившие основу для развития мирового капитализма. И вот теперь венецианцы решили Константинополь сокрушить - они уговорили рыцарей, отправившихся в четвертый крестовый поход завернуть по дороге в Константинополь, и захватить его - якобы для незаконно свергнутого византийского императора. Когда город был захвачен, то латиняне навязали этому императору совершенно невыполнимые условия, он должен был им в награду выплатить огромные суммы. И когда византийцы платить отказались, латиняне в 1204 году взяли город еще раз и начали разнузданный грабеж и насилия, - повторились еще раз описанные ужасы оккупации Фессалоники.
Однако вот что интересно, взятие Константинополя не только не сокрушило Византию, но и вызвало необычный подъем духа и патриотизма. У византийцев поубавилось спеси, они стали более дружелюбно смотреть на другие православные народы, огромную роль начали играть патриархи, обладавшие среди православных всего мир большим авторитетом, поубавилась и спесь корыстного столичного чиновничества. И вот через 57 лет после захвата Константинополь был освобожден. Правда вошел в него не представитель династии Ласкарей, отвоевавшей большую часть империи у оккупантов, а свергший ее Михаил Палеолог (1259-1282), - человек талантливый, яркий, но, в каком-то смысле, роковой для Византии.
Начав свое царствование с преступления, ослепления последнего представителя династии Ласкарей, Палеолог внес смуту в Церковь, подписав… соглашение об объединении с Римом и признании Римского Папы главой Церкви. Это была вещь совершенно немыслимая - после всего того, что сделали латиняне, самым абсурдным, чего можно было ожидать от византийцев, было подписание таких соглашений. И однако Михаил Палеолог пошел на этот абсурд, не страшась даже отлучения от православной Церкви. Ничем ему это не помогло, поскольку римские папы его тоже отлучили. А когда он умер (в декабре того же 1282 года), никто, даже его сын, не решился нарушить запрещение Церкви и вероотступника похоронить. Однако все императоры-Палеологи, кроме одного, так и продолжали вести переговоры с Западом и помощи. Запад либо не хотел, либо не мог помочь, зато генуэзские купцы, получившие от императоров немыслимые привилегии, исправно выкачивали из империи последние деньги и ресурсы, а вокруг оставшихся Византийских земель расползалась империя турок-османов, разгромивших соседние православные страны - Болгарию и Сербию. И лишь в далекой, но тоже страдавшей от монгольского ига Руси, относились с Константинополю с неизменным дружелюбием. Впрочем, как и не раз бывало до того, Бог ясно показал византийцам, что даже в самом отчаянном положении Он способен избавить Свой народ от врагов. Когда турки уже совсем были готовы добить Византию, неожиданно они сами едва не были уничтожены. Незадолго до этого чудом, заступничеством Божией Матери через Владимирскую икону, отошедший от пределов Руси грозный Тамерлан, обрушился на османов и разгромил их в 1402 году в битве у Ангоры. На полвека турки могли практически забыть о завоеваниях и их начали теснить со всех сторон.
Но Византия «не узнала часа посещения своего». Византийцы не только не перестали вести торг о вере с Западом, но и занялись этим еще активней. В 1439 году на соборе во Флоренции византийские епископы, патриарх и император подписали унию, а по сути капитуляцию и в вопросе вероучения и в вопросе церковной власти, перед римскими папами. Лишь один человек, Марк, митрополит Эфесский (1392-1444), выдающийся богослов, в пух и прах разбивавший на соборе аргументы латинян, отказался поставить свою подпись. Узнав, что Марк Эфесский унию не подписал, римский папа бросил фразу: «Итак, мы ничего не сделали». И в самом деле, поработить византийцев в вере католикам не удалось, народ унию не принимал, а Марка прославлял как святого. Однако последнего вероотступничества оказалось достаточно, чтобы переполнить чашу Божия Терпения, через 14 лет после подписания духовной капитуляции Константинополь пал под ударом турецкого султана Мехмеда Завоевателя (29 мая 1453 г.). Турки полностью уничтожили империю, захватили все оставшиеся богатства, превратили храм Святой Софии в мечеть. Так тысячелетняя история Византии и закончилась.
Где империя со всех сторон окруженная врагами черпала свои силы? Этим источником было, прежде всего, чудо.
Для византийцев чудо было привычкой, повседневной реальностью, в которой они существовали. Ведь, как говорил Христос в евангелиях, если будете иметь веры хоть с горчичное зерно, то сможете двигать горы. И византийцы безусловно верили этим словам - они не сомневались в том, что если их империя - это политическая структура, объединяющая членов мистического тела Христова - Церкви, то значит в ней зримо действует Сам Святой Дух, источник всех чудес. Если их царство является земным прообразом небесного Царства, то в этом земном царстве слепые должны прозревать, а хромые ходить. Что в этом царстве, в жизни людей, должна быть восстановленная изначальная, не поврежденная грехопадением человеческая природа - мало того, природа, пронизанная Духом Святым. При этом византийцам был совершенно чужд излишний пафос, излишний спиритуализм, считавший, что религия и чудо - то дела, касающиеся только высоких предметов. Они искренне любили и почитали Бога, а потому совершенно не нуждались в фальшивом и лицемерном благоговении.
Пресвятую Богородицу, которой молился святой Василий, византийцы вообще почитали главной защитницей их империи и особенно Города Константинополя. Именно Её заступничеству они приписывали неприступность своей столицы. И в самом деле, враги не раз подступали к Константинополю, так что город был обложен со всех сторон и вот уже должен был бы пасть, когда в нем недостаточно было солдат, стены были ветхими, а продовольствия было мало. Казалось не хватает лишь одной последней соломинки, которая переломит спину верблюду. Но вот именно этой соломинки-то раз за разом у врагов и не оказывалось. И наоборот - на них начинали обрушиваться эпидемии, в стане врагов начинались раздоры, буря топила подходившие к Константинополю корабли.
А в чем была её слабость? Прежде всего, в том, что за мистикой византийцы несколько забыли необходимость прочной социальной организации общества. Ведь здоровое человеческое общество держится на десятках разных связей - национальных, семейных, родовых, экономических, политических, культурных, в нем есть сословия, корпорации, различные общественные организации. И вот в Византии этого мощного слоя, поддерживавшего социальную солидарность людей, того, что сегодня мы именуем «гражданским обществом», практически не существовало.
Византия появилась на свет в результате страшной Гражданской Войны, раздиравшей почти столетие Римскую Империю. Окончательная победа христиан во главе с Константином Великим (306-337) в длительной язычески-христианской религиозной гражданской войне положила основание византизму. Сменилось не просто царствование, сменился «эон», сменилась столица империи, ее духовные и идеологические основания, трансформацию пережила армия, установлены были новые начала государственного управления. В общем сложилось всё то, что позднее названо было византизмом.
Константин во всех своих войнах не потерпел ни одного поражения - и именно с его правления чудо стало для империи военно-стратегическим фактором. Но Константин понял и еще одно - что в условиях, когда за время предыдущего кризиса города-полисы пришли в упадок, когда социальные связи между людьми распались, Церковь является единственной крепкой социальной структурой соединяющей людей. И именно на эту церковную структуру императоры возложили основную нагрузку в организации жизни народа. В итоге в Византии сложилась парадоксальная ситуация, когда человек ни на секунду не забывал о том, что он - православный христианин, но далеко не всегда чувствовал себя гражданином. Иногда это тоже приводило к весьма печальным последствиям.
Византиец был одинок и перед Богом, и перед другими людьми. Его поддержкой были только церковь и семья. Для спасения души этого было достаточно, а вот для нормальной жизни государства - маловато. Не случайно империя серьезно ожила и укрепилась именно тогда, когда весь Балканский полуостров заселили славянские племена с их общинной организацией, со взаимной солидарностью людей. Именно из обращенных в православие славян долгое время комплектовались лучшие войска Византии. Командовали ими полководцы - выходцы в основном из армян, поскольку у армян была сильна и родовая аристократия и очень развито этническое самосознание, которое поддерживало солидарность между ними.
А вот главной структурой, которую порождали сами ромеи, было, к сожалению, чиновничество. Империя держалась на бюрократии и очень сильно от нее зависела. Связано это было с тем, что в условиях упадка городов, упадка хозяйства империя могла держаться и финансировать армию только за счет сверхцентрализованной налоговой и бюджетной системы. Чиновники на местах старались выжать из людей максимум и переправить в столицу. А уж из столицы кое-что возвращалось назад, после удовлетворения нужд армии, двора, после прокормления столичного населения, среди которого было немало откровенных бездельников, после рассылки взяток и подарков соседним варварским правителям, воспринимавшим эти подарки как дань. Нетрудно понять, сколько собранных денег прилипало по пути к нечистым рукам чиновников, сколько новых специальных поборов было ими выдумано, чтобы получше обеспечить свои интересы. Чиновники эти были и православными, и патриотами, но вот не грабить народ в их патриотизм, к сожалению, не входило. И поделать с ними императоры ничего не могли, скорее это сами чиновники пытались что-то поделать с императорами или с военными, которые составляли чиновникам своеобразную оппозицию.
Религия так и оставалась в центре византийских интересов. Однако и здесь разные части общества разделились. Если для одних Бог оставался живой реальностью, а Истина была превыше всего, то других охватили равнодушие и скептицизм. Одному из интеллигентов той эпохи, когда императоры больше всего были озабочены идеей - как договориться с Западом, Варлааму Калабрийцу принадлежала замечательная в своей простоте идея. Надо просто признать, - говорил он, - что о Боге ни мы, ни они ничего не знаем, что Истина нам неведома, а потому и не надо спорить о догматах. Этот метод Варлаама очень, кстати, понравился западноевропейцам и его не случайно считают отцом итальянского «гуманизма» и «ренессанса».
Варлааму возражал величайший православный богослов поздней Византии святитель Григорий Палама. Мы не только знаем истину о Боге, но Бог дан нам также в ощущениях, как и любая другая реальность. Как человеческие глаза видят солнечный свет, так и глаза души человека, который молится истинной молитвой и который побеждает в себе грех, видят нетварный Божественный свет. Ничего более конкретного, более ощутимого, чем православное предание, чем истина о Боге, попросту нет. Мнение Паламы после длительной борьбы восторжествовало и в Византии. Но от скептицизма в отношении к истине византийцы так до конца и не избавились, униатство продолжалось и закончилось флорентийской унией и гибелью империи, о которой мы уже говорили. Но идеи святителя Григория Паламы не пропали всуе. Его преемники и последователи знали, какой конец надвигается на Византию. Именно поэтому еще в XIV веке, еще при преподобном Сергии Радонежском, святителе митрополите Алексии и святом князе Димитрии Донском, они начали, если так можно выразиться «переводить» значительную часть «духовных активов» на Русь. Всеми способами и мерами поддерживать хранившую верность православию Москву против её конкурентов, особенно Литвы.
А конец XIV века, эпоха Куликовскую битвы, и в самом деле были удивительным временем, когда политику Московского княжества определяли святые. Церковь прославила как святых и великого князя, и митрополита и их духовного наставника преподобного Сергия. И лучшие византийцы предвидели и это. Ученик Паламы патриарх Филофей Коккин писал Дмитрию Донскому, что считает русских «святым народом» и молится за нас больше, чем за все остальные народы. Так что идея, что «Москва - Третий Рим» придумали не в России, а в самой Византии, предвидя падение «Второго Рима». И с этого патриаршего благословения, в русское сознание крепко вошла идея Святой Руси.
Источник: Сто книг