одно волшебное воскресенье
Поезд высадил меня на пустынном полустанке, вокруг не было решительно никого. Яркое, но уже по-зимнему низкое солнце освещало дорогу и бесконечные ряды идентичных домов по обе стороны; Барнет, один из многочисленных пригородов Лондона, ничем не отличался от своих собратьев. Поеживаясь, я зацокала своими подковками, уповая на мудрость гугл-карт; навстречу мне не попалось ни души. Просквозив мимо закрытого пристанционного магазина, я нырнула в типичный лондонский глухой переулок между двумя двухметровыми кирпичными стенами и оказалась на развороте, которым заканчивалась улица-тупик - такая же пустая и усыпанная листяьми, как и все здесь воскресным утром. Я всерьез задумалась, как я найду нужный мне дом, ибо номеров, разумеется, ни на чем тут не было, как вдруг дверь одного из домов открылась, и оттуда деловито вырулил юноша в комбинезоне на голое тело и принялся что-то бодро выгружать из припаркованного рядом фургона. Едва окинув меня взяглядом, он произнес:
- Да, тебе сюда. У тебя подходящие ботинки.
Ботинки, к слову сказать, у меня и правда были подходящие (потому и надела - как опознавательный знак) - белые битловские полусапоги на черном, так называемом кубинском каблуке сантиметров в пять. Как раз такие ботинки носят в нашей тусовке как мальчики, так и девочки, а вот больше никто сейчас особо не носит, так что мы вычисляем друг друга практически безошибочно. Если задуматься, это забавная деталь - такая же, как и множество серебряных колец на руках, длинные волосы, браслеты и узкие джинсы на особях обоего пола. Все-таки племенной дух живет в человеке по сей день, а мы даже и не замечаем.
Юноша в комбинезоне проводил меня внутрь дома, ловко уворачиваясь от нагромождения барахла пополам с музыкальными инструменатми и сценическими костюмами, занимавшего, казалось, каждый свободный угол в этом жилище. Мы прошли в огромную кухню-гостиную, еще более колоссально загроможденную и при этом настолько богемную, что только я ступила на сомнительной чистоты пол, как почувствовала себя натурально как дома. Хозяин дома, огромный, рыжий, веселый, в пижаме а-ля "комбинезон-зайчик", весело суетился над плитой, перекладывая пакеты с продуктами со сломанной горелки в корзину с лимонами и параллельно громогласно вопрощая у аудитории, не видел ли кто блядский чайник в этом доме? Появилась хозяйка, такая же веселая, такая же рыжая и такая же огромная, критически оценила ситуацию и решила заняться другим, более полезным делом. На столе стояла гвардия кашек с разложенными по ним пакетиками, груды тоста и мильон различных банок с джемом; из недр всего этого выплыла Карли, выловила одного из сновавших между столом и садом очаровательных мальчиков и представила нас: это был мой первый интервьюируемый, с которым мы, обменявшись мильоном приветствий и рукопожатий с кучей народу, чьи имена я моментально забыла, отправились через огромный, изрытый и заваленный старыми холодильниками, останками музыкального обородувования, мебелью и просто каким-то хламом сад - в большой сарай, содержавший в себе импровизированную студию и еще человек пятнадцать народу. Здесь-то мне и предстояло провести день, обозревая сессию звукозаписи, результатом которой должен стать первый сборник нашей музыкальной промоутинговой компании. Мне положительно все здесь было по вкусу.
Далее последовали, а точнее пролетели часов десять в ходе, которых я торчала в студии, наблюдая процесс звукозаписи методом живого выступления, брала интервью у всех и каждого, тискала двух собак - огромную помесь бульдога с, по-моему, слоном и крошечного стаффордширского терьера, пила пиво, помогала готовить и есть бесконечно поступавшую еду, ездила с хозяином на машине без ремней за сигаретами, участвовала в импровизированной хоровой побудке двоих из пяти хозяйских сыновей "Богемской Рапсодией" (по велению хозяйки дома человек тридцать нас ввалились в их спальню и исполняли бессмертный шедевр под их громкие стоны и мольбу о пощаде, пока она срывала с окон одеяло), перетерла со всеми и каждым на тему состояние нынешней музыкальной сцены, засняла джем с участием настоящего контрабаса - словом, прожила этот день, как часть потрясающего единого целого, собранного из любви к музыке и ярко выраженной внутренней свободы всех участников. Все пятеро сыновей хозяев, как выяснилось, состоят в одно группе, причем я уже видела их живьем, но в домашней обстановке сразу не узнала.
Когда хозяин дома, под покровом ночи, проводил меня обратно на станцию (они искренне не понимали, зачем вообще кому-то надо идти домой - половина, по-моему, так там и осталась на ночь), в кармане у меня было добрых два часа потрясающих интервью и кристальная идея для статьи, а точнее - штук для пяти сразу. Честно говоря, это был один из тех дней, когда ты понимаешь, что лучше, пожалуй, почти не бывает, и он был наполнен людьми, ближе которых по духу едва ли в жизни найдешь. Я вдрызг простудилась на бесконечных перекурах на холодном ноябрьском ветру, но была настолько счастлива, что это просто не могло меня никак расстроить. Придя домой и выпив глинтвейна, я еще долго пыталась переварить увиденное и поверить в свою удачу: все-таки искусство и ничего больше в состоянии сблизить ровно тех людей, ровно там и ровно тогда, и нет для меня в жизни ничего прекраснее этого единства.
(доска объявлений в кухне, чтобы не забыть, когда и где выступают)
(вход в сарай-студию со списком групп, которые сегодня записываются)
(условная гостиная-приемная с работами хозяина дома)
(карли перекладывает ботинки из миски с фруктами на тарелку от тостов)
(предбанник студии и кое-кто из музыкантов)
(процесс записи 1)
(условный бульдог и часть моего (того самого) ботинка)
(процесс записи 2)
- Да, тебе сюда. У тебя подходящие ботинки.
Ботинки, к слову сказать, у меня и правда были подходящие (потому и надела - как опознавательный знак) - белые битловские полусапоги на черном, так называемом кубинском каблуке сантиметров в пять. Как раз такие ботинки носят в нашей тусовке как мальчики, так и девочки, а вот больше никто сейчас особо не носит, так что мы вычисляем друг друга практически безошибочно. Если задуматься, это забавная деталь - такая же, как и множество серебряных колец на руках, длинные волосы, браслеты и узкие джинсы на особях обоего пола. Все-таки племенной дух живет в человеке по сей день, а мы даже и не замечаем.
Юноша в комбинезоне проводил меня внутрь дома, ловко уворачиваясь от нагромождения барахла пополам с музыкальными инструменатми и сценическими костюмами, занимавшего, казалось, каждый свободный угол в этом жилище. Мы прошли в огромную кухню-гостиную, еще более колоссально загроможденную и при этом настолько богемную, что только я ступила на сомнительной чистоты пол, как почувствовала себя натурально как дома. Хозяин дома, огромный, рыжий, веселый, в пижаме а-ля "комбинезон-зайчик", весело суетился над плитой, перекладывая пакеты с продуктами со сломанной горелки в корзину с лимонами и параллельно громогласно вопрощая у аудитории, не видел ли кто блядский чайник в этом доме? Появилась хозяйка, такая же веселая, такая же рыжая и такая же огромная, критически оценила ситуацию и решила заняться другим, более полезным делом. На столе стояла гвардия кашек с разложенными по ним пакетиками, груды тоста и мильон различных банок с джемом; из недр всего этого выплыла Карли, выловила одного из сновавших между столом и садом очаровательных мальчиков и представила нас: это был мой первый интервьюируемый, с которым мы, обменявшись мильоном приветствий и рукопожатий с кучей народу, чьи имена я моментально забыла, отправились через огромный, изрытый и заваленный старыми холодильниками, останками музыкального обородувования, мебелью и просто каким-то хламом сад - в большой сарай, содержавший в себе импровизированную студию и еще человек пятнадцать народу. Здесь-то мне и предстояло провести день, обозревая сессию звукозаписи, результатом которой должен стать первый сборник нашей музыкальной промоутинговой компании. Мне положительно все здесь было по вкусу.
Далее последовали, а точнее пролетели часов десять в ходе, которых я торчала в студии, наблюдая процесс звукозаписи методом живого выступления, брала интервью у всех и каждого, тискала двух собак - огромную помесь бульдога с, по-моему, слоном и крошечного стаффордширского терьера, пила пиво, помогала готовить и есть бесконечно поступавшую еду, ездила с хозяином на машине без ремней за сигаретами, участвовала в импровизированной хоровой побудке двоих из пяти хозяйских сыновей "Богемской Рапсодией" (по велению хозяйки дома человек тридцать нас ввалились в их спальню и исполняли бессмертный шедевр под их громкие стоны и мольбу о пощаде, пока она срывала с окон одеяло), перетерла со всеми и каждым на тему состояние нынешней музыкальной сцены, засняла джем с участием настоящего контрабаса - словом, прожила этот день, как часть потрясающего единого целого, собранного из любви к музыке и ярко выраженной внутренней свободы всех участников. Все пятеро сыновей хозяев, как выяснилось, состоят в одно группе, причем я уже видела их живьем, но в домашней обстановке сразу не узнала.
Когда хозяин дома, под покровом ночи, проводил меня обратно на станцию (они искренне не понимали, зачем вообще кому-то надо идти домой - половина, по-моему, так там и осталась на ночь), в кармане у меня было добрых два часа потрясающих интервью и кристальная идея для статьи, а точнее - штук для пяти сразу. Честно говоря, это был один из тех дней, когда ты понимаешь, что лучше, пожалуй, почти не бывает, и он был наполнен людьми, ближе которых по духу едва ли в жизни найдешь. Я вдрызг простудилась на бесконечных перекурах на холодном ноябрьском ветру, но была настолько счастлива, что это просто не могло меня никак расстроить. Придя домой и выпив глинтвейна, я еще долго пыталась переварить увиденное и поверить в свою удачу: все-таки искусство и ничего больше в состоянии сблизить ровно тех людей, ровно там и ровно тогда, и нет для меня в жизни ничего прекраснее этого единства.
(доска объявлений в кухне, чтобы не забыть, когда и где выступают)
(вход в сарай-студию со списком групп, которые сегодня записываются)
(условная гостиная-приемная с работами хозяина дома)
(карли перекладывает ботинки из миски с фруктами на тарелку от тостов)
(предбанник студии и кое-кто из музыкантов)
(процесс записи 1)
(условный бульдог и часть моего (того самого) ботинка)
(процесс записи 2)