модильяни
Когда мне было лет девять или десять, был такой журнал - "Караван историй", и его безумно часто рекламировали по телевизору. В нашем доме такие вещи не водились - исключительно журнал Burda с выкройками, но однажды мама принесла этот самый "Караван" с работы. Удивительно, как сильна детская память: я отчетливо помню, где он лежал, какая фотография была на обложке, освещение в гостиной, серо-сизый цвет кресел и поласа, молочно-белый отблеск снега за окном... Я была одна дома (наверное были каникулы) достаточно долго - настолько, что заинтересовалась журналом несмотря на свою в те времена отчаянно декларируюмую нелюбовь к чтению (я обожала книги, когда мне их читали вслух, но сама читала слишком медленно, да и вид огромного талмуда вызывал у меня панику - мне казалось, я никогда в жизни не осилю толстую книгу, а признать поражение в семье, где книги являлись одной из ключевых ценностей, было немыслимо; вот поэтому я и не читала "из принципа"). Там были статьи про Фелини, Долину и Модильяни (господи, ну и набор), и я, как водится, наугад открыла в первом попавшемся месте. Со страницы на меня смотрели черные, чуточку безумные глаза Jeanne Hébuterne, музы и сожительницы Модильяни. Я решила прочитать статью.
То, что я прочла о жизни этого художника, шокировало и заинтересовало меня настолько, что мне бы в любом случае понравились его картины, даже если бы мне пришлось самой их себе представить. Забавно, что подобный паттерн останется со мной навсегда: меня увлекают личности, и через них я учусь любить их творчество, а не наоборот. Крайне редко я услышу мелодию и заинтересуюсь ее автором - скорее всего, я услышу историю об авторе и пойду узнавать его музыку. Так я впервые узнала про парижскую богему, абсент, образ голодного художника, невероятно эстетичного даже в нестиранных лохмотьях (и даже с устойчивым запахом перегара), про кабаре, проституток-натурщиц, чахотку и нищету и, вполне возможно, впервые в жизни прониклась эстетикой декаданса. Я даже помню, как много я об этом думала и как расспрашивала маму, которая наверняка несколько удивилась, но поведала мне обо всем, о чем я хотела знать - очень возможно, что именно после этого наши разговоры об искусстве стали интересны обеим сторонам.
Так или иначе - когда несколько месяцев назад я узнала, что в Лондон везут выставку Модильяни, я просто не могла на нее не пойти. На пути стоял не только типичный лондонский бум ("все побежали - и я побежал"), из-за которого почти на любую крупную выставку очень нелегко попасть, но еще и то, что со мной собирались сходить два человека, и все никак не могли собраться. У этой истории был бы очень грустный конец, если бы в эту субботу Ало не решил принести мне кофе на работу. Мой каппучино (вообще-то я пью латте, но дареному коню в зубы не смотрят) прибыл из Cafe Nero в бумажной чашке с репродукциями Модильяни и датами выставки. Она заканчивалась послезавтра! Обезумев от возмущения, я написала Капитану (которому на выставку идти было особо не интересно), и уже вечером мы забронировали одни из последних имевшихся билетов - продление выставки до 10 вечера aka Late at Tate в предпоследний день ее работы.
Писать про то, как я смотрела на картины - это маразм. Все люди смотрят на картины хотя бы иногда в этой жизни; некоторые, как я, подходят ближе, чтобы почувствовать этот упоительный запах масляной краски, с которым у меня ассоциируется детство и мамин большой автопортрет, который вечно с легким ехидством смотрел, что я вытворяю в ее отсутсвие, чтобы разглядеть мазки и, грубо говоря, удостовериться, что созерцаемый объект действительно реален. Но вот какое ощущение меня совершенно потрясло: даже несмотря на абсолютный не-реализм портретов и на их вопиющую разноту, когда на них был один и тот же человек, казалось, что я не просто видела всех этих людей живьем, но и в подробностях могу представить себе их черты и движения. По-моему это фантастика.
А вот отдельную благодарность хочется высказать дюже креативным нашим англичанам. Если в мирной жизни от этой их креативности в сочетании с фирменной их же рукожопостью порой хочется выть, то вот когда дело доходит до музеев, I simply can't get enough of it. Никто, нигде в мире не умеет настолько круто делать выставки и превращать посещение музея в experience, я заявляю со всей ответственностью; каждый раз они умудряются придумать что-нибудь новое, высоко-технологичное и очень-очень эмоциональное. На этот раз они воссоздали последнюю студию Модильяни на Монпарнассе с помощью виртуальной реальности. Садишься на стул, надеваешь на голову шлем - и оказываешься в узкой, тесной, но светлой комнате, где за окном шумит Париж столетней давности, в пепельнице дымится окурок, по полу разбросаны знаменитые банки от сардин, с потолка капает в подставленное ведро, а на мольберте, прямо перед тобой - последний автопортрет художника...
Пожалуй, говорить больше ничего не стоит, а вот портрет я тут вывешу.
PS: А Капитан внезапно выставкой проникся, несмотря на изначальные протесты.
То, что я прочла о жизни этого художника, шокировало и заинтересовало меня настолько, что мне бы в любом случае понравились его картины, даже если бы мне пришлось самой их себе представить. Забавно, что подобный паттерн останется со мной навсегда: меня увлекают личности, и через них я учусь любить их творчество, а не наоборот. Крайне редко я услышу мелодию и заинтересуюсь ее автором - скорее всего, я услышу историю об авторе и пойду узнавать его музыку. Так я впервые узнала про парижскую богему, абсент, образ голодного художника, невероятно эстетичного даже в нестиранных лохмотьях (и даже с устойчивым запахом перегара), про кабаре, проституток-натурщиц, чахотку и нищету и, вполне возможно, впервые в жизни прониклась эстетикой декаданса. Я даже помню, как много я об этом думала и как расспрашивала маму, которая наверняка несколько удивилась, но поведала мне обо всем, о чем я хотела знать - очень возможно, что именно после этого наши разговоры об искусстве стали интересны обеим сторонам.
Так или иначе - когда несколько месяцев назад я узнала, что в Лондон везут выставку Модильяни, я просто не могла на нее не пойти. На пути стоял не только типичный лондонский бум ("все побежали - и я побежал"), из-за которого почти на любую крупную выставку очень нелегко попасть, но еще и то, что со мной собирались сходить два человека, и все никак не могли собраться. У этой истории был бы очень грустный конец, если бы в эту субботу Ало не решил принести мне кофе на работу. Мой каппучино (вообще-то я пью латте, но дареному коню в зубы не смотрят) прибыл из Cafe Nero в бумажной чашке с репродукциями Модильяни и датами выставки. Она заканчивалась послезавтра! Обезумев от возмущения, я написала Капитану (которому на выставку идти было особо не интересно), и уже вечером мы забронировали одни из последних имевшихся билетов - продление выставки до 10 вечера aka Late at Tate в предпоследний день ее работы.
Писать про то, как я смотрела на картины - это маразм. Все люди смотрят на картины хотя бы иногда в этой жизни; некоторые, как я, подходят ближе, чтобы почувствовать этот упоительный запах масляной краски, с которым у меня ассоциируется детство и мамин большой автопортрет, который вечно с легким ехидством смотрел, что я вытворяю в ее отсутсвие, чтобы разглядеть мазки и, грубо говоря, удостовериться, что созерцаемый объект действительно реален. Но вот какое ощущение меня совершенно потрясло: даже несмотря на абсолютный не-реализм портретов и на их вопиющую разноту, когда на них был один и тот же человек, казалось, что я не просто видела всех этих людей живьем, но и в подробностях могу представить себе их черты и движения. По-моему это фантастика.
А вот отдельную благодарность хочется высказать дюже креативным нашим англичанам. Если в мирной жизни от этой их креативности в сочетании с фирменной их же рукожопостью порой хочется выть, то вот когда дело доходит до музеев, I simply can't get enough of it. Никто, нигде в мире не умеет настолько круто делать выставки и превращать посещение музея в experience, я заявляю со всей ответственностью; каждый раз они умудряются придумать что-нибудь новое, высоко-технологичное и очень-очень эмоциональное. На этот раз они воссоздали последнюю студию Модильяни на Монпарнассе с помощью виртуальной реальности. Садишься на стул, надеваешь на голову шлем - и оказываешься в узкой, тесной, но светлой комнате, где за окном шумит Париж столетней давности, в пепельнице дымится окурок, по полу разбросаны знаменитые банки от сардин, с потолка капает в подставленное ведро, а на мольберте, прямо перед тобой - последний автопортрет художника...
Пожалуй, говорить больше ничего не стоит, а вот портрет я тут вывешу.
PS: А Капитан внезапно выставкой проникся, несмотря на изначальные протесты.