печаль моя сверла
В очередной раз смотрю на мир грустными глазами. И не потому, даже, что все как всегда - разве в нашем древнем мире теоретически может быть иначе? Одни заняты обсуждением выдуманной чужой политики, скорбят, беснуются и ругаются друг с другом о том, где чья лестница в чье небо. И все, причем, не в свое, а в чье-то чужое, но с таким пылом, будто это - дорожка в собственный огород (ну та, что на даче выложена краденым тартаном). Идеологическая основа дебатов - настолько же достойная, максимально достижимый результат - настолько же значим.
Другие жгут еще сильнее - с той же горячностью доказывают миру, что они - не такие, что их ничто не удивляет и не тревожит, а заняты они только производственными проблемами поисками чистой любви, сухого пороха и прочих настоящих вещей. Все это - из недр теплой кухни с энным количеством грязной посуды в раковине и неизбывным запахом кислых щей. Окурки при этом складываются в консервную банку на лестничной клетке - не место таким вонючим аспектам реальности в их башне из слоной кости.
Ни то, ни другое времяпрепровождение меня, в общем-то, не смущает и не трогает никак - ну нужны людям страсти, и хрен с ними, даже если в процессе их, страстей, обретения сами ищущие превратились в ходячую банальность, - мне-то что. Не вдохновляют они, конечно, но что ж поделаешь. Но грущу я вот от чего, как обычно: пока идут эти битвы, а борющиеся заняты поиском настоящего, над городом встает солнце, каждый день, и каждый день по-разному, но совершенно невозможно сосредоточиться на красоте и мистике этого явления, потому что мимо то бегут одни, с барабанами, то другие, с транспорантами, а соседи все сверлят и сверлят, к сожалению, не увлекаемые ни за теми, ни за этими, и сбивают меня с ритма.
Другие жгут еще сильнее - с той же горячностью доказывают миру, что они - не такие, что их ничто не удивляет и не тревожит, а заняты они только производственными проблемами поисками чистой любви, сухого пороха и прочих настоящих вещей. Все это - из недр теплой кухни с энным количеством грязной посуды в раковине и неизбывным запахом кислых щей. Окурки при этом складываются в консервную банку на лестничной клетке - не место таким вонючим аспектам реальности в их башне из слоной кости.
Ни то, ни другое времяпрепровождение меня, в общем-то, не смущает и не трогает никак - ну нужны людям страсти, и хрен с ними, даже если в процессе их, страстей, обретения сами ищущие превратились в ходячую банальность, - мне-то что. Не вдохновляют они, конечно, но что ж поделаешь. Но грущу я вот от чего, как обычно: пока идут эти битвы, а борющиеся заняты поиском настоящего, над городом встает солнце, каждый день, и каждый день по-разному, но совершенно невозможно сосредоточиться на красоте и мистике этого явления, потому что мимо то бегут одни, с барабанами, то другие, с транспорантами, а соседи все сверлят и сверлят, к сожалению, не увлекаемые ни за теми, ни за этими, и сбивают меня с ритма.