thankyouso
сегодня ночью никакого сна - только крепкий черный кофе, настолько крепкий, что даже горький, как я люблю. и несколько часов наедине с твоими мыслями, которые я люблю куда больше, чем тот даже кофе.
раз, два, три.
когда начнет светать, начнутся колики в сердце, я обещаю. я обещаю никогда не ходить к врачу - так веселее. когда перевалит за три (я так и не знаю, утра или ночи, ведь два - это ночи, а четыре - уже утра; три - что-то неопределенное, и мне нравится эта неопределенность), они начнут ползать по всем вертикальным и горизонтальным поверхностям и исчезать всякий раз, как я буду поворачиваться, чтобы посмотреть на них во все свои распухшие глаза. уже 2:55, и я вижу, как пара букашек летает прямо перед моим носом. я тянусь к одной из них пальцами - указательным и большим - но они растворяются в воздухе прежде, чем я успеваю хоть что - нибудь.
когда мне будет восемьдесят три, я буду жить в уютной квартирке где-нибудь в западной части Италии. по утрам я буду выходить на просторный балкон и рисовать на протяжении всего дня. я буду художницей - или, по крайней мере, буду делать вид, что художница. соседи, их дети, друзья, знакомые и даже случайные прохожие будут просить меня рассказать о моей жизни. рассказать еще один раз. и я, не отрываясь от холста взглядом, но отложив кисти в сторону, придерживая обеими сухими ладонями стоящую на коленях чашку все того же крепкого черного, скажу им: "за всю мою жизнь у меня была лишь одна религия." так я начну свой рассказ.
и добавлю, что всю свою жизнь я любила только мужчин. а может быть, одного мужчину - совсем еще мальчика, совсем еще девочкой. я скажу, что это - то, что сделало меня мною. я добавлю, что все остальное было ненастоящим. и что только однажды было что-то похожее, что-то такое, что я не в силах - и, наверное, даже не в праве.
я расскажу им о том, отчего я рисую. я расскажу им, о чем эти тысячи снимков, хранящихся под моей кроватью, под моей подушкой, под моими ногтями, веками и под одеждой.
я расскажу им про то, как зимнее утро сочетается с зеленым и рыжим. рыжий, зеленый, белый и золотой. солнце и снег, снег и солнце. они ничего не поймут.
я расскажу им о том, как, сидя на одной из качель во дворе той старой больницы, в которой я. конечно, я, ну а кто же еще.
как ты, сидя на этой качеле, сказала мне: любовь на всю жизнь должна быть одна - огромная и безответная.
я расскажу о том, как эти слова, вот эти вот слова, и оказались самыми теми словами. и о том, как здорово сейчас находиться здесь - то есть там - в своей уютной квартирке на западе Италии, с тысячами фотографий, с этими вот письменами да парочкой сотен рисунков, покоящихся все под той же кроватью, и как было сложно, и как было нужно оставить однажды тебя, его, их, вас, нас - всех - и навсегда пропасть вот здесь, затеряться среди этих улочек, домов, деревьев, ветров - навсегда. чтобы сидеть потом в деревянном кресле с чашкой крепкого черного кофе, который, впрочем, никогда не мог заменить твоих мыслей, которые, должно быть, стали еще интереснее за все эти годы - сидеть так, любя тебя, любя его, любя тебя больше ангелов и самого, и стараться всегда быть как можно дальше от вас, чем от них обоих.
гораздо дальше.
раз, два, три.
когда начнет светать, начнутся колики в сердце, я обещаю. я обещаю никогда не ходить к врачу - так веселее. когда перевалит за три (я так и не знаю, утра или ночи, ведь два - это ночи, а четыре - уже утра; три - что-то неопределенное, и мне нравится эта неопределенность), они начнут ползать по всем вертикальным и горизонтальным поверхностям и исчезать всякий раз, как я буду поворачиваться, чтобы посмотреть на них во все свои распухшие глаза. уже 2:55, и я вижу, как пара букашек летает прямо перед моим носом. я тянусь к одной из них пальцами - указательным и большим - но они растворяются в воздухе прежде, чем я успеваю хоть что - нибудь.
когда мне будет восемьдесят три, я буду жить в уютной квартирке где-нибудь в западной части Италии. по утрам я буду выходить на просторный балкон и рисовать на протяжении всего дня. я буду художницей - или, по крайней мере, буду делать вид, что художница. соседи, их дети, друзья, знакомые и даже случайные прохожие будут просить меня рассказать о моей жизни. рассказать еще один раз. и я, не отрываясь от холста взглядом, но отложив кисти в сторону, придерживая обеими сухими ладонями стоящую на коленях чашку все того же крепкого черного, скажу им: "за всю мою жизнь у меня была лишь одна религия." так я начну свой рассказ.
и добавлю, что всю свою жизнь я любила только мужчин. а может быть, одного мужчину - совсем еще мальчика, совсем еще девочкой. я скажу, что это - то, что сделало меня мною. я добавлю, что все остальное было ненастоящим. и что только однажды было что-то похожее, что-то такое, что я не в силах - и, наверное, даже не в праве.
я расскажу им о том, отчего я рисую. я расскажу им, о чем эти тысячи снимков, хранящихся под моей кроватью, под моей подушкой, под моими ногтями, веками и под одеждой.
я расскажу им про то, как зимнее утро сочетается с зеленым и рыжим. рыжий, зеленый, белый и золотой. солнце и снег, снег и солнце. они ничего не поймут.
я расскажу им о том, как, сидя на одной из качель во дворе той старой больницы, в которой я. конечно, я, ну а кто же еще.
как ты, сидя на этой качеле, сказала мне: любовь на всю жизнь должна быть одна - огромная и безответная.
я расскажу о том, как эти слова, вот эти вот слова, и оказались самыми теми словами. и о том, как здорово сейчас находиться здесь - то есть там - в своей уютной квартирке на западе Италии, с тысячами фотографий, с этими вот письменами да парочкой сотен рисунков, покоящихся все под той же кроватью, и как было сложно, и как было нужно оставить однажды тебя, его, их, вас, нас - всех - и навсегда пропасть вот здесь, затеряться среди этих улочек, домов, деревьев, ветров - навсегда. чтобы сидеть потом в деревянном кресле с чашкой крепкого черного кофе, который, впрочем, никогда не мог заменить твоих мыслей, которые, должно быть, стали еще интереснее за все эти годы - сидеть так, любя тебя, любя его, любя тебя больше ангелов и самого, и стараться всегда быть как можно дальше от вас, чем от них обоих.
гораздо дальше.