Феечки
Сегодня Вконтакте я участвовала в интервью, было довольно интересно, занимательно и весело!Целиком можно прочитать тут, но я не о том. Обсуждались дальнейшие творческие планы, а я сейчас как раз вынашиваю одну безумную историю в стиле "Ребекка утопилась", но пока основная проблема, как сделать мрачняк не таким мрачным.
А межтем у нас уже давно лежит один долгострой, пока, видимо, законсервированный. Но чтобы ему не скучно было лежать, я выложу пару своих любимых кусочков в надеждой на обсуждение и фидбек.
Десять лет, семь месяцев и пять дней назад в местечке Бригам распахнулось окно одного добротного георгианского коттеджа. Из него осторожно выглянула девочка в ночной рубашке с непокрытой головой. Убедившись, что вокруг нет ни души, она поспешно надела туфельки, которые отец позавчера привез с ярмарки, накинула шаль, и еще раз огляделась. Все в доме спали: родители этажом выше, кухарка на чердаке, храп тетушки Агнес доносился из-за стены, а больше в доме и не было никого. Переступив через оконную раму, она оказалась на козырьке над крыльцом. До сих пор ей было совсем не страшно, но теперь от земли ее отделяли добрых десять футов. Однажды она уже пыталась так выбраться из комнаты, и мать жутко ее бранила, отстегала прутом и сказала, что если такое еще раз повторится, за ней придут какие-то добрые соседи. Добрых соседей девочка не боялась, а прутика - еще как.
- Я ненадолго, никто и не узнает, - пробормотала она. Слова, произнесенные вслух, звучали особенно убедительно.
Внизу было темно, но она на всякий случай зажмурилась, досчитала до трех и прыгнула. Гравий подъездной дорожки пребольно впился в колени и ладони, и девочка с трудом сдержала вскрик досады. Быстро поднявшись с расцарапанных коленей, еще раз обернулась, словно опасаясь, что прыгнула слишком громко и перебудила домочадцев, а затем быстро, не оглядываясь, побежала к калитке.
Прямо за их домом начинались поля, чуть левее шла дорога к Мэрипорту, где два раза в день проезжала почтовая карета, а справа, если обойти старую мельницу и перейти через ручей, начинались холмы. За ними, говорят, никто и не бывал. По крайней мере, когда она спрашивала родителей или тетушку Агнес, они пожимали плечами и говорили, что делать там нечего. В эти места никогда не ходили гулять, хотя девочка была уверена, что если забраться на самую вершину холма, то можно будет увидеть море. А может быть даже Ирландию, если хорошо присмотреться. На десятый день рождения она попросила у отца подзорную трубу, чтобы забраться повыше и разглядеть Зеленый остров, но вместо трубы получила нагоняй за то, что пыталась сбежать из дома и чуть не сломала себе шею. Ну, на сей раз она будет умнее!
Теперь она точно знала, что ее ждет, и была достаточно рассудительна, чтобы держать язык за зубами. Как-то раз, когда она гуляла с тетушкой Агнес в окрестностях, тетушка задремала под раскидистым дубом. Гуляния с тетей всегда проходили по одному маршруту - она не отходила от Бригама более чем на пятьсот ярдов, и уже через полчаса раскладывала свой переносной стул, доставала пенсне и углублялась в чтение газет вслух. Частенько новости были такими скучными, что Агнес засыпала, ее голова опускалась на массивную грудь, а пенсне падало в траву, и тогда девочка была предоставлена самой себе до того момента, пока тетушку что-нибудь не разбудит.
На прошлой неделе девочка забежала так далеко, как прежде не бывала: перепрыгнула ручей, почти не намочив платья, и даже нашла в траве следы нехоженой дорожки. Она была едва различима в густой зелени и петляла зигзагами, поднимаясь к холмам. Девочка настолько увлеклась незнакомой ей прежде игрой - следить по чуть примятым травинкам за дорогой, - что и не заметила, как дуб вместе с тетушкой скрылся из виду. Бригам остался позади, а впереди ее ждал новый, неизведанный мир. Полупрозрачные стрекозы замирали на мгновение перед ее носом, а затем летели дальше, увлекая за собой, воздух был наполнен полуденным зноем и легкой примесью надежды и предвкушения.
Шаг, еще один, все быстрее и быстрее, трава становилась все выше, забиралась ей под юбку и щекотала коленки. Стрекот кузнечиков был настолько громким и отчетливым, что девочка была почти уверена - она слышит и понимает каждое их слово. И музыка, та самая музыка, которую она узнала с первой ноты. Самая родная, самая знакомая мелодия, которую она слышала еще в детстве. Тогда она была почти неуловимая, находящаяся на грани ее чувств. Здесь, среди холмов, она ее узнала. Несколько дудочек пели чарующе, нежно, и ее ноги радостно откликнулись на их зов. Вступили флейты, - наверное, это были флейты. По крайней мере, именно так они и должны звучать, заполняя собой все сердце целиком, пока оно не разорвется от радости. И долгая, тяжелая нота инструмента, не знакомого ни одному человеку…
Девочка огляделась. Если есть музыка, то должен быть и оркестр, ее играющий. А ведь ей всегда твердили, что за холмами ничего нет. Значит, взрослые тоже могли ошибаться. Если пройти еще немного, подняться повыше, тогда…
Звук ее собственного имени заставил девочку вздрогнуть. Мощный голос тетушки Агнес доносился от подножья, и хотя саму тетушку еще не было видно, волна ее праведного негодования покрывала собой все окрестности от Бригама до речки Дервент и дальше, до Бротона. Музыка оборвалась на самой высокой ноте. Теперь воздух дрожал от страха и чувства неизбежности наказания. Даже стрекозы, и те улетели подальше.
- Маленькая мисс Перкинс, а ну немедленно вернись! - в голосе Агнес звенел гнев пополам со страхом. Это значит, что когда девочка появится, ее ждут слезы и несколько болезненных шлепков.
Это было неделю назад. Тогда светило солнце, и была тетя. Теперь на небе висел молодой месяц, слабо освещающий дорожку, тетя и родители спали в своих кроватях, а девочка бежала бегом по подъездной дорожке. Она помнила это место. Сначала до дуба, потом направо, через ручей и по невидимой дорожке…. Примятые травинки в лунном свете были видны куда как отчетливее, чем днем, дорожка сама стелилась под ногами, и мелодия наполняла воздух. Казалось, что можно протянуть руку и ухватиться за ноту, но музыка поднималась все выше и выше, а темп становился все быстрее и быстрее. Неудержимо тянуло броситься плясать, но девочка знала, что это только начало. Настоящее веселье ждет ее дальше, там, где танцуют дудочки и флейты, грохочут барабаны и скрипка поет о счастье.
Она легонько засмеялась, и музыка ответила ей звонким переливом. Теперь она услышала голоса. Странно, что только сейчас - наверное, раньше их заглушала громкая музыка, а теперь она стихла до шепота, и девочка услышала, как ее зовут. Сначала это был звонкий голос колокольчика, который на разные лады повторял ее имя по слогам, а эхо разносило его по холмам: «….лин-лин-лин!». Сладким медом запел грудной, обволакивающий женский голос, и девочка почувствовала, как сильно ее ждали. Ее имя перекладывали на разные лады, оно звучало из травы и из цветов, оно рождалось в шелесте крыльев ночных мотыльков и уносилось птицами далеко-далеко.
«Беги к нам», - шелестела под ногами трава. Девочка сбросила туфельки, подхватила полу ночной рубашки и босиком бросилась на зов. Ее тут же подхватили чьи-то руки - маленькие как стебельки, сильные и длинные, как могучие ветви деревьев, жилистые и крепкие, как корни, - завертели, закружили, подбросили в воздух так высоко, что можно было дотронуться до звезд, а затем она сама подхватила этот стремительный водоворот танца. Музыка вновь стала громче и заполнила собой все пространство от земли до неба. У нее не было источника, и ни один инструмент на земле не мог бы ее повторить. Музыка рождалась в танце, ее создавали все и каждый, ступивший в него. Хоровод лиц перед девочкой кружился слишком быстро, чтобы она могла рассмотреть хоть одно из них. Причудливые тени лежали на танцующих фигурах как сотканная из воздуха одежда, волосы их были похожи на разноцветный туман, а лица менялись всякий раз, стоило только девочке на них посмотреть. Маленький мальчик с улыбкой дряхлого старика и молодая женщина, похожая на птицу, взялись за руки, сплели свои руки-стебли, и заиграла нежная, хрупкая мелодия. Ноги больше не касались земли, а парили в паре футов от нее, ступая по воздуху. Девочка крепко схватилась за своих соседей, чтобы не упасть, и счастливо рассмеялась.
Ровно через десять лет у ручья неподалеку от местечка Бригам нашли девушку. Ее сердце стучало, готовое вот-вот вырваться из груди, а из глаз катились слезы. Она не могли назвать ни имени, ни фамилии, ни даже из какого она города, только не переставая напевала одну и ту же мелодию - странную и диковинную, которую никогда не слышали в этих местах.