2013 г Пожалуй, одним из основных в искусствоведческом мире событий, осененных именем Дмитрия Владимировича Сарабьянова, было появление в 1980 году его книги «Русская живопись XIX века среди европейских школ». Разумеется, нужно было время, чтобы пережить и осмыслить содеянное выдающимся ученым. Так совпало, что период этого осмысления подводил к порогу 60-летия Дмитрия Владимировича. Что побудило проникнутого признательностью и благоговением МИХАИЛА АЛЛЕНОВА сплести тогда ко дню рождения наставника и покровителя венок сонетов, сюжеты которого были вдохновлены, в частности, обозначенными Сарабьяновым русско-европейскими рифмами и параллелями. Прочитанный единожды в сравнительно узком кругу друзей и коллег и никогда не публиковавшийся, оный венок, кажется, теперь может быть опубликован - в память об ушедшем в мир иной Дмитрии Владимировиче Сарабьянове. М.М. Алленов. Венок сонетов Д.В. Сарабьянову
1 Во времена мансард и чердаков На небесах знамения читались, Императивы Канта толковал Новалис И до истмата было далеко, - У нас прогресс случился из скачков: Истории этапы совмещались, Все «измы» на глазах совокуплялись - Блуд, Вавилон, смешенье языков. И странное нам выпало призванье: Первоначальных слов припоминанье. Бороздками скорбей прорезывая след, Как в храмике Томона каннелюры, Минувшее вновь выступит на свет… Из пепла Памяти лепилася Культура. [дальше]
«Как в храмике Томона каннелюры». Жан Тома де Томон. Проект мавзолея «Супругу-благодетелю» в Павловске. 1805-1808. Научно-исследовательский музей Российской академии художеств, Санкт-Петербург 2 Из пепла Памяти лепилася Культура… Но только там, - а здесь, средь невских блат Рубились окна на немецкий лад - Юнца некрепок ум, крепка мускулатура. Но силой не отыщешь клад, А память не вернет немецкая микстура; Не день пройдет - столетия подряд, Пока отыщется потерянное сдуру. В истории российской - смена вех, В скрижалях - след цензурной процедуры. Но от беспамятства спасает память тех, Которым и в дверях комендатуры Пред буйством государевых потех Ум волновала круга квадратура.
«Пред буйством государевых потех». Валентин Серов. Петр I. 1907. Картон, темпера. Государственная Третьяковская галерея 3 Ум волновала круга квадратура, И нравственный закон, и в звездах свод небес, Как наш спокойный исторический процесс Пустила вскачь проклятая немчура. (Здесь Сарабьянова мне надобна цензура: В славянофильский лес я, кажется, залез). Но все же виноват немецкий бес - Он нефранцузскую подсунул нам структуру. Так вышел презабавный архетип, И даже, говорят, национальный вроде: У передвижников средневековья всхлип - В печаль о том, что нет того в природе, Когда б философы не знали рудников И верил свет в премудрых чудаков.
«У передвижников средневековья всхлип». Слева: Иван Крамской. Христос в пустыне. 1872. Холст, масло. Фрагмент. Государственная Третьяковская галерея. Справа: Василий Перов. Портрет Достоевского. 1872. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея 4 И верил свет в премудрых чудаков, И царствовало Божие преданье. В Европе жгли своих еретиков, Чтоб двигался прогресс по расписанью. Но иероглифом татарских ярлыков Иное нам дано предначертанье, И в Азиопе меж бород и париков Пошло этапов за- и- перенаползанье, И теневое отражение культур Петровского окна в проеме окаянном. Но западно-восточный контражур Темнил истмата смысл. Явился Сарабьянов, Поправил нам помпоны колпаков - Уж не видать наивных простаков. 5 Уж не видать наивных простаков, Которым скрытое барокко не открыто; Неявный Ренессанс, наш вечный non finito, Нам явен весь, и даже без очков. Добыты тайн ключи, нет более замков, На картах белое с цветным надежно слито, И плачет у разбитого корыта Могучий академик Рыбаков. Досарабьяновский наивный канул век, Как некогда и тот, в котором человек Игрой лучей далекого Арктура Свой тешил ум и любопытный глаз, - А ныне мистики перевелись у нас - Везде дизайн, стекло и политура.
«Неявный Ренессанс, наш вечный non finito, нам явен весь…». Слева: Джотто. Воскрешение Лазаря. Около 1306. Фреска капеллы Скровеньи, Падуя. Справа. Александр Иванов. Явление Христа народу. 1837-1857. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея 6 Везде дизайн стекло и политура, И глянец репродукций нас слепит, Все обернуться призраком грозит - Не козни ли коварного Арктура? Ах, Сарабьянов, Фауста натура Неистребимо крепко в нас сидит, «Все призрак, - по-немецки говорит, - Не призрачны лишь спорт и физкультура!» Но это скаламбурил старый бес, Припомнив давнее: о зелени древес, И про теорий гиль… Забавная фигура Из эры зачуланенных углов - Скитальцу не найти привычный кров: Рациональная пошла архитектура. 7 Рациональная пошла архитектура У нас как раз с тех достославных пор, Как Сарабьянов смелый взор простер На авангарда первые фигуры. Им поколеблена былая конъюнктура: Излишествам в камнях вершился приговор - Он знаний скудость вывел на позор: En bloc - все та же круга квадратура. Избыток скудости от скудости избытков - Знакомый ребус, - не из тех ли свитков, Что в духоте чердачных колпаков Когда-то проклял - таково преданье - Готический мудрец, узрев пределы знанья? Да сгинет память дряхлых чердаков!
«…Фауста натура неистребимо крепко в нас сидит…». Михаил Врубель. Полет Фауста и Мефистофеля. 1896. Холст, масло. Панно для готического кабинета особняка Алексея Морозова во Введенском переулке в Москве. Государственная Третьяковская галерея 8 - Да сгинет память дряхлых чердаков! Иль Фаустом - до призраков геены… - Рассудка раб! - Прекрасная Елена Поэтом вызвана из памяти веков. Но не услышишь ты условных трех звонков, Измены не простят ревнивые камены: Отверзнется в душе пустующая сцена, Где будет много шпаг, веревок и клинков!.. - Сие чердачный бред! Ларек макулатурный Новее преподносит ряд эмблем: Стеллаж блистает золотом мишурным В гротескном контуре пустующей корзины! Сберкасса памяти - решенье всех проблем - Но где-то есть у нас обитель Мнемозины.
Валерий Турчин, Виктор Лазарев, Дмитрий Сарабьянов (слева направо в среднем ряду), Михаил Ильин, лаборант Юлия Константиновна (в верхнем ряду) едут во Владимир на практику. 1960-е. Фото из архива семьи Д.В. Сарабьянова 9 Но где-то есть у нас обитель Мнемозины… Тут собрался торжественный конклав - Лишить язычницу ее наследных прав; Готовы крестоносные дружины Искать следы античной образины. Но отыскали только кенотаф, - И это был… советский книжный шкаф Из нашей, из советской древесины. А где она сама, давно известно, брат: Прошелестит за окнами закат, И в зеркале блеснут твои седины. Ты вдруг откроешь… не колоду карт, Не связку карточек, где справок аппарат, - Ларец, портфель, конверт, где прошлого картины.
«Ты вдруг откроешь… не колоду карт». Владимир Немухин. Композиция с картами. 1965. Холст, масло, коллаж. Музей Зиммерли университета Ратгерс, Нью-Джерси, собрание Нортона и Нэнси Додж 10 Ларец, портфель, конверт, где прошлого картины, Как духи алхимических реторт Иль в кинескопе спящий «Амаркорд», Сокрыты в тайниках любой квартиры. А там - ликующий безмолвствует народ И никогда не дремлют паладины… Замутнена столетья перспектива, Где памятью давно играет черт. Ученость свернута в размеры аппарата, Мысль озабочена величьем картотек, А не загадкой «Черного квадрата». Но шепчутся в углах библиотек, Что те, о ком уж вспомнил Сарабьянов, Лишь часа ждут восстать из памяти туманов. 11 (Написано при участии Лены Гордон) Лишь часа ждут восстать из памяти туманов И счеты с прошлым давние свести Те, что у века были не в чести. Кентавром меж бизонов и сезаннов Обрисовался Александр Иванов, Национального искусства архетип, Не исключая (Алленов простит) Создателей модерна и сезонов. Но не свершен еще славнейший труд - Проблема так коварна и капризна! Вступить ли в одинокую игру? Изведав мрак и морок эстетизма, Трагедию возвысить романтизма, Хотя давно иной несем по жизни груз.
«Изведав мрак и морок эстетизма, трагедию возвысить романтизма». Павел Федотов. Потягивающийся игрок. Эскиз к картине «Игроки». 1851-1852. Синяя бумага, итальянский и цветной карандаш. Государственный Русский музей 12 (Написано Катей Алленовой) Хотя давно иной несем по жизни груз И детских не храним воспоминаний, Но время юных снов и пламенных мечтаний Мы чтим, как те - лицейский свой союз. Прошло немало лет, но мыслью возвращусь К тем временам младых очарований, Когда душа полна возвышенных желаний И жаждет дружественных братских уз. Влекло нас новое. И видя непрестанно Пред нами ваш пример, почтенный Сарабьянов, Мы обретали силу, зрелость, вкус. Вы поощряли смелости дерзанье И пробудили в нас самосознанье - Вот наше первое причастье и искус!
«Но время юных снов и пламенных мечтаний мы чтим, как те - лицейский свой союз». Александр Бенуа. Иллюстрация к поэме А.С. Пушкина «Медный всадник». 1916 13 Вот наше первое причастье и искус - Слова, чей дух так горек и целебен: Nur der verdienst sich Freiheit, wie das Leben, Der täglich sie erobern muss! Переведем: бороться должен (muss) Вседневно всяк, чтоб состоялось Leben, И, ergo, спорт и воздух нам потребен, Не то попритупится к Leben вкус. Как было сказано, средь ценностей культуры Не призрачна одна лишь физкультура. А Сарабьянов - гений двух культур! Но, как Адам, прельстителен для дам он. А есть роман для избранных натур: Тетрадь. Курс лекций. Д.В. Сарабьянов.
«…средь ценностей культуры не призрачна одна лишь физкультура. А Сарабьянов - гений двух культур! Но, как Адам, прельстителен для дам он». Фото из архива семьи Д.В. Сарабьянова 14 Тетрадь. Курс лекций. Д.В. Сарабьянов. - Хочу раскрыть, но заполночь, сна нет, И не написан кольцевой сонет. Минувшее глядит из памяти туманов… Суровый стиль, и МОСХу тридцать лет, Диплом о прибалтийских ресторанах, Взор гнева кафедрального тирана, Но вдруг - провал… Чердак, портфель конверт. Случайное письмо завязкою романа; Мальчишка из породы д’Артаньянов Вступает в круг отважных чудаков, И между ними… кто же? - Сарабьянов! Перенесен гипнозом детских снов Во времена мансард и чердаков.
Дмитрий Сарабьянов у проруби. Фото из архива семьи Д.В. Сарабьянова 15 Магистрал Во времена мансард и чердаков Из пепла памяти лепилася культура. Ум волновала круга квадратура И верил свет в премудрых чудаков. Уж не видать наивных простаков. Везде дизайн, стекло и политура, Рациональная пошла архитектура, - Да сгинет память дряхлых чердаков. Но где-то есть у нас обитель Мнемозины - Ларец, портфель, конверт, где прошлого картины Лишь часа ждут восстать из памяти туманов. Хотя давно иной несем по жизни груз - Вот наше первое причастье и искус: Тетрадь. Курс лекций. Д.В. Сарабьянов. 10 октября 1983 источник