(no subject)
Кстати, еще один признак весны - впервые мы сходили в Королевскую Оперу, когда там не стоит рождественская елка.
На самом деле, опера на текст Еврипида, а не Сенеки, и она заставила меня серьезно задуматься о принципах перевода античной литературы. Т.е., вполне понятно, что латинизмы типа respekt заставляют вздрагивать из-за явной анахронистичности. Но почему так неловко было от вполне аутентичной katastrof (да, шведская орфография смешная) и прочих грецизмов? Я, на самом деле, ничего не знаю об истории классиков в Швеции и не представляю, как этот перевод воспринимают носители языка. Человеку, испорченному русскими переводами, он кажется безбожно модернизированным, но ведь и Анненский стилистически не близок оригиналу.
Еврипид, как и Эсхил и в отличие от на удивление драматургически современного Софокла, сложен, как мне кажется, для восприятия из-за совершенно иных законов развития сюжета, чем привычные нам. Практически вся новая и новейшая литература, даже когда она восставала против классицизма и отталкивалась от него, все равно следует многим из правил, кодифицированным Буало со коллеги. В частности, кульминация чаще всего намного сильнее заряжена эмоционально в сравнении с другими эпизодами. У Еврипида же странным образом кульминационна каждая реплика Медеи, слуг и Ясона, да и половина песней хора. Чтение каждой его пьесы - непрестанные удары по нервам, после которых финальное объявление о чьей-либо мучительной смерти лишь добавляет к накопившемуся напряжению, но не превосходит его.
Музыка Бертца, уже "озвучивавшего" ранее Еврипида, вносит свой вклад: с одной стороны, кульминационные фразы с ударными каждые пять минут. С другой, и мне это кажется очень интересным, она крайне кинематографична - в том смысле, что вполне могла бы быть саундтреком; что очень трудно вообразить для классической оперы. Трудно сформулировать, но такое впечатление (явно, впрочем, неправильное), что музыка написана под конкретную постановку, а не наоборот. Вот под напряженные струнные мечется по сцене Медея, вот под пощипывание арфы "что-то страшное грядет", вот бумбумбумбумбумбум после очередных судьбоносных слов, а вот плачущие духовые предваряют плачущий хор.
Почти все партии хора, кстати, сокращены, "Медея" идет всего два с половиной часа с антрактом и половину этого времени поет Эмма Веттер. Вестник говорит прозой, а не поет. Финал тоже существенно сократили и переработали, несколько архаизировав: опера заканчивается воплем Ясона и безмолвным выходом Медеи в глубине сцены.
А потом - глубокий вздох замершей публики и овации.
В общем, хотя в современной музыке я и не разбираюсь, мне понравилось.
На самом деле, опера на текст Еврипида, а не Сенеки, и она заставила меня серьезно задуматься о принципах перевода античной литературы. Т.е., вполне понятно, что латинизмы типа respekt заставляют вздрагивать из-за явной анахронистичности. Но почему так неловко было от вполне аутентичной katastrof (да, шведская орфография смешная) и прочих грецизмов? Я, на самом деле, ничего не знаю об истории классиков в Швеции и не представляю, как этот перевод воспринимают носители языка. Человеку, испорченному русскими переводами, он кажется безбожно модернизированным, но ведь и Анненский стилистически не близок оригиналу.
Еврипид, как и Эсхил и в отличие от на удивление драматургически современного Софокла, сложен, как мне кажется, для восприятия из-за совершенно иных законов развития сюжета, чем привычные нам. Практически вся новая и новейшая литература, даже когда она восставала против классицизма и отталкивалась от него, все равно следует многим из правил, кодифицированным Буало со коллеги. В частности, кульминация чаще всего намного сильнее заряжена эмоционально в сравнении с другими эпизодами. У Еврипида же странным образом кульминационна каждая реплика Медеи, слуг и Ясона, да и половина песней хора. Чтение каждой его пьесы - непрестанные удары по нервам, после которых финальное объявление о чьей-либо мучительной смерти лишь добавляет к накопившемуся напряжению, но не превосходит его.
Музыка Бертца, уже "озвучивавшего" ранее Еврипида, вносит свой вклад: с одной стороны, кульминационные фразы с ударными каждые пять минут. С другой, и мне это кажется очень интересным, она крайне кинематографична - в том смысле, что вполне могла бы быть саундтреком; что очень трудно вообразить для классической оперы. Трудно сформулировать, но такое впечатление (явно, впрочем, неправильное), что музыка написана под конкретную постановку, а не наоборот. Вот под напряженные струнные мечется по сцене Медея, вот под пощипывание арфы "что-то страшное грядет", вот бумбумбумбумбумбум после очередных судьбоносных слов, а вот плачущие духовые предваряют плачущий хор.
Почти все партии хора, кстати, сокращены, "Медея" идет всего два с половиной часа с антрактом и половину этого времени поет Эмма Веттер. Вестник говорит прозой, а не поет. Финал тоже существенно сократили и переработали, несколько архаизировав: опера заканчивается воплем Ясона и безмолвным выходом Медеи в глубине сцены.
А потом - глубокий вздох замершей публики и овации.
В общем, хотя в современной музыке я и не разбираюсь, мне понравилось.