Современная западная литература
Прочтение современной иностранной литературы оставляет какой-то непритяный осадок, к-й вульгарно можно выразить "ну они и тупыыые", а более либерально "э, что-то я не понимаю, почему так?". Я вообще-то, больше по классике, по нашей. А если по западной - то она тоже никогда не оставляла по себе такого недоумения. Рассмотрим то, что попадало мне в руки в последнее время.
Ирвин Ялом "Шопенгауэр как лекарство". Психотерапевт умирает от рака, в то же время работает с группой, а еще находит своего старого недолеченного пациента, и вот всё это варится и кипит. Сеансы групповой психотерапии перемежаются вставками из автобиографии Артура Генриховича.
На группу ходит некто Тони, тугой совершенно пассажир, не отличающий Генделя от Геделя, а Геделя от Гегеля, и уж конечно Бабеля от Бебеля)) Скажем проще, он вообще не слыхал о таких. И даже такие простые слова как "изомер" или "нимфоманка" парализуют его органы речи.
"- А Ребекка - она мой изомер...
- Твой - кто? - спросил Тони, который чуть не лежал в кресле.
- Изомер - это что-то вроде зеркального отображения, - ответила Бонни.
- Изомеры, - возвестил Филипп, - это химические вещества, обладающие одинаковым составом, но разными свойствами из-за того, что их атомы расположены по-разному.
- Спасибо, Филипп. - сказала Бонни. - Наверное, мне не стоило употреблять таких ученых слов."
"- Да за кого вы меня принимаете? Обвинять меня en passant черт знает в чем и потом говорить, что дело не во мне.
- Еn passant? - переспросил Тони.
- Еn passant, - вставил Филипп, - значит на проходе, шахматный термин, когда пешка делает первый ход на две клетки, минуя пешки противника.
- Филипп, а ты понтуешься - ты это знаешь? - спросил Тони.
- Ты спросил - я ответил, - невозмутимо ответил Филипп, нисколько не задетый. - Если, конечно, твой вопрос действительно являлся вопросом.
- Ладно, сдаюсь. - Тони обвел глазами группу. - Я, наверное, тупею. Что-то в последнее время все чаще пролетаю. А что, мне кажется или на самом деле большие слова начали проскакивать все чаще?"
Не дать, ни взять пэтэушник. Но нет, взрослый человек. И все воспринимают его нормально. Если профессор Преображенский видел всю неполноценность Шарикова и воспитывал его, то тут люди толерантно извиняются, что употребляют "ученые слова". У нас бы сказали: ты тупица, возвращайся в свой свинарник и не груби взрослым дядям и тетям, а там извиняются за то, что слишком умные. Нонсенс.
А еще на группу ходит барышня Пэм. Так она нам представляется с ума сойти какой интеллектуалкой. Все в группе относятся к ней с уважением, как же - ОНА ЧИТАЕТ КНИГИ. В это сложно поверить, но это так!
"Но хуже всего было то, что он не читал. Как гладко, как уверенно он когда-то рассуждал о литературе. Как свел ее с ума востргами по поводу "Миддл-Марча" и "Даниэля Деронда". И какой это был удар - узнать, что она обманулась, приняв обертку за содержание: что не только все его литературные ремарки были вызубренным наизусть чужими мыслями, но и список известных ему книг был не просто скуден, но и абсолютно неизменен. Для Пэм это оказалось настоящим потрясением. Как могла она влюбиться в человека, который ничего не читает? Она, чьи самые дорогие и верные друзья жили на страницах Джордж Элиот, Вирджинии Вулф, Айрис Мёрдок, Элизабет Гакселл и Антонии Байет?"
Дикая совершенно ситуация. Чувствуется голубая кровь. Она читает. Она избранная.
Иэн Макьюэн "Суббота". Описание одного дня одного нейрохирурга.
"Сам Генри, честно говоря, не предполагал, что когда-нибудь, будет жить в доме с библиотекой. Его давняя мечта - как-нибудь провести выходные здесь, растянувшись на диване, с чашечкой кофе под боком, погрузившись в чтение какого-нибудь шедевра, возможо, переводного. Какого конкретно, он не знает. Неплохо было бы разобраться, что же люди имеют в виду, вот Дейзи например, когда говорят о "великих писателях". Уже не раз он пытался решить для себя этот вопрос, но так ничего и не решил. По совести сказать, начал даже смоневаться в том, что великие писатели вообще существуют. Но выкроить час-другой для чтения удается редко, и не только из-за срочных вызовов, семейных дел и сквоша, но и потому что эти еженедельные островки свободы приносят с собой беспокойство. Он не может позволить себе целых два дня валяться - или даже сидеть - на диване. Не хочет тратить свое время на наблюдение за чужими судьбами. тем более выдуманными, хотя только что потратил некоторое количество драгоценных минут, глядя на чужую жизнь из окна. Ему неинтересно заново открывать мир - куда полезнее было бы его объяснить. Времена теперь смутные, зачем еще что-то выдумывать. Чтение пухлых романов его не вдохновляет. Сосредоточен и терпелив Генри только на работе; на отдыхе его снедает жажда деятельности. Никогда он не понимал людей, которые в выходной по четыре-пять часов торчат перед телевизором, чтобы быть в курсе событий. На этой неделе в перерыве во время процедуры (сломался микродопплер, и замену пришлось тащить из другой операционной) Джей Стросс, встав во всеь рост на фоне мониторов и шкал своей анестезийной машины, потянувшись и зевнув, сообщил, что вчера не мог заснуть, пока не дочитал до конца восьмисотстраничный роман какого-то нового американского дарования. Пероун был восхищен и смущен одновременно: может быть ему просто не хватает серьезности?
Под руководством дочери Пероун все же осилил от нчала до конца два общепризнанных шедевра - "Анну Каренину" и "Мадам Бовари". Ценой замедления ментальных процессов и потери многих часов ценного времени ему удалось полностью погрузиться в запутанный мир этих высокоинтеллектуальных сказок. И что же он из этого вынес? Что адюльтер - вещь понятная, но неправильная; что в 19 веке женщинам, которые измеяли мужьям, приходилось несладко; да еще кое-что узнал о том, на что были похожи в то время Москва, русская деревня и французская провинция. Дейзи уверяла, что гениальность проявляется в деталях: но детали оставили его равнодушным. Да, они достаточно точны; но человеку наблюдательному не так уж трудно их выстроить, нужна только усидчивость, чтобы подробно все записать. Словом, эти книги произвели на него впечатление не вдохновения, а добросовестного ремеслинничества."
Ясно? Книжку написать - это тьху, сел и написал, чего там, не мешки ж ворочать. Ну если уж хирурги (не колхозники, не шоферы-дальнобойщики, не офис-менеджеры, а медики, элита нации, высокообразованные люди) смотрят на читающих людей снизу вверх - то я не знаю, что и сказать. Какое будущее у такой цивилизации?
То ли в нашей литературной традиции не принято пренебрежительно говорить о книгах. А западная цивилизация смотрит на образованность, начитанность и духовность без привычного нам пиетета. Они более практично-матереалистично-технологичны. Работь нужно, а не книжки читать. А одыхать - пиво выпить или в кино сходить. Богатым - в казино. Вот вам и весь сказ.
В общем, сложно это. Я не допускаю мысли, что они там все тупые, а мы все такие из себя высокоинтеллектуальные и духовыне. Но подобные (повторяющиеся из книги в книгу) моменты ставят меня в тупик. Я чего-то не понимаю.
Ирвин Ялом "Шопенгауэр как лекарство". Психотерапевт умирает от рака, в то же время работает с группой, а еще находит своего старого недолеченного пациента, и вот всё это варится и кипит. Сеансы групповой психотерапии перемежаются вставками из автобиографии Артура Генриховича.
На группу ходит некто Тони, тугой совершенно пассажир, не отличающий Генделя от Геделя, а Геделя от Гегеля, и уж конечно Бабеля от Бебеля)) Скажем проще, он вообще не слыхал о таких. И даже такие простые слова как "изомер" или "нимфоманка" парализуют его органы речи.
"- А Ребекка - она мой изомер...
- Твой - кто? - спросил Тони, который чуть не лежал в кресле.
- Изомер - это что-то вроде зеркального отображения, - ответила Бонни.
- Изомеры, - возвестил Филипп, - это химические вещества, обладающие одинаковым составом, но разными свойствами из-за того, что их атомы расположены по-разному.
- Спасибо, Филипп. - сказала Бонни. - Наверное, мне не стоило употреблять таких ученых слов."
"- Да за кого вы меня принимаете? Обвинять меня en passant черт знает в чем и потом говорить, что дело не во мне.
- Еn passant? - переспросил Тони.
- Еn passant, - вставил Филипп, - значит на проходе, шахматный термин, когда пешка делает первый ход на две клетки, минуя пешки противника.
- Филипп, а ты понтуешься - ты это знаешь? - спросил Тони.
- Ты спросил - я ответил, - невозмутимо ответил Филипп, нисколько не задетый. - Если, конечно, твой вопрос действительно являлся вопросом.
- Ладно, сдаюсь. - Тони обвел глазами группу. - Я, наверное, тупею. Что-то в последнее время все чаще пролетаю. А что, мне кажется или на самом деле большие слова начали проскакивать все чаще?"
Не дать, ни взять пэтэушник. Но нет, взрослый человек. И все воспринимают его нормально. Если профессор Преображенский видел всю неполноценность Шарикова и воспитывал его, то тут люди толерантно извиняются, что употребляют "ученые слова". У нас бы сказали: ты тупица, возвращайся в свой свинарник и не груби взрослым дядям и тетям, а там извиняются за то, что слишком умные. Нонсенс.
А еще на группу ходит барышня Пэм. Так она нам представляется с ума сойти какой интеллектуалкой. Все в группе относятся к ней с уважением, как же - ОНА ЧИТАЕТ КНИГИ. В это сложно поверить, но это так!
"Но хуже всего было то, что он не читал. Как гладко, как уверенно он когда-то рассуждал о литературе. Как свел ее с ума востргами по поводу "Миддл-Марча" и "Даниэля Деронда". И какой это был удар - узнать, что она обманулась, приняв обертку за содержание: что не только все его литературные ремарки были вызубренным наизусть чужими мыслями, но и список известных ему книг был не просто скуден, но и абсолютно неизменен. Для Пэм это оказалось настоящим потрясением. Как могла она влюбиться в человека, который ничего не читает? Она, чьи самые дорогие и верные друзья жили на страницах Джордж Элиот, Вирджинии Вулф, Айрис Мёрдок, Элизабет Гакселл и Антонии Байет?"
Дикая совершенно ситуация. Чувствуется голубая кровь. Она читает. Она избранная.
Иэн Макьюэн "Суббота". Описание одного дня одного нейрохирурга.
"Сам Генри, честно говоря, не предполагал, что когда-нибудь, будет жить в доме с библиотекой. Его давняя мечта - как-нибудь провести выходные здесь, растянувшись на диване, с чашечкой кофе под боком, погрузившись в чтение какого-нибудь шедевра, возможо, переводного. Какого конкретно, он не знает. Неплохо было бы разобраться, что же люди имеют в виду, вот Дейзи например, когда говорят о "великих писателях". Уже не раз он пытался решить для себя этот вопрос, но так ничего и не решил. По совести сказать, начал даже смоневаться в том, что великие писатели вообще существуют. Но выкроить час-другой для чтения удается редко, и не только из-за срочных вызовов, семейных дел и сквоша, но и потому что эти еженедельные островки свободы приносят с собой беспокойство. Он не может позволить себе целых два дня валяться - или даже сидеть - на диване. Не хочет тратить свое время на наблюдение за чужими судьбами. тем более выдуманными, хотя только что потратил некоторое количество драгоценных минут, глядя на чужую жизнь из окна. Ему неинтересно заново открывать мир - куда полезнее было бы его объяснить. Времена теперь смутные, зачем еще что-то выдумывать. Чтение пухлых романов его не вдохновляет. Сосредоточен и терпелив Генри только на работе; на отдыхе его снедает жажда деятельности. Никогда он не понимал людей, которые в выходной по четыре-пять часов торчат перед телевизором, чтобы быть в курсе событий. На этой неделе в перерыве во время процедуры (сломался микродопплер, и замену пришлось тащить из другой операционной) Джей Стросс, встав во всеь рост на фоне мониторов и шкал своей анестезийной машины, потянувшись и зевнув, сообщил, что вчера не мог заснуть, пока не дочитал до конца восьмисотстраничный роман какого-то нового американского дарования. Пероун был восхищен и смущен одновременно: может быть ему просто не хватает серьезности?
Под руководством дочери Пероун все же осилил от нчала до конца два общепризнанных шедевра - "Анну Каренину" и "Мадам Бовари". Ценой замедления ментальных процессов и потери многих часов ценного времени ему удалось полностью погрузиться в запутанный мир этих высокоинтеллектуальных сказок. И что же он из этого вынес? Что адюльтер - вещь понятная, но неправильная; что в 19 веке женщинам, которые измеяли мужьям, приходилось несладко; да еще кое-что узнал о том, на что были похожи в то время Москва, русская деревня и французская провинция. Дейзи уверяла, что гениальность проявляется в деталях: но детали оставили его равнодушным. Да, они достаточно точны; но человеку наблюдательному не так уж трудно их выстроить, нужна только усидчивость, чтобы подробно все записать. Словом, эти книги произвели на него впечатление не вдохновения, а добросовестного ремеслинничества."
Ясно? Книжку написать - это тьху, сел и написал, чего там, не мешки ж ворочать. Ну если уж хирурги (не колхозники, не шоферы-дальнобойщики, не офис-менеджеры, а медики, элита нации, высокообразованные люди) смотрят на читающих людей снизу вверх - то я не знаю, что и сказать. Какое будущее у такой цивилизации?
То ли в нашей литературной традиции не принято пренебрежительно говорить о книгах. А западная цивилизация смотрит на образованность, начитанность и духовность без привычного нам пиетета. Они более практично-матереалистично-технологичны. Работь нужно, а не книжки читать. А одыхать - пиво выпить или в кино сходить. Богатым - в казино. Вот вам и весь сказ.
В общем, сложно это. Я не допускаю мысли, что они там все тупые, а мы все такие из себя высокоинтеллектуальные и духовыне. Но подобные (повторяющиеся из книги в книгу) моменты ставят меня в тупик. Я чего-то не понимаю.