Немного о своём, о разном
Когда в твоём чудном городе весна случается разве что календарной, когда после зимней вьюги - едва ли не в тот же день, - наступает знойное, самое настоящее, пряное, пыльное лето, когда рискнёшь и потратишь уйму денег на такое взрослое, почти что булгаковское пальто, только вот выгулять его, вроде, у тебя в который раз не получится, и вот ещё даже не убран подальше огромный любимый шарф, не скомкан в подушку пуховик, в который раз не пущены по лужам письма-кораблики, апрельские вечера в предзакатье становятся таким долгоиграющим, мощным, осязаемым взрывом и наваждением. Снова напоминают тебе о том, зачем так долго ты ждала таких вечеров, и утренней зари, влетающих в комнату штор, и первых соловьёв, и этих юных, кремовых - почти что невесомых, - закатов... Совсем недавно, кажется, был новый год. Затем, в одном из пришедших апрельских писем, человек, - наверняка умудрённый опытом, поживший всяко больше твоего, - отметит странную вещь, о которой ты теперь подозрительно много думаешь. Отметит, будто время необратимо изменило свою структуру, и дело даже не в нашем возрасте вовсе, не в количестве каких-нибудь глянцевых достижений, не в толщине мемуаров, шлейфа никчёмного опыта за спиной. Дело не в том, сколько видел ты этого разного времени, и какого, а в том, что секунды будто в жизни повсюду ускорились. Их в нашей минуте осталось-то, вроде, столько же, как и несколько прежних тысяч лет, и часов в здешних сутках, но... но-во-лу-ние, девять с чем-то какого-то вечера, снова и с-но-ва месяц апрель. Апрель, однажды уже научивший любить всех тех, кто с детства привык вслушиваться в тексты песен.